Герман Воук - Марджори

— Но не когда я пытаюсь выяснить, могу ли я играть, мам. Это все равно что говорить доктору о его привлекательности, когда хочешь выяснить, может ли он вырезать аппендицит.

— Вы из Нью-Йорка, мистер Эрман? — спросила мать.

— Да, мадам.

— Из Манхэттена?

— Да. Конкретно из Виллиджа. — Ноэль прикурил сигарету. На секунду он бросил взгляд на Марджори. Он откинулся на стуле, сложил руки на груди и глядел на ее мать, склонив голову.

— О, Виллидж. Зимой вы тоже ставите спектакли?

— Я поэт-песенник, миссис Моргенштерн.

— О, поэт-песенник.

Марджори вмешалась:

— В бродвейских спектаклях есть скетчи Ноэля, и публике известны десятки его песен, мама. Ты помнишь «Поцелуи дождя»? Это очень популярная песня.

— Боюсь, что нет.

— Ну, я не знаю, как же ты могла ее упустить? Это была самая модная песня 1933 года.

Ноэль вставил:

— Ну, достаточно.

Марджори сказала:

— Папа, а ты слышал? Она всегда звучала по радио, все оркестры повсюду играли ее…

— Мне кажется, — ответил отец, — времена, когда мы с мамой следили за популярными песнями, для нас давно миновали.

— Ну и какая разница? — возразила мать. — Модная песня кое-что значит. Послушай, Ирвин Берлин не бедняк.

Ноэль усмехнулся:

— Одной модной песни недостаточно, чтобы стать Ирвином Берлином.

— У тебя много модных песен, — возразила Марджори.

— Хорошо, я начну следить за вашими песнями, — сказала миссис Моргенштерн, — повторите, как пишется ваше имя?

Ноэль повторил снова.

— Ноэль Эрман, хм? Очень интересное имя. Оно мне еще не встречалось. Ну, итак, вы не еврей. Не думаю также, что были им.

— Боже мой, мама, какая разница? — сказала Марджори. — К примеру, он еврей, но по тем же причинам большинство труппы нет, и…

— Однако Ноэль, — возразила мать, уставившись на него, — означает Дед Мороз, не так ли? Никто не называл еврейских мальчиков Ноэль. У католиков вас, видимо, звали бы Пасовер.

Ноэль запрокинул голову и рассмеялся. Марджори кусала губы. Эрман сказал:

— Миссис Моргенштерн, я мог бы согласиться с вами, но я привык к Ноэлю. — Он помахал официанту: — Я должен заплатить за выпивку.

— Благодарю. Я выпила весь лимонад, и мне довольно, — сказала миссис Моргенштерн.

Но Ноэль заказал всем по новой порции. Затем он объяснил, что выберет себе имя, как только будет опубликована его первая песня.

— О, тогда это будет псевдоним, вот что, — сказал отец. — Как Марк Твен или Шолом Алейхем.

— Ну, я хотел бы приблизить переименование, и это идея, мистер Моргенштерн.

— А какое у вас другое имя? То есть, можно узнать ваше настоящее имя? — спросила мать.

После короткой паузы Ноэль ответил:

— Саул Эйрманн. Не слишком сильно изменил, как видите.

— Нет, ничего подобного, — возразила миссис Моргенштерн. — Эйрманн… Я знаю судью Эйрманна. Его фамилию писали с двумя «н».

Ноэль вздохнул и пожал плечами:

— Я пишу так же, миссис Моргенштерн. Он мой отец.

— Что? Судья Эйрманн ваш отец? — Она повернулась к Марджори. — Он брат Билли! Неужели? Ради всех святых, почему ты сразу не сказала?

— Мать, ты так много задаешь вопросов, что никто слова не может вставить.

— Не будь посмешищем. Ну! Сын судьи Эйр-манна! — Миссис Моргенштерн смотрела на Ноэля с растущей дружелюбностью. — Во всем совпадения! Почему нет, у нас в общем много знакомых. Я довольно хорошо знаю твою мать, а есть ли у тебя сестра Моника? Замужем за старшим сыном Зигельмана? Зигельман из белоснежной сухой чистки одежды?

— Это моя сестра.

— Конечно. Ну, миссис Зигельман, свекровь твоей сестры, к тому же лучшая подруга моих закадычных друзей, Белла Клайн. Я их хорошо знаю. Чудесная семья Зигельманов. Как зовут мужа твоей сестры? Хорас, не так ли?

— Хорас, — ответил Ноэль.

— Очень симпатичный парень. Очень способный. Он сотрудничает со своим отцом, не так ли?

— Он сотрудничает со своим отцом.

— Я бы не прочь потанцевать, — вмешалась Марджори.

— Ну а ты — поэт-песенник! — заключила миссис Моргенштерн. — Могла ли я подумать, Белла как-то говорила мне о старшем сыне Эйрманна, пишущем песни… Только я никогда не связывала это с именем твоего отца, я предполагала, ты тоже должен быть юристом.

— Ну, понимаете, миссис Моргенштерн, меня выгнали с юридического факультета за самую низкую успеваемость в истории Корнелла. — Ноэль выпрямился, сидя на стуле и обхватив локти.

Миссис Моргенштерн рассмеялась, затем со значением взглянула на Марджори и вновь на Ноэля:

— Не говорите мне этого, это не про вашу семью. Слишком много идей…

Марджори выскользнула из кабинета:

— Если ты, Ноэль, не хочешь танцевать со мной, я поищу того, кто будет.

Ноэль вежливо обратился к родителям:

— Вы извините меня?

— Давай, — сказал отец. — Приятного времяпрепровождения. Не сиди за болтовней с парой старых чудаков.

— Но я получил истинное удовольствие, — остановился Ноэль. Его улыбка была теплой и искренней. — Может, позже нам удастся потолковать поподробнее о Зигельманах и обо всем.

Марджори, танцуя, вцепилась в него, пугаясь холодной манеры его поведения. Она долго ждала, когда он заговорит. Один танец кончился, начался другой. Она сказала:

— Ты, несомненно, можешь быть противным, или нет?

— Повтори.

— Мы можем поболтать еще немного о Зигельманах. Так, просто поехидничать.

— Это была лишь легкая шутка. Извини, если она задела тебя.

Марджори подняла на него глаза. Он слегка обхватил ее талию, на его лице была обычная ироническая усмешка.

— Что ты ищешь, Марджи? Ты вывихнешь себе шею.

— Пытаюсь определить твою суть.

— О, это пустая затея. Ну, по лицу ничего не прочтешь. Смотри, я не грущу, не удивляюсь, не схожу с ума или что-нибудь в этом роде, если это тебя беспокоит.

— Знаешь, у меня хорошая память, — сказала Марджори, — я помню, что ты говорил о матерях. Безобразные дешевки; те же лица, что и у дочерей, только старше на двадцать лет, потерявшие красоту, но сохранившие ужасающую скуку.

— Мне твоя мать понравилась.

— Ну, конечно. Особенно, как ты ее подкалывал…

— Ну, это инстинкт. Кошка и мышка. Я бросил это занятие в восемь или девять лет, я почти забыл, как это делается.

— Мама была совершенно одурачена сегодня вечером.

— Теперь послушай, Марджори, не пытайся оправдываться за свою мать. Она хорошая. Практически великолепная. Какая для нее разница, что я был раздосадован? У нее шекспировская строгость и сила характера. Все происходило, как и должно было произойти. Я не знаю, мне кажется, я невольно выглядел искренним. Вы обе мне нравитесь.

— О, чудесно! Смешивать меня с моей матерью. Как я пала!

— Я люблю тебя, — сказал Ноэль изменившимся голосом.

Она быстро взглянула в его глаза и замолчала. Они танцевали. Немного погодя она увидела своих родителей, сидящих в раскладных креслах и наблюдающих за ней. Когда музыка окончилась, Ноэль сказал: