Альфред Жарри - Любовь абсолютная
- Название:Любовь абсолютная
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Астрель: ACT
- Год:2010
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-064471-1, 978-5-271-26441-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Альфред Жарри - Любовь абсолютная краткое содержание
Что такое любовь? Похоть, прихоть, игра, страсть, всеобъемлющая и неисповедимая?
Включенные в книгу произведения объединены не только схожим названием и — как читатель вправе предположить — общей темой. В них — по-разному, но с одинаковой неумолимостью — автор отказывается выбирать между явью и вымыслом, приличным и непристойным, поэтическим и вульгарным, реалии вожделения земного тесно сплетаются с символическим сюрреализмом любви божественной, с манящим и обманчивым светом той далекой звезды…
Сборник «Любовь преходящая» рассказывает, как юноша входит во взрослую жизнь, как он знакомится с любовью плотской, как ищет любви иной, как всякий раз любовное томление издевательски оборачивается фарсом.
В романе «Любовь абсолютная» герой, приговоренный к смертной казни за убийство (настоящее или мнимое?), ожидая экзекуции, вспоминает свое детство и видит себя маленьким бретонцем конца XX века и Христом согласно Евангелию; сыном плотника Иосифа и непорочной Девы, Мариам, и вместе с тем, отпрыском нотариуса г-на Жозеба и его похотливой супруги, совратительницы Варии…
Альфред Жарри (Jarry Alfred, 1873–1907) — признанный классик французской литературы, поэт, прозаик, драматург, к середине XX века ставший культовой фигурой литературного и театрального авангарда Европы, США и Латинской Америки. Автор скандально известного цикла о короле Убю, к которому возводят чуть ли не все театральные течения XX века — от дадаизма и сюрреализма до театра абсурда.
В сборник вошли такие произведения Альфреда Жарри, как «Любовь преходящая» и «Любовь абсолютная».
Любовь абсолютная - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Альфред Жарри
Любовь абсолютная [1]
I
Да будет тьма [2]!
Он живет в оконечности каменистой звезды.
Это тюрьма ЛА САНТЕ [3].
В ее оконечности, где окаталоженных держат смертников, ведь он приговорен к смерти.
Окаменевшая астерия [4], астра морская, дабы цвести, — звезд зерцало — ждала лишь, когда наступит сей звездный час.
Солнце зашло по регламенту, рыбак жандармского рода сворачивает свои щупальца-удочки; велосипедист и кучер уже обернулись влюбленными самками светлячков; электрик звездной оси жестом гипнотизера, перстом указующего меж бровей, вызывает имитацию смерти.
ЛА САНТЕ подобна Аргусу [5], у которого было сто глаз.
Он живет на звездочке маленькой, в оконечности большой каменистой звезды; человек — один из цветков-присосок с руки звезды подводной морской.
Последний затылочный позвонок, распустившись — как Хекель [6]сказал бы — распустившись на один всего лишь — последний — день, усваивает общее для всех цветов движение подсолнуха.
К лампе.
Камера современно отделана и обустроена в чисто английском стиле; строгая мебель под белой блестящей краской, нежные стены.
На стенах нет никаких украшений, но к потолку подвешено солнце.
Солнце или луна — звезда: она зажигается и гаснет в положенное время.
Ни один наблюдатель не смог бы отметить ее движение автономное.
Эта звезда неподвижна.
Она благороднее всех звезд вселенной; она сама как небосвод, венец иль гильотины нож, будто последнее наложение диадемы.
Имя ее — Зенит.
И родилась она не из какой-то туманности.
А масло в этой лампаде — Человек.
Если бы в секторе смертников не досчитались кого, на каменном небосводе ЛА САНТЕ стало бы одной звездочкой меньше.
Моисей говорил о тверди небесной [7].
Человек, что под сей звездой, есть — каков бы он ни был, и каковы бы ни были обстоятельства дела его, — человек примечательный.
Он ведь создал звезду.
Не астроном: астрономы возьмутся их открывать позднее.
Скорее астролог: эта звезда загорается по причине его будущего.
Это человек вроде Бога.
По этой или же по другой причине, поскольку таково его настоящее имя, оно начертано на двери:
ЭММАНЮЭЛЬ БОГ.
Бог несколько ослеплен светилом своим.
В Морском Музее [8]Лувра можно закрыться в одном из залов с крутящимся фонарем от обезглавленного маяка.
Жирная огненная муха или светоноска с настойчивой регулярностью бьется о вашу прозрачную роговицу.
Вы мигаете в ответ на мигание огромного ока.
К счастью, оно слишком прерывисто для глаза гипнотизера и слишком ярко для зеркала-приманки.
Бог несколько ослеплен светилом своим; ему бы хотелось поспать.
И он гасит пару сигнальных огней, отраженных в море его очей.
Так дракон прячет свой карбункул, единственный глаз и сокровище змея-циклопа, дабы припасть к источнику.
Эмманюэль Бог пользуется сном, древней Летой [9], как временной вечностью.
Вечности не хватает пространственности , чтобы в тюрьме уложиться, пусть даже и звездно расколотой.
Вот почему на заре просят ее подождать во дворе.
К ней пристань, подобная укреплениям в устье реки, тянется острыми волнорезами, от опор ее мостов выступающими, навстречу городу.
Орфей [10]восстает с мехового ковра, город мурлычет под лампой, светило, сотворенное Богом земным под сводом, тянется, — полуостров земли в верхних водах , как улиточный глаз, — к небосводчатым звездам.
Звезды действующие к торжествующим, голова, как светильников глаз, умоляет освободить ее от пуповинной шеи.
Как знать, может быть, кометы, за собой оставляющие брызги-следы разрыва, ничто иное, как сыпь высвобождения ламп?
По мнению многих, кометы бесхвостые — ангелы.
Эмманюэль Бог ожидает звездного часа, когда и его голова отлетит.
…Однако, если он не убивал или если никто так и не понял, что он убивал , нет у него другой тюрьмы кроме его черепной коробки, и он — всего-навсего человек, что грезит, сидя под лампой.
II
Странствующий Христос
— Каковы ваши средства к существованию?
— У меня нет сбережений с детства, ни кола, ни двора, ни шиша, а в кошельке у меня три гроша: вот и все мои средства.
Шарль Делен[117] «Сказки и легенды славного фламандца»Один шаг внутрь улитки.
То Волхвы ли бредут на свет звезды, надиром которой был хлев, иль Аладдин, нагруженный сокровищами из подземелий сада, идет снимать с плеч дивную Голову?
Нет, это не проводник последней зари.
Он один.
И он — не аббат Фариа [12], что пробивал крепостные стены.
Ни единой морщинки на глади стены.
Есть лишь он, заключенный навечно, чьи слова ответствуют на допросах.
Он один заметит, что остановлен лишь потому, что он в пути.
Агасфер [13].
Эмманюэль Бог ведет диалог с призраком.
На самом деле — монолог, ибо персонаж легендарный способен отвечать лишь легендой своей иль молчанием и первую приберегает для судей.
Вот, что на исповеди, обращаясь к Молчанию, Эмманюэль изрекает:
— Я — Бог, и на Кресте я не умираю.
Я — немощен к смерти и недостоин мирры.
Сумрачный Бог, к замене приговоренный на время, на тайный срок, от детства до тридцати трех лет.
О сроке том ничего не известно, быть может, лишь потому, что ДРУГОЙ не пожелал — иль не смог — жить в это время .
Наверное, он воплотился, как призрак крадет скороспелое тело: лишь два пространственных контура, два временных предела, достаточно плотны для чувств.
Он не прожил со всей полнотой до тридцати в ту эпоху, зато его современники годы свои отжили, но вне временных катаклизмов.
Марии Матери Божьей на двадцать лет меньше у подножия Креста, чем Марии Матери Человечьего Сына, приспевшего к предсказанной дате.
Это дева придумала для него cripagne [14].
Я — Бог; и у меня не было детства.
Новый Адам, взрослым рожденный, я явился на свет двенадцати лет, и изничтожусь — так, чтобы не умереть в тридцать — завтра! и каждое утро являет миллионы подобных мне преходящих богов, как тысячи алтарей, мириады месс и миллиарды просфор освященных.
Я не вселяюсь — как не вселяются и они — окончательно в чьи-то тела и души. Мы исчезаем, вознесенные или подавленные, из этой юдоли, населяемой эпизодически. Есть некая вероятность того, что исчезание наше чаще всего совпадает с причастием тех, кто нас приютил, возобновив Страсть Христову.
Итак, мы, похоже, чаще всего населяем людей, заброшенных в смертном грехе, дабы в них пребывать долгосрочно, — а, может, хоть это менее вероятно, — верующих и воцерковленных: пребывание наше было бы слишком кратким для периода с двенадцати до тридцати. Но относительны годы, и живем мы во времени сжатом безмерно, и достаточно нам мгновения, дабы прожить в них всю нашу жизнь. Вне всякого — или почти — сомнения, а для меня и с уверенностью вожделенной, хоть и пугающей, мы населяем преступников закоренелых и СМЕРТНИКОВ, чтобы исчезнуть в момент их причастия непреложного за решеткой.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: