Йоханнес Линнанкоски - Песнь об огненно-красном цветке

Но все это — одни только сны. Змея не укусила тебя, ты не заболел, и я даже не знала, куда ты исчез. И тогда я стала желать себе смерти. Я ждала ее день за днем, неделя за неделей и даже написала тебе прощальное письмо. Но смерть не пришла… мне надо было жить дальше.

Я была так больна, Олави… мое сердце. Я, наверно, слишком чувствительна, меня в детстве называли мечтательницей, да и теперь еще часто этим корят. Но как я могу забыть тебя и те часы, которые были для меня священны? Как мне забыть те вечера, когда я сидела на полу, обнимала твои колени и глядела на тебя? Твое тепло согревало меня, и кровь твоя вливалась в меня… ох, дорогой Олави, я дрожу при одном воспоминании об этом.

Прости мне, Олави, что я такая! Теперь, когда я поговорила с тобой и рассказала тебе о своей любви, мне опять лучше. Я благодарна тебе за все, что ты дал мне в те короткие часы. Вот только сама я была тогда еще так юна и бедна… теперь, когда я стала старше, я тоже могла бы что-то дать тебе. Как я была бы счастлива всегда оставаться с тобой. Земля стала бы для меня раем, а люди — ангелами. Я и теперь иногда очень счастлива, хотя и обладаю тобой только тайком. Тайком я желаю тебе спокойной ночи и целую тебя. Неведомо для всех ты всю ночь спишь рядом со мной, положив голову мне на руку. В последнее время мне часто кажется, что ты и в самом деле — живой, теплый — лежишь рядом со мной и шепчешь: «Моя девочка, моя девочка!» Тогда я бываю так счастлива… но потом горько плачу.

Хотела еще что-то сказать, но вдруг забыла. Это… это… ах, да, вспомнила! Я хотела рассказать тебе о самом прекрасном, о самом чудесном… о чем я тогда тебя просила. Знаешь, что это? Чудо свершилось! Только никто этого не знает. Он появился у меня в ту весну, когда я была очень больна, — и без него я не могла бы жить. Теперь ему два года. Ах, если бы ты его видел! Такие же глаза, такой же голос… он говорит точно так же, как ты. Не беспокойся, я воспитаю и выучу его как следует. Каждый стежок на его одежде сделан моими руками, он — точно принц, ни у кого нет такого ребенка! Мы с ним всегда вместе и говорим о тебе. Мне только маму жаль, она часто смотрит на меня так странно и говорит, что я заговариваюсь… бедная мама, что она знает о моем принце, о его отце и о том, что я должна разговаривать со своим ребенком…

Да, что же я еще хотела… не помню. Мне теперь так хорошо оттого, что я все рассказала. Теперь весна, весной я становлюсь веселее. Только что прошел дождь, а теперь светит солнце и поют птицы. До свиданья, мой единственный, мое лето, мое солнце!

Твой Вьюнок.

Не пиши мне ничего, так мне лучше. Я и без того знаю, что ты не мог меня забыть… а больше мне ничего не надо.

Казалось, почва уходит из-под ног Олави, а в воздухе над ним собираются тайные силы — они носятся, шепчутся и заключают против него союз.

Прежде все было ясно и просто. Никто не мог противиться его воле, никто не смел угрожать ему. А сейчас кругом была угроза — таинственная, неведомая, — он предчувствовал ее и боялся.

Он горячо и страстно трудился, в этом он видел оружие против болезни. Задумав осушить болота, он ходил из дома в дом, уговаривая каждого поодиночке принять участие в этом деле. На большом общем собрании он произнес зажигательную речь, голос его звучал как набат, каждое слово убеждало слушателей. На первом этапе он одержал победу: было решено пригласить специалиста, который исследует болото и составит план осушки. Но потом наступила долгая пора ожидания, она грозила снова его обезоружить. Надо было искать новое дело, которое потребовало бы новой борьбы. В поисках такого дела он метался несколько недель по лесу, расположенному между его и соседним приходом.

Наконец дело было найдено: надо проложить через лес новую дорогу.

Мысль была хорошая, ее, наверно, все одобрят. Это будет выгодно не только приходу Хирвийоки, но и жителям многих других приходов: путь на станцию, на мельницу и т. д. сократится на несколько миль.

Прежде чем провести общее собрание, Олави снова ходил из дома в дом, рассказывая о своей идее влиятельным хозяевам и склоняя на свою сторону строптивых упрямцев. Он начал агитацию в своем приходе, потом обошел окрестные.

— Это Инкала? — спросил Олави у девушки-служанки, ходившей по двору. И дом и его обитатели были ему незнакомы.

— Да! — ответила девушка.

— Хозяин дома?

— Нет, он еще утром отправился в Муурила.

— А когда он вернется?

— Не знаю. Но хозяйка-то знает. Пройдите в дом… на хозяйскую половину. Я скажу хозяйке, она в людской.

Олави поднялся на крыльцо.

Едва он успел войти в гостиную, как в дверях появилась молодая, стройная, светловолосая женщина.

— Добрый де…! — начал Олави, но не договорил — холод пополз у него по спине.

Женщина тоже остановилась — губы ее шевельнулись, но слов нельзя было разобрать.

Оцепенев, оба смотрели друг на друга. Словно при вспышке молнии, промелькнуло в их памяти прошлое и все, что случилось потом.

Наконец щеки женщины слабо вспыхнули и она твердой поступью подошла к гостю.

— Здравствуй, Олави! — сказала она приветливо, хотя голос ее дрогнул. — Добро пожаловать… садись!

Но Олави, точно громом пораженный, продолжал стоять.

— Ты, наверное, удивлен… встретив меня здесь, — продолжала женщина, стараясь говорить непринужденно, хотя глаза ее выдавали. — Я здесь уже четыре года.

— Уже так давно? — отозвался Олави, но больше не мог сказать ничего.

— Ты, конечно, ничего обо мне не слышал. Я кое-что о тебе слыхала, знала даже, что ты теперь в наших краях.

— Нет, я не знал. Я думал, что здесь живут чужие люди, и не ожидал, что так далеко…

— Да, это далеко, — подхватила женщина, обрадованная тем, что разговор завязывается. — Здесь все совсем иначе, чем в наших краях… Сначала мне все было непривычно, даже немного тоскливо, а теперь я привыкла. Мы часто бываем в моей родной деревне, а мать и отец приезжают иногда к нам…

— Да, твои родители! Как они поживают? Они здоровы? — с облегчением спросил Олави, его голос потеплел от воспоминаний.

— Они здоровы. Отец, правда, болел прошлой зимой, но и он уже…

В эту минуту неплотно прикрытая дверь открылась и в комнату бодро вошел мальчуган.

— Сынок! — растерянно воскликнула женщина, бросаясь ему навстречу. — Что ты хочешь, сыночек? Здесь гости, а на тебе грязный фартучек…

— Я просто так пришел, — отвечал малыш с детской решительностью, направляясь к матери.

Олави смотрел на ребенка, как на привидение. Женщина стояла бледная, держа мальчика за руку.

— Подойди… поздоровайся с дядей! — пробормотала она наконец, не зная, что делать.

Мальчик подошел, поздоровался с Олави и прислонился к его ноге, внимательно изучая лицо гостя. Как зачарованные смотрели они друг на друга.