Нора Робертс - Обожествлённое зло

- Окей. - Он спустил её на пол. - Тогда я буду смотреть, а ты принеси мне что-нибудь выпить. Ты была там в этой блузке?

- Да.

- Вот в таком виде?

Наморщив нос, она начала застегивать пуговицы. - Конечно, нет. Я совсем расстегнула её для ТВ.

- Хорошо придумала. Так почему тебя тошнило до того, как ты увидела львов?

- Терпеть не могу выступать перед публикой.

- Тогда зачем ты это делала?

- Потому что я безвольная размазня.

- Нет, воля у тебя есть. Я это знаю, потому что ты просто бесишься, когда я задеваю её. Принеси коку или что-то в этом роде, хорошо? Я ведь на дежурстве.

- Конечно. Всегда рада обслужить гостей. - Она проскользнула на кухню, а он стал искать нужную программу по ТВ. Когда она вернулась, он сидел на диване, положив ноги на кофейный столик. - Извини, но я не приготовила поп-корн.

- Неважно. - Он притянул её к себе.

- Я действительно не хочу смотреть.

- Тогда закрой глаза. Бьюсь об заклад, ты их сразила наповал. Худышка.

- Они вежливо поаплодировали. - Она вытянула ноги рядом с ним. - Миссис Атертон заставила меня вернуться и захватить какую-нибудь вещь, над которой я сейчас работаю. О, черт, я совсем забыла. Я так и оставила её там.

- Что это за вещь?

- Резьба по дереву. Руки и плечи. Твои, кстати.

- О, Боже.

- Его совершенно искреннее огорчение вызвало у неё усмешку. - Пожалуй, кое-кто из дам тоже тебя узнали. Я совершенно определенно слышала, как они захихикали. Но в основном им хотелось узнать, вырезала ли я когда-нибудь из дерева цветочки или детишек. Мне кажется, что показанные мной руки и плечи вызвали у них чувство неловкости, потому что отсутствие головы наводило, их на мысль об обезглавливании, в то время как я пыталась изобразить мужественную силу и элегантность.

- Сейчас кажется стошнит меня.

- Ты еще и не видел этой вещи. - На секунду она заколебалась, представляя себе, как он будет огорчен, затем все-таки решилась признаться. - Кэм, кто-то украл одну из моих скульптур. Ту, из ночного кошмара.

Он не шелохнулся, но она почувствовала, как он весь напрягся. - Когда?

- Должно быть вчера ночью. Наверное, подростки...

- Чушь.

- Ладно, я не знаю, что и думать. Единственное, что я знаю, так это то, что она пропала.

- Они взломали дверь?

- Нет. - Она выставила вперед подбородок. - Можешь орать, если хочешь. Я забыла запереть гараж.

- Черт побери, Клер, раз я не могу положиться на то, что ты будешь запирать дверь, мне придется поместить тебя в камеру.

- Ну хорошо, я буду запирать эту чертову дверь. - Гораздо легче было сердиться на него, чем размышлять о пропаже скульптуры. О том, что совсем рядом находится тот, кто украл её. - Я установлю сигнализацию, если от этого зависит твое счастье.

- Переезжай ко мне. - Он нежно дотронулся до её щеки.-Мое счастье зависит от этого.

Она почувствовала, как что-то словно толкнуло её изнутри и отвернулась. - Я не нуждаюсь в подобных мерах безопасности.

- Я говорю совсем о другом, Худышка.

- Я знаю. - Она с трудом выдохнула. - Рафферти, прояви себя здесь как полицейский. Найди мою статую. - Секунду спустя она заставила себя взглянуть на него. - Не торопи меня, пожалуйста. И не злись.

- Я не злюсь. Я беспокоюсь.

- Все будет в порядке. - Уютно устроившись около него, она действительно так думала. - Давай немного отвлечемся и посмотрим, как я глупо выгляжу перед всей этой публикой. О, Боже, начинается. Кэм, почему бы нам...

Он закрыл ей рот рукой.

- Звезда из мира искусства в нашем округе, - объявила дикторша. - Клер Кимболл, знаменитая скульпторша...

- Фу. Скульпторша! - У неё вырвался негодующий возглас, хотя Кэм и зажимал ей рот.

- Замолчи.

-......сегодня в доме мэра Эммитсборо. Мисс Кимболл, уроженка Эммитсборо, добившаяся известности в Нью-Йорке.

- Всякое искусство есть выражение чувств. - Когда лицо Клер заполнило экран, она переместила ладонь Кэма к своим глазам. - Искусство скульптора очень часто носит более личный характер, так как здесь художник непосредственно связан со своим произведением через материал, который он обрабатывает своими собственными руками.

- Ты потрясающе выглядишь.

- Я говорю как настоящая зануда.

- Нет, ты и говоришь потрясающе. Я просто поражен. А это я?

Она взглянула на экран сквозь его пальцы и увидела деревянную скульптуру. - Да.

- Не так плохо, - сказал он довольным тоном.

- Это великолепно. - Она раздвинула его пальцы, чтобы лучше видеть.

- Скульптура, - продолжал объяснять её телевизионный двойник, - часто представляет собой осязаемое воплощение чувств, воспоминаний, надежд, разочарований и сновидений художника. Таким способом художник с помощью модели или своего воображения как бы освобождает реальность, расширяет и воспроизводит её.

- Может, выключим звук?

- Тише!

- Характер скульптуры, будь то страстный, романтический или, напротив, холодный, зависит от настроения художника и выбранного им материала. Мои произведения - это часть меня самой, иногда лучшая часть, иногда самая мрачная. Но они всегда отражают то, что я вижу, чувствую и то, во что верю.

На экране снова появился диктор в студии.

- Теперь ты доволен? Я говорила так ужасно напыщенно.

- Нет, ты говорила искренне. Худышка, ты лепишь образы из своих снов?

- Иногда, конечно. Послушай-ка, одно интервью сегодня я уже дала. - Она обняла его и стала легонько водить пальцами по его затылку. - Я думала, мы во всем разобрались.

- Минутку. А украденная скульптура, она тоже навеяна тем твоим сном об отце?

- Возможно. Не знаю.

- Ты ведь смогла бы нарисовать то, что видела той ночью, не так ли?

- Ради Бога, Кэм.

- Ведь смогла бы.

Она закрыла глаза.

- Да, смогла бы.

ГЛАВА 26

Чип Доппер скорее предпочел бы возиться под трактором, чем сидеть в его кабине. Он никогда не любил заниматься сенокосом даже на своем собственном поле. И вот сейчас в эту чертову рань, в половине седьмого утра, ему приходилось косить траву на поле миссис Стоуки. Но его мамаша придерживалась правила, ну того, насчет добрых соседей и самаритян, а когда его мамаша соблюдала какое-нибудь правило, то всем приходилось этому подчиняться.

Хуже всего, на взгляд Чипа, то, что работа была невероятно занудной. Акр за акром, только коси и скирдуй, да еще с этим недоумком Джули Крэмптоном, едущим сзади на огромном скирдоуборочном комбайне.

Джули был каким-то троюродным или четвероюродным братом Элис, продуктом чьей-то лихорадочной любовной горячки. Около тридцати, жутко, на взгляд Чипа, действующий на нервы, но безвредный, крепкий, хотя и некрупный, с вялым, постоянно загорелым лицом. И вот сейчас он был прямо-таки на верху блаженства, разъезжая по полю, убирая скирды и распевая песни. Он пел глупейшие песни, популярные в пятидесятых годах, когда их обоих еще не было на свете. Чип подумал, что работа пошла бы лучше, если бы Джули спел что-нибудь из репертуара Роя Кларка, но вместо этого тот со своей дурацкой ухмылкой, распевал какую-то чепуху.