Элизабет Гаскелл - Руфь

Весь первый, очень долгий день Руфь провела тихо и спокойно, сидя без дела. Она была очень слаба и все еще чувствовала усталость после путешествия. А кроме того, она не сомневалась в том, что сумеет помочь по хозяйству, и боялась только помешать. Пребывая в состоянии прострации и неуверенности, она всматривалась в новый для нее образ жизни людей, с которыми свела ее судьба.

После завтрака мистер Бенсон скрылся в кабинете, а мисс Бенсон отнесла в кухню блюдца и чашки и, оставив дверь в салон открытой, принялась мыть их, разговаривая то с Салли, то с Руфью. У Салли нашлась работа наверху, и Руфь обрадовалась ее уходу, потому что та, пока была внизу, продолжала сурово посматривать на нее за опоздание к завтраку.

Мисс Бенсон помогала приготовить обед. Она принесла фасоль и принялась варить ее в кастрюле со свежей ключевой водой, где так и играли солнечные лучи. Мисс Вера сидела у раскрытого окна салона и толковала с Руфью о вещах и людях, о которых та ничего не знала и которых не могла представить. Так детям, бывает, дают кусочек разрезанной картинки, и ребенок недоумевает, откуда этот кусок, пока ему не покажут картинку целиком.

В центральной части этой картинки находились мистер и миссис Брэдшоу. Их дети и прислуга были дополнительными кусочками. Помимо того, Руфь часто слышала еще несколько имен. Сначала Руфь удивлялась, а потом начала уставать от удивительной манеры мисс Бенсон, без конца толковавшей ей о совершенно незнакомых людях. Но в действительности мисс Бенсон слышала голос измученного сердца Руфи, которое принималось жаловаться, как только его оставляли в одиночестве, и оно могло свободно вспоминать прошлое. Острый слух мисс Бенсон улавливал и глухие раскаты отдаленного грома — монологи и реплики в сторону, которые произносила Салли, чтобы их услышали другие.

Вдруг мисс Бенсон позвала Руфь наверх, в свою спальню, и стала что-то искать в ящичках старинного бюро.

— Дорогая моя, я была очень глупа и опрометчива. Как я рада, что вспомнила об этом еще до прихода миссис Брэдшоу. Вот оно!

Она вынула старое обручальное кольцо и поспешно надела его Руфи на палец. Та опустила голову и покраснела от стыда. Глаза ее щипали горячие слезы. Мисс Бенсон продолжала нервно и торопливо:

— Оно принадлежало моей бабушке. Тебе великовато, но тогда их так делали, чтобы написать внутри девиз. Вот, посмотри:

Я думаю, оно тебе подходит. Бери, бери! Иди и постарайся привыкнуть к нему. Представь, что ты всегда его носила.

Руфь пошла к себе в комнату, бросилась на колени перед кроватью и заплакала так горько, как будто ее сердце разрывалось на куски. Затем, точно свет проник в ее душу, она успокоилась и стала молиться. Нет слов, чтобы выразить, с каким смирением и с какой верой обращалась она к Богу. Когда Руфь сошла вниз, лицо ее было все еще мокро от слез и бледно. Теперь даже Салли посмотрела на нее иначе, чем раньше: в поведении Руфи появилось достоинство, происходившее от осознания важности цели, которую она преследовала, — счастья ребенка. Руфь села и задумалась, но теперь уже без тех горьких вздохов, которые так терзали мисс Бенсон поутру.

Так прошел день. Ранний обед, ранний чай, казалось, нарочно удлиняли его, хотя и без них он казался Руфи длинным. Единственным необыкновенным происшествием оказалось отсутствие вечером Салли, — к величайшему удивлению и отчасти негодованию мисс Бенсон, служанка исчезла.

Поздно вечером, когда Руфь ушла к себе, это отсутствие объяснилось. Руфь распустила свои длинные, волнистые блестящие волосы и стояла посреди комнаты, погруженная в раздумья. Вдруг кто-то сильно постучал в дверь: этот звук был совсем не похож на удары нежных пальцев. Суровой походкой судьи вошла Салли, держа в руках два вдовьих чепчика из самой грубой ткани и самой простой работы.

В осанке самой королевы Элеоноры, подносящей кубок прекрасной Розамунде, не могло выражаться больше неумолимой решимости, чем в фигуре Салли в эту минуту. Она подошла к прекрасной, удивленной Руфи, стоявшей в длинном белом легком одеянии, с чудными, распущенными каштановыми волосами, в беспорядке падавшими на ее плечи, и заговорила:

— Миссис или мисс, может быть, — кто знает? — у меня есть кое-какие сомнения насчет вас. И я не хочу, чтобы хозяин и мисс Вера отвечали за вас или чтобы позор коснулся их. Вдовы носят вот такие чепцы и обрезают волосы. Обручальные кольца могут и не носить, а вот волосы обрезают всегда. Я не привыкла делать дела наполовину. В День святого Михаила стукнет ровно сорок девять лет, как я служу здесь, и я не хочу позора из-за чьих-то там прекрасных локонов. Садитесь-ка и дайте мне вас остричь. И чтобы завтра вы прикинулись честной вдовой в чепце, как положено, а не то я уйду из дому. И что это случилось с мисс Верой? Не было леди благонравней, а тут ее словно заговорили. Нет, не понимаю! Все! Садитесь сюда, сейчас я вас остригу!

Ее рука тяжело опустилась на плечо Руфи, и та покорно села на стул — отчасти напуганная старой служанкой, которая только теперь проявила себя такой мегерой, а отчасти потому, что ей было все равно.

Салли взяла огромные ножницы, всегда висевшие у нее сбоку, и принялась немилосердным образом состригать волосы. Она ожидала протестов и даже сопротивления и была готова разразиться ужасным потоком проклятий при первом их проявлении, но Руфь сидела смирно и безмолвно, покорно нагнув голову под чужой рукой, которая резала ее чудные волосы так коротко, точно стригла мальчика. Еще задолго до конца у Салли мелькнула мысль о том, что едва ли так необходимо задуманное. Но было уже поздно: половина головы оказалась уже острижена и надо было отрезать остальные локоны. Когда Салли закончила, она взяла Руфь за круглый мягкий подбородок и посмотрела ей в лицо. Она вглядывалась в него, надеясь прочесть то неудовольствие, которое не выразилось в словах. Однако увидела только большие спокойные глаза, которые смотрели на нее грустно и кротко. Эта безмолвная и вместе с тем не лишенная достоинства покорность тронула Салли чуть ли не до раскаяния в своем поступке, хотя внешне она и не сочла нужным показать перемену в чувствах. Наоборот, Салли постаралась скрыть свое смущение. Нагнувшись, Салли не без восхищения поглядела на отрезанные длинные косы, подобрала их и сказала:

— Я думала, что увижу слезы. А что, локоны-то хороши! Ты была бы права, если бы не дала мне их отрезать. Но, понимаешь ли, мастер Терстан в некоторых делах смыслит не больше младенца, а мисс Вера позволяет ему поступать, как он хочет. Значит, остается только мне выручать его из беды. Спокойной ночи! Я слыхала много раз, что длинные волосы носить вредно. Доброй ночи!