Николай Семченко - Что движет солнце и светила

***

Иногда мы не виделись день - два, а то и больше. Однажды мой друг намекнул, что Юрка Астахов по-прежнему пользуется Зоиной благосклонностью, и всё у них замечательно - обходятся без кофеев, разговоров о Гессе, теориях Сеченова и тэ дэ и тэ пэ, сразу в койку, a то и без нее обходятся - разве что на абажуре ещё не кувыркались. Она у него и в рот берёт, обожает это дело, а тебе разве ещё не сосала?

Я поднял руку, чтобы удалить своего друга, который меня любил и, как я теперь понимаю, хотел предостеречь от всяких сложностей, но он опередил меня - перехватил кисть и крепко её сжал:

- Что ты, Сережа? Из-за бабы! Юрка, знаешь ли, никогда не туфтит. У него этих баб перебывало - не сосчитать, он и сам в них запутается. Зачем бы ему еще и Зою в свой "дон-жуанский" список вносить, если у них ничего не было? Ты сам подумай!

Он опустил мою руку, и она сама собой снова взметнулась вверх, но меня остановили его глаза - столько в них было печали и неизъяснимой тоски, что не смог я ударить друга. Он был у меня один.

***

В небольшом селе мы с Зоей не могли пойти вместе в кино или на танцы, а потому приходилось идти в тот же Дом культуры поодиночке, чтобы уже там как бы нечаянно встретиться, причем, своими компаниями - для отводу глаз. Ну, и для того, конечно, чтобы не попасть в раздел "Светской хроники" местного радио "ОБС" - "Одна баба сказала".

- Как бы я хотела оказаться с тобой в большом городе, где никто нас с тобой не знает и никому до нас нет дела, - сказала однажды Зоя. - И гуляли бы мы с тобой по улицам, и ели бы мороженое, и если бы захотели, то поцеловались бы на глазах у прохожих - кому какая разница? Я так хочу быть с тобой рядом! Увижу тебя на улице - ты идёшь такой одинокий, неприкаянный, ещё и дороги не разбираешь: если лужа, так в неё попадаешь, и по грязи тоже напрямки. И так хочется подойти к тебе, тронуть за руку, прикоснуться к твоим усам. У, котяра мой ласковый!

Эти её прозвища - "котяра", "серый", "птенчик", "зайка" - звучали непривычно, и я никак не мог привыкнуть, допустим, к тому, что я почешу-то "кисочка усатая с во-о-от та-а-а-ким птенчиком!" А ещё Зоя обижалась, если я её никак не называл, ну там, предположим, ласточкой или мышкой, и всё повторяла, что женщина любит ушами, а мужчина - глазами, и мне никогда не понять, почему ей так нужны разные нежные слова...

***

А потом случилось так, что Зою послали в областную больницу на стажировку, а через две недели и меня - на семинар.

Бросив суску с вещами в гостинице, я тут же помчался разыскивать Зою. И нашел!

***

- Ты приехал? - удивилась она. И надолго?

- Семинар, пять дней!

- Вот как! Ученье - свет...

***

- Да плевал я на эти лекции! Хочу сейчас же, вот сию минуту похитить тебя отсюда и увести в кафе "У командора". Где ваше манто, мадам? Извольте надеть!

- Ну и фантазии у тебя, - усмехнулась Зоя, и в её глазах блеснули серебряные льдинки. - Ничего оригинальнее не смог выдумать? Тут, между прочим, все ходят на Сопку любви, с неё открывается прекрасный вид на Авачинскую бухту. А ты - к "Командору"...

- Там можно посидеть вдвоём, - робко заметил я. - У нас с тобой никогда не было романтического ужина при свечах...

- Начитался дурацких книжек, насмотрелся идиотских фильмов: ужин при свечах, - передразнила Зоя. - Но, впрочем, я не против таких ритуалов. Против лишь обстоятельства. Сегодня ничего не получится. Извини, Серёжа.

- Но ведь ты же сама хотела: большой город, нас никто не знает, мы можем делать любые глупости...

- Не сегодня, Серёжа милый. У тебя в гостинице есть телефон? Я позвоню завтра, ладно?

Мы стояли в вестибюле, мимо ходили разные люди, а один молодой человек в белом халате, пробегавший мимо уже второй или третий раз, вдруг резко затормозил, даже чуть не упал, и с улыбкой спросил Зою:

- Всё в порядке? Планы не меняются?

- Нет, нет, - поспешно сказала она. - Всё остаётся в силе.

И молодой человек побежал дальше. Зоя поглядела ему вслед, как-то очень оценивающе поглядела - так, знаете ли, женщины смотрят на античные мужские скульптуры, - и повернула ко мне лицо, и наконец улыбнулась, и сказала:

- Мы договорились побыть у нашего преподавателя дома. У него медицинская библиотека неплохая. Ты извини меня, ладно? У меня другого случая не будет...

И пошла от меня, не оборачиваясь.

***

Назавтра она не позвонила. И послезавтра тоже, и эти два дня я приезжал в больницу, где Зоя стажировалась, - то слишком рано, то слишком поздно, когда стажеров уже не было. И только на третий день Зоя позвонила мне. Не извинилась, ничего не объяснила, будто никуда и не пропадала - только и сказала:

- Давай побродим до улицам. Просто так. Как бездельники.

Но внезапно подул северный насквозь пронизывающий ветер, и посыпался сухой, колючий снег, и быстро стемнело, и в этой неуютной промозглости, казалось, вот-вот и душа застынет, сосулькой обернётся. Мы забежали в какое-то кафе, обшарпанное и тусклое. За столиком сидели две парочки франтоватые, с иголочки одетые мужчины, и с ними синие, худющие девицы с очень ярким макияжем, невольно навевающем воспоминания о новогоднем карнавале.

- Васька, - сказала одна девица, - у тебя дерьмо, а не сигареты: куришь - и никакого толку...

- Это не "Беломор", а "Филипп-Моррис", - назидательно выставил указательный палец Васька и сверкнул золотой фиксой. - Темнота ты, темнота, ничего в табаке не понимаешь! Тебе одно и нужно: чтобы горло покрепче драло...

- Ну-ну! - огрызнулась девица. - Потише не поворотах! Куда-куда, а уж горло драть не даю...

Вся честная компания так и грохнула.

Всё ясно: портовые шлюшки с кавалерами. Зоя с интересом разглядывала девиц, и в испытующем взгляде её глаз сквозило что-то застенчиводевическое, испуганное, но и восторг был, это даже странно было: она будто бы не их, этих задрипанных профурсеток, жалела, а себя - чистенькую, ухоженную, интеллигентную, соблюдающую правила и приличия.

Мы быстро выпили свой кофе, раскрошив по столику песочное пирожное.

- Ты меня посадишь на автобус? - спросила Зоя. - Провожать не нужно. Подруга знает моего мужа, вдруг увидит нас вместе, вот пересудов-то будет!

- Я в номере один, - намекнул я. - В буфете, между прочим, есть шампанское...

- Нет-нет, я что-то устала. Извини.

В общем, всё получалось не так, как мы мечтали: Зоя была занята, а я не смел на чём-то настаивать - не хотел быть навязчивым. Так и прошёл мой семинар.

А вернувшись домой, дней через пять получил письмо: "Не вини меня, милый, ни в чём, и сама знаю, что виновата, но поделать ничего с собой не могла: там, в нашем сельце, ты, такой обаятельный, умный, самый-самый, был мне так необходим, что я забывала всё на свете, а тут, в городе, нечаянно вспомнила, что кроме всего прочего есть любовь, и это не всегда постель, как у нас с тобой, и даже вовсе не обязательно постель и все эти в ней кувырканья, но, может быть, я ничего не понимаю и хочу сама не знаю чего (и вправду - чего?), ведь не безразлична тебе (правда?), и ты по мне тоскуешь (да? нет?), но этого, наверное, мало..."