Константин Лапин - Непростая история

— Алло! Слушаю вас! — повторил он.

Телефон молчал. Он сказал в трубку:

— Если тебе нечего мне сказать, не звони больше!

С тех пор звонки прекратились. Конечно, это была Лера.

А жизнь продолжалась.

Кирилл отказался от внеочередного отпуска, который выхлопотал ему заботливый Павел Иванович: на работе легче забыться, да и Варю не хотелось оставлять одну, пока старушка родственница не перебралась в Москву. Впрочем, дома он бывал мало. Кончая работу, Кирилл мчался на занятия в вечерний институт: здорово выручал его мотоцикл, который удалось купить по дешевке через Лешку Шумова. А в воскресенье, посадив Варю на багажник, он выезжал куда-нибудь за город. Никогда еще брат и сестра не были так дружны.

В отделе произошли изменения: на место Одинцова пришел молоденький, только что окончивший институт инженер Демин. Невысокий, в очках со слишком большой для его кукольного, румяного личика роговой оправой, он изо. всех сил старался казаться старше, даже отпускал усики, выглядевшие пятнышком разведенной туши на его верхней губе. Представляясь, он крепко жал сотрудникам руки, не ленясь повторить каждому свое имя и отчество: Алексей Семенович. Но острая на язык Наденька тут же окрестила его Чижиком, и все в отделе, кроме влюбившейся в него с места в карьер копировщицы Люды, ласково звали инженера за спиной «наш Чижинька».

Демин начал с того же, чем занимался в отделе Кирилл, — с «малой» механизации, но насколько легче было инженеру! Там, где Малышев действовал по наитию, порою брел на ощупь, то и дело прибегая к помощи Одинцова, новичок действовал до удивления самостоятельно. Он пропадал часами на площадке, потом, окружив себя клубами дыма, до позднего вечера что-то рассчитывал и чертил, а потом знакомил главного инженера с готовыми результатами. Так было с механической лопатой для загрузки подъемника, о которой давно мечтали такелажники, с разработкой нового метода крупноблочной кладки стен... Он не боялся вступить в горячий спор с Павлом Ивановичем и нередко одерживал победу.

— Помяните мое слово, граждане: наш Чижик будет еще и старшим и главным инженером! — многозначительно говорила Наденька, когда «начальства» не было в комнате. — К тому идет!

Высокие должности мало интересовали Кирилла, но разве не видел он, как выходят за пределы стройплощадки, берутся «на вооружение» другими трестами одинцовские, а теперь уже и деминские конструкции. Это ведь не его столы-подмости, отслужившие свою недолгую службу. Новые, более совершенные подмости вытеснили их, как дипломированные специалисты уверенно теснили практиков без образования.

Если сотрудники отдела были для Кирилла как бы членами его семьи, то отдел и вся стройка стали для него вторым домом. Нет, не домом, а жизненным институтом, не менее важным и интересным, чем тот, куда он ездил по вечерам на лекции.

Все дальше и дальше шагали к горизонту башенные краны, а казалось, горизонт приближался к людям. Строительство жилого городка на окраине Москвы, собственно, не городка — целого современного города, стало бескрайным полигоном, исполинской лабораторией для самых смелых экспериментов.

Один из опытных кварталов отвели под дома, которые собирали из крупных панелей системы инженера Лагутенко. Уже не отдельные блоки, а целые панели облегченной конструкции — стены, потолки, перегорбдки — подавал кран на перекрытия. Уже не каменщики, а монтажники были безраздельными, хозяевами на участке. Комбинезоны делали их похожими на промышленных рабочих, а стройплощадка все больше напоминала многокилометровый конвейер, с которого за считанные часы сходили готовые квартиры.

— Мы с вами, Кирилл Васильевич, доживем до такого времени, когда дома будут транспортировать по воздуху на вертолетах, — приговаривал руководитель отдела. — Хор-ррошо? Роль научной организации работ возрастает еще больше, так что набирайтесь ума в своем институте!

...Где же то поле, которое Кирилл застал здесь около года с небольшим назад? Его перерезали кварталы новых жилых корпусов, широкие проспекты со стеклянными газетными киосками на углах, с шеренгами красных автоматов для продажи газированной воды перед магазинами и на автобусных остановках. Каменные громады не лезли друг на друга, не громоздились в беспорядке; простора хватало и для домов, и для ветра, и для солнца.

Кириллу нравилось, сокращая путь, проходить внутренними дворами и проездами, которые он помнил еще как стройплощадки. Не везде территорию успели благоустроить и озеленить, порою дети новоселов играли среди куч неубранной земли, бывших для них то арктическими торосами, то лунными кратерами.

Но уже была сделана остановка троллейбуса новой, продленной линии. Поджидая машину, пассажиры перечитывали надпись на доске, вмурованной в стену девятиэтажного здания из силикатного кирпича:

И раньше бывало, что на зданиях высекали имена зодчих, но чтобы фамилию простого каменщика вывели золотом на фасаде — такого не помнили седые ветераны стройки.

Инициатива установки памятной доски принадлежала комсомольцам. Кириллу хотелось, чтобы надпись была в стихах, но руководство треста запротестовало. Даже Лиля Бельская не могла пробить «стену консерватизма», как она выразилась. Однако стихи не пропали; автор прочитал их под аплодисменты присутствующих на новоселье у Петрухина. Расцеловав поэта, хозяин пообещал повесить стихотворение в рамке под стеклом.

Веселое это было новоселье, много народу собрало оно — и бесчисленную родню каменщика, и членов его бригады, и руководителей стройки! Гостям не хватало места за огромным столом, составленным из нескольких столиков, хозяин сокрушался:

— Эх, не догадался я малышевские подмости принесть, в самый раз были бы!

Громкими криками было встречено появление Драгина, не так давно ушедшего на пенсию. Старик частенько заглядывал на площадку, у многих рабочих становилось веселее на душе, когда они слышали знакомый сипловатый голос отставного прораба: «Что ж ты, Мансуров, еж тебя ешь, груз плохо закрепил?» Или язвительное замечание по адресу любезничавшей среди работы крановщицы: «Эх, Люба, Люба, нерентабельно ты ведешь себя на производстве!» И уж ни одной свадьбы, октябрин или новоселья своих строителей он не пропускал. Когда Борис Ковалев, с которым он столько раз ругался, уезжал с молодой женой Полиной на строительство Братской ГЭС, старик подарил экскаваторщику новенькую стальную рулетку в чехле.