Дафна Калотай - В память о тебе

Нина поняла, к чему клонит девушка.

— Да, вы правы, — сказала она устало. — До свидания.

Когда недовольный голос Нины Ревской наконец смолк, Дрю повесила трубку и глубоко вздохнула. Потом машинально стерла каплю кофе, застывшую на краешке кружки. Она прекрасно понимала, что глупо обижаться на клиента, но не могла успокоиться. Этот аукцион значил для нее больше, чем остальные. И дело не только в любви к балету. Дрю очень интересовало ее «русское происхождение», о котором она, в сущности, почти ничего не знала. Заинтересованность помогала ей не обращать внимания на то, что вся работа снова свалилась на ее плечи, а Ленора, как обычно, порхает вольной птицей. Не желая рисковать любимой работой, Дрю редко выражала свое недовольство вслух. Если отрешиться и посмотреть на происходящее с чуть иного угла зрения, раздражающие обстоятельства могут показаться даже забавными. Такой же подход, как оказалось, применим и в других жизненных обстоятельствах.

Проглядывая список дел на сегодня, она торопливо подчеркивала карандашом те из них, которые не должны были занять слишком много времени. Если не повезет, то на урегулирование некоторых из этих дел понадобятся недели. Экспертиза янтарных украшений была делом трудоемким и поэтапным. Справочник клейм русских ювелирных украшений, как и следовало ожидать, куда-то затерялся. Пришлось заказывать в библиотеке новый. Хотя Ленора утверждала, что приблизительная дата изготовления определена с высокой точностью, Дрю надеялась, что клейма помогут определить, из какой партии происходят эти украшения. Тогда, вполне возможно, она сможет доказать, что кулон и драгоценности Ревской первоначально составляли одно целое. Нет ничего лучше удовлетворения, которое испытываешь, разгадав сложную загадку. В мире и так слишком много неясного и неустойчивого.

Словно услышав мысли Дрю, Ленора склонилась над ней: волосы небрежно собраны на затылке в шиньон, две длинные обесцвеченные накладные пряди обрамляют лицо.

— Как дела у моего лейтенанта?

Год минул с того времени, как Дрю стала младшим компаньоном фирмы, а Ленора по привычке продолжала называть ее «мой лейтенант».

— Я только что дозвонилась Нине Ревской и сообщила ей о кулоне.

— Отлично.

Но Ленора уже отвернулась и с отсутствующим видом любовалась своим отражением в зеркале. Казалась, она даже не услышала ответа подчиненной. Впрочем, в глубине души Дрю не могла не восхищаться самообладанием начальницы, ее непринужденным поведением. Она любила наблюдать за Ленорой во время аукциона. Та двигалась быстро и плавно, мягким голосом, в котором угадывался акцент выпускницы частной британской школы, отдавала распоряжения, флиртовала с потенциальными покупателями, ловко манипулируя их страстью к коллекционированию, и те зачастую доводили сумму до заоблачных высот.

— Когда ты начнешь составлять сопроводительный текст? Мне бы хотелось увидеть, что ты сможешь накопать.

— Сейчас этим займусь.

На самом деле Дрю уже приступила к написанию заметок, которые вместе с краткой биографией Нины Ревской будут выпущены в виде брошюры, дополняющей каталог.

Развернувшись, Ленора поплыла, словно подгоняемая ветерком. Иронически улыбнувшись, Дрю отдала ей честь.

Когда четыре года назад она нашла эту работу, Ленора в шутку стала называть ее «мой лейтенант». Тогда ей не было еще и тридцати. Шло время. Дрю стукнуло тридцать два, и морщинки в уголках глаз уже не придавали ее улыбке прежнего очарования. В прошлом месяце с ее голосом что-то случилось. Он стал более глубоким, немного надтреснутым, словно нечто непонятное произошло с гортанью. Дрю совсем не понравилось подобное «возмужание» голоса. Недавно девушка за прилавком «Данкин Донатс» назвала ее «мэм». После этого Дрю прямиком направилась в универмаг «Нейман-Маркус» и купила там малюсенький тюбик лосьона для лица, который ее лучшая подруга Джен превозносила прямо-таки до небес. Прозрачная липкая жидкость обошлась Дрю в двадцать пять долларов. Впрочем, Джен разбиралась в косметике. Пару месяцев назад она втерла пахнущий жевательной резинкой крем в волосы Дрю, желая придать ее внешности «мягкости», сфотографировала подругу и, не спросив согласия, разместила ее анкету на сайте знакомств.

Дрю только посмеялась над хитростью подруги. В конце концов, Джен пыталась ей помочь. Своего жениха она тоже нашла на сайте знакомств. Дрю даже несколько раз сходила на свидания, скорее из интереса, чем с твердым намерением найти мужа. Ее единственная любовь оказалась эфемерной, наивной, сродни самообману. Хотя со времени развода прошло уже четыре года, только в последнее время Дрю начала избавляться от груза вины. Она все еще чувствовала душевный дискомфорт из-за того, что разбила Эрику сердце, но теперь считала свое поведение вполне обычным: многие люди совершают ошибки, после которых вынуждены рвать узы, которые поклялись перед алтарем хранить до конца жизни. Дрю не нравилось, что ее родители, хотя и жили теперь далеко, продолжали выказывать в отношении дочери какую-то мстительную жалость.

Помог и отъезд Эрика. После двух лет сердитого молчания и короткого периода полных негодования писем он по электронной почте уведомил свою бывшую, что полюбил другую. Не преминув заявить, что лишь временным помешательством можно объяснить тот факт, что Дрю развелась с ним, Эрик назвал свою новую подружку «уравновешенным человеком без причуд», которая «хорошо знает, что ей нужно от жизни». В прошлом месяце мать Дрю, которая, несмотря ни на что, осталась с бывшим зятем в хороших отношениях, проговорилась дочери, что Эрик сменил место работы и теперь переезжает в Сиэтл. Женщина, которая «хорошо знает, что ей нужно от жизни», едет вместе с ним.

Сейчас Дрю как никогда прежде замечала скоротечность времени. Она превратилась из девушки в женщину, даже не осознав, как это произошло. Мудрости за прошедшие годы не прибавилось, да и во всем остальном никаких перемен к лучшему. После переезда в Бостон Дрю поселилась в крошечной квартирке, расположенной в престижном жилом районе Бикон-Хилл. Подобно капелькам крови, вытекающей из небольшой ранки, квартплата увеличивалась медленно, но постоянно. При этом каждый год прибавлял новые треснувшие половицы, пятна на стенах и трещины на потолке. Только переехав в старинное здание, Дрю была счастлива начать все с чистого листа. В прошлом осталась их общая квартира в Хобокене, полная свадебных подарков. Среди них были огромные простыни, толстые полотенца египетского хлопка, ножи французской фирмы «Лагиоль» и даже кофеварка, которой они с Эриком так ни разу и не воспользовались. «Новая» мебель Дрю была далеко не новой и нуждалась в небольшом ремонте: поцарапанные колченогие стулья и стол, испачканный серой краской. На распродаже в гараже частного дома она купила перетянутый резинкой набор разнородных вилок, ложек и ножей. Она отказалась от телевизора и машины. Жизнь, которую вела теперь Дрю, убедила Эрика и других в том, что у нее не появилось другого мужчины, что она разрушила свой брак не из-за эгоизма или желания лучшей жизни. Время доказало, что она ни в ком не нуждается и способна довольствоваться малым. Дрю радовалась тому, что способна сама заменить перегоревший предохранитель. Чувство гордости вызывали у нее и скромная посуда, и книжный шкаф, выставленный за ненадобностью на тротуар и подобранный ею, и купленные на распродаже полотенца и бокалы для вина.