Юрий Нагибин - Юные годы

— Да, спортом пренебрегать не следует. Он развивает, закаляет, очищает, продувает, облегчает, — назидательно проговорил Алик.

Татьяна улыбнулась.

— Алик, твои следы? — спросил Сомов, указывая на две длинные голубые полосы.

— Это нетрудно, все дело в решимости, — глубокомысленно произнес Костя. — По-моему, я мог бы сделать то же самое. Но вот решимости мне не хватает.

Алик засмеялся.

— К речке! — крикнула Татьяна и, оттолкнувшись палками, помчалась к трамплину. Выждав несколько секунд, Алик понесся следом за ней.

Костя замешкался, глядя вниз. Колеи, проложенные лыжниками, вились среди торчащих из-под снега ветвей кустарника, затем пробегали узкой расселиной между двух елей, исчезали, словно обрываясь, за бугром над падью и снова возникали, едва приметно, далеко внизу, за кочкой трамплина.

И тут Костя удивительно отчетливо, до холодного сжатия в груди, представил себе, как несется в пропасть между кустами и деревьями в слепом, не подвластном его воле полете — несется, близорукий и беспомощный. Он махнул рукой и покатился по безопасному пологому спуску, нелепо размахивая палками.

Первыми шли Алик и Татьяна. Они шли удивительно легко; она обычным русским шагом, он финским. По снегу бежали их длинные прозрачные тени.

— Какие у нас стройные тени, — сказала Татьяна.

— Ты самая стройная девушка на свете, — не задумываясь, ответил Алик.

В другой раз ему не прошел бы даром этот пошлый комплимент, но удовольствие от их согласного, четкого и быстрого бега было настолько сильным, что Татьяна только натянуто улыбнулась и обошла Алика. Тот легко нагнал ее, и они снова пошли рядом.

За ними метрах в тридцати следовал Костя, Он с детства не ходил на лыжах и теперь бежал с непомерным усилием каждой мышцы, с ненужной затратой дыхания и силы. Но слезящимися от ветра глазами он видел впереди фигуру Тани и не ощущал усталости.

Заснеженное ложе реки. Самой реки не видно, осталась лишь узкая черная полоска воды между нависшими над ней корочками льда. На берегу стоят толстые, приземистые дубы, их морщинистая кора расписана снежным узором. Лыжники вышли к реке. Татьяна поглядела на живую полоску воды среди мертвой прозрачности льда и, зябко поеживаясь, невольно придвинулась к Алику.

— До чего здесь красиво! До чего чудесно! — шумно восхитился подоспевший Костя. — Какая жизненная сила у этой воды! Нет, до чего…

— Нет, теперь уж не чудесно, — отозвалась Татьяна, отстраняясь от Алика. — Ты все испортил.

Подошли Сомов с Ларисой.

— Костька уже здесь! — воскликнула Лариса. — Товарищи, обратите внимание — человек впервые встал на лыжи.

— Он летел на крыльях любви, — сказал Сомов.

— Почему ты придираешься ко мне? — спросил Костя Татьяну.

— Не будь смешон, — ответила она.

— Костя, хочешь, я тебе открою секрет, как пользоваться успехом у девушек? — сказал серьезно Алик. — Никогда не будь смешон. Можешь быть каким угодно, даже грубым, только не будь смешным.

— Если так, Костя умрет холостяком, — заметил Сомов.

— Неужто я действительно так смешон? — задумчиво спросил Костя.

— Ты крикун, — холодно пояснил Алик. — Только что кричал о жизненной силе этой речки, а вода не замерзает потому, что в нее стекают отбросы с костяной фабрики. Вот тебе и жизненная сила. — фу, — сказала Татьяна, — я предпочла бы этого не знать!

— Я, пожалуй, могу согласиться, что моя восторженность смешна, — медленно, в раздумье произнес Костя, — но, знаешь, твоя боязнь показаться смешным — просто ужасна. Так можно совсем-совсем себя засушить. Да, — повысил он голос, — моя манера говорить громко тоже смешна, но говорить, как ты — вполголоса, словно исподтишка — противно. Ты бы хоть раз громко заявил о себе, завопил, что ли!

— Эго-го-го!.. — закричал Алик. Голос у него был высокий, звонкий и удивительно чистый по тембру. Вначале, поглощенный далью, он звучал потерянно-тихо, но, отраженный пространством, вдруг разлетелся широко и призывно. Все захлопали в ладоши. Татьяна пристально глядела на Алика.

— Для того чтобы заслужить уважение такого человека, как ты, не жалко горла, — сказал Алик, когда замолкло эхо.

— Черт, — восхитился Костя, — как это у него все ладно получается!

— Ты безнадежен, — с досадой проговорила Татьяна. — Нельзя быть всегда таким справедливым.

Костя несколько минут размышлял, протирая очки. Затем поднял на товарищей внимательные близорукие глаза.

— Это маленькая справедливость, но я могу сказать о большой. Наше поколение не прошло проверки войной, мы еще учились в школе. Но знаете, как я определяю человека? Я стараюсь представить, как бы он себя показал, ну, скажем, под Сталинградом, на длительном испытании. Вот в Сомове я уверен…

Алик побледнел, затем лицо его покрылось пятнистым румянцем.

— Ну-ну… — строго прервала Костю Мальшина. — Мы не для этого сюда приехали.

— Братцы! — крикнул Сомов. — А не пойти ли нам чайком обогреться?

— И водочкой, а, Сомик? — подмигнул Алик, мгновенно овладев собой.

Сомов смутился.

— Брось, я только по большим праздникам. Нет, правда, я приметил чайную у дороги.

— Веди нас, Сусанин, — сказала Мальшина.

Компания вытянулась в ленту по берегу речки. Костя не последовал за товарищами. Им овладело какое-то острое, непонятное чувство. Он попытался найти его источник. Татьяна? Нет, не то… Чувство выросло и стало определенней: недовольство собой. Он выждал, пока лыжники не скрылись за поворотом реки, быстро вскарабкался по откосу берега и побежал старым следом к холму.

С пологой стороны он взобрался на холм. Если взглянуть себе под ноги, а затем постепенно перевести взгляд, то крутизна не покажется такой страшной. Но если мгновенным взором глянуть туда, где кочкой торчит трамплин, то колени тут же сведет слабость, а в сердце откроется холодная пустота. Костя снял очки, протер стекла и, выждав несколько секунд — не прекратится ли дрожь в коленях, — махнул рукой и ухнул вниз, отведя назад палки.

Он слышал хруст веток под лыжами, мелкие кусточки можжевельника бросались ему под ноги, цепляясь за валенки, сбивали с пути. Костя знал, что их следует сгибать, но даже не пытался этого делать. Он не думал, что ускорение будет столь стремительным и совсем лишит его власти над своим телом. Вдруг перед ним вырос черный ствол дерева. «Посторонись!» — хотел крикнуть Травин, но не успел. Ствол кинулся ему навстречу. Выбросив вперед руки, Костя немного ослабил силу удара. На лбу, упруго натянув кожу, вскочила огромная шишка. Он достал из кармана пятак, приложил ко лбу и с лыжами под мышкой стал карабкаться на холм.

При новой попытке Костя упал у самого начала спуска. Во всем виноваты были палки. Они лишь волочились по снегу, создавая обманчивое чувство опоры. К черту палки, надо рассчитывать только на себя!