Изабель Ричардс - Погоди, я пойму

Но все ее старания оказались напрасными. Юджин был холодно вежлив и малоразговорчив в перерыве между танцами, когда они возвращались в свою бамбуковую кабинку, которая как нельзя лучше вписывалась в тропический стиль ночного клуба. Если бы его руки не обнимали ее так нежно, прижимая к своему сильному телу, когда они танцевали под романтические мелодии вроде "Девушки из Эпонины", если бы его пальцы порой не замирали там, где начиналась ее грудь, она могла бы подумать, что он полностью безразличен к ее женским чарам.

Однако, когда они вернулись в свой номер после полуночи, Юджин ясно дал понять, что это не так, едва Саманта закрыла входную дверь. Возможно, сказалось действие бокала "Маргариты" с текилой, солью и соком лимона, который она выпила, но когда Юджин обнял ее и притянул к себе, Саманта не стала сопротивляться. Напротив, она даже приподнялась на цыпочки, чтобы быть ближе к его губам.

Предполагалось, что это будет всего лишь невинный поцелуй в благодарность за чудесные дни, проведенные на Пересе, но прикосновение губ Юджина, настойчивых и требовательных, заставило ее забыть о данных себе обещаниях.

Очень скоро он отпустил ее горящие губы, но его рука, погруженная в каштановые волосы, все еще продолжала крепко удерживать девушку. Юджин отстранился, пристально глядя ей в глаза.

- Ты передумала?

Разозленная не столько настырностью Юджина, сколько своей легкой капитуляцией, Саманта резко отшатнулась от него. Ее тщательно уложенные локоны в диком беспорядке упали на плечи.

- Ведь ты... ты же дал слово!

- Это был всего лишь супружеский поцелуй, - возразил он с невинным видом.

Саманта рванулась в свою спальню, захлопнула за собой дверь и заперла ее, жалея, что услышала легкий смешок по другую сторону. Спалось ей в ту ночь плохо, потому что в ее сновидения постоянно вторгался человек с дерзкими голубыми глазами, насмешливо глядящими на нее в упор.

На следующее утро во время завтрака, когда они с Юджином ели папайю и ананасы, Саманта вела себя очень сдержанно. Сам Юджин, казалось, не заметал ее настроения и как ни в чем не бывало просматривал англоязычное издание одной из ведущих мексиканских газет. Покончив с фруктами, Саманта решительно заявила, обращаясь к оборотной стороне газеты с таблицами котировок на Нью-Йоркской бирже:

- Я собираюсь укладывать вещи! Юджин не спеша сложил газету и положил ее на стол. Только после этого он поднял на девушку равнодушный взгляд.

- Еще рано. Пароход на материк будет только после обеда. А на самолет мы сядем недалеко от порта. Так что проведем утро на пляже.

Саманту возмутил этот безапелляционный тон еще больше, чем страстный поцелуй, который ему удалось сорвать у нее накануне вечером.

- Я слишком много загорала вчера. Думаю, мне лучше остаться в номере и почитать.

Она встала, намереваясь уйти, но рука Юджина схватила ее за тонкое запястье.

- Ты моя жена, Саманта. А моя жена не проводит свой медовый месяц за чтением у себя в номере.

Саманте хотелось возразить, что жена она номинальная, но поняла, что это бесполезно. Юджин был не тем человеком, на которого можно было повлиять вспышкой эмоций. Она не сомневалась, что он душу из нее вытряхнет, если ей хватит смелости воспротивиться его воле.

И куда только девались ее безрассудная отвага и быстрый на колкие ответы острый язычок!

Сжав губы в одну тонкую линию, она освободила запястье от его захвата.

- Я сейчас буду готова, - только и сказала она, демонстративно потирая то место, где его пальцы грубо сжали ее нежную кожу. Но глаза при этом так и полыхнули презрением. Ну и что с того? Такого человека, как Юджин Фрейзерс, не пронять каким-то взглядом. Зато этот бесчувственный болван впервые увидит ее в новом купальнике, который сам же и купил ей. Разглядывая себя в зеркале, Саманта чувствовала себя почти совсем голой. Ей бы хотелось быть повыше ростом, с более длинными ногами и пышными грудями, как у девушек из "Пентхауса". Да к тому же ей, черт побери, приходится надевать эту ужасную штуку на плечо.

Как бы там ни было, Юджин едва скользнул по ней взглядом, когда она появилась из своей спальни, и ничего не сказал по поводу купальника, верх которого едва прикрывал ее груди, а низ демонстрировал чуть ли не все ее женские прелести.

Сам он надел черные плавки, подчеркивающие его мускулистые бедра и плоский живот.

И Саманта сосредоточила свое внимание на каменных ступенях, ведущих на пляж отеля, чтобы не смотреть на его мужские достоинства, рельефно обтянутые плавками.

Они оказались одни на пляже в этот ранний час, хотя к десяти часам уже стало жарко. Юджин растянулся на песке, закинув руки за голову и не глядя в ее сторону. Саманта села в нескольких футах от него и принялась втирать в ноги крем для загара. Ее внимание было приковано к мускулистому телу мужчины, распростертому совсем близко от нее. Когда он перевернулся на живот, положив голову на руки, она неизвестно почему вскочила, уронив тюбик с кремом.

Что если она слишком разозлила его вчера вечером, когда он воспринял ее поцелуй не как неуклюжую благодарность за чудесное времяпрепровождение, а как попытку подразнить его?

Задетое самолюбие этого высокомерного типа может заставить его забыть о данном обещании! А если он только дотронется до нее, то .. От одной этой мысли у Саманты напряглись мышцы живота. Ее тревожные размышления были прерваны словами Юджина.

- Ты не намажешь мне спину кремом? - спросил он безразличным тоном.

Саманта затаила дыхание. Ей было хорошо известно, что Юджин прекрасно понимает, как действует на нее его близкое присутствие! Набравшись мужества, она опустилась на колени рядом с его загорелым торсом и выдавила змейку крема вдоль спины, остановившись на том месте, где поясница переходила в узкие бедра. Вне всяких сомнений, ей нравились эти бедра - не округлые, как у некоторых мужчин, а крепко сбитые и мускулистые.

- Я успею изжариться, прежде чем ты меня намажешь, - заметил Юджин, и впервые за это утро она уловила шутливую интонацию в его голосе.

Саманта справилась с дрожью в руках и принялась втирать крем в теплое тело. Она попыталась сохранять безразличие, но когда ее пальцы дотрагивались до мускулов, реагирующих на ее прикосновения, сердце у нее начинало биться чаще и где-то внутри разгорался огонь нестерпимого желания, грозивший вырваться из-под контроля трезвого рассудка.

Она хотела остановиться прежде, чем он заметил ее состояние, но почему-то не могла сделать этого. Вся ее решимость не уступать ни под каким предлогом, не уподобляться всем тем женщинам, попавшим под воздействие чар сенатора Юджина Фрейзерса, незаметно уходила в небытие.

- А теперь моя очередь, - сказал он.