Николай Семченко - Что движет солнце и светила (сборник)

— Искусством интересуетесь?

Людмила вошла, неслышно ступая по мягкому ковру. В руках она держала черный лакированный поднос: три красные чашки с кофе, горка прозрачно-желтого печенья, до того хрупкого и на вид легкого, что, кажется, вздохни — и оно рассыплется, взмоет в воздух цветочной пыльцой, и графинчик стоял, в котором янтарно поблескивала жидкость, искорки так и дробились о хрустальные грани; на малюсеньких блюдечках лежали розоватые пластики буженины, огурчики, елочки укропа, крошечные кусачки хлеба, намазанные маслом, сверху — по нескольку зерен красной икры, присыпанной зеленью.

— Чем богаты, тем и рады, — улыбнулась Людмила. — Вы уж извините, все на скорую руку…

— Ну что вы? Да зачем все это? — засмущался Андрей.

— А затем, что вы — гость, — наставительно подняла указательный палец Людмила. — Живем мы скучно, замкнуто, никаких новых впечатлений. Спасибо, вы пришли, есть повод посидеть просто так…

— А я вам не помешаю? — спросил Александр, войдя в комнату. — Уже воркуете, как голубки…

Александр переоделся. На нем был желтый халат, подпоясанный чем-то вроде бечевки с кисточками.

— Не-е, мы решили сообразить на троих, — отозвалась Людмила. Классический вариант!

— Одна женщина, двое мужчин — это классический вариант? — наигранно усомнился Александр и подмигнул Андрею. — Ну что ж, проверим…

Он разлил янтарную настойку, чокнулся со всеми, сказал непонятное Андрею слово «прозит!» и, блеснув ослепительно белыми зубами, одним махом сглотнул содержимое своей стопочки. Людмила, жеманно отставив мизинец, чуть пригубила настойку и тут же, всплеснув руками, будто хватала кипятка, выдавила из себя стон со слезой: «О-о-о, бля!»

И по второй, и по третьей стопке выпили. Говорили о том о сем, о разных пустяках, пока Александр не переключил их внимание на телевизор:

— Не, вы только гляньте, как они эту бабу вертят! Высший класс! Андрей специально сел к телевизору спиной, чтобы его не смущала вся эта белиберда. А Людмила, взглянув на экран, взвизгнула и подтолкнула Андрея локтем:

— Глянь-ка! Я б так, наверно, не смогла… Андрей обернулся, ошалел и, мгновенно покрывшись потом, опустил глаза:

— Да ну их! Срамота, ей-богу.

— Не сумела бы так, говоришь? — подхватил заявление жены Александр. — А проверить не хочешь?

— С вами, что ли? — игриво повела плечами Людмила. — Да вы и пяти минут не продержитесь, не то что эти мужики. Вот уж самцы, так самцы!

— Андрей, слышишь? Нас оскорбляют! — Не оскорбляют, а сомневаются, поправила его Людмила и посмотрела на Андрея долгим, затуманенным взглядом. Тот молчал, не зная, как себя вести.

— Ты не стесняйся! — ободрил его Александр. — У нас с женой вполне современные отношения. То, что нравится ей, нравится мне. И наоборот. Чего хочет женщина, того хочет Бог. Слышал такую поговорку?

— Да ну вас, — отмахнулся Андрей. — Шуточки какие-то дурацкие!

— Вовсе нет, — серьезно сказал Александр. — Ты чего вскочил? Сядь, успокойся. Мы люди цивилизованные, вполне культурные, да и сам видишь — не бичи подзаборные…

— Пойду я от вас, а? — Андрей снова встал и нерешительно посмотрел на Людмилу. — Какие-то шуточки у вас странные…

И тут Людмила расхохоталась. Андрей с облегчением подумал, что шутка и в самом деле слишком затянулась, женщина не выдержала первой и сейчас об этом объявит.

— Дорогой Андрюша, извини, пожалуйста, — сказала она, смахивая набежавшие слезы. — У меня муж недотепа. Он, дубина, должен был сразу предупредить: у нас шведская семья.

Что-то такое Андрей об этом слышал, но наверняка не знал: то ли это когда без регистрации, нерасписанные, живут, то ли, наоборот, законные супруги, но каждый — сам по себе. Или что-то другое? Показаться неосведомленным ему не хотелось — и так за простофилю принимают, — потому он постарался изобразить на лице равнодушие. И брякнул, как ему показалось, совершенно нейтральное:

— Ну и что? Мне-то какое до этого дело?

— Приглашаем тебя в свою семью, — со значением сказал Александр. — Дошло наконец?

— Спасибо, у меня своя есть, — ответил Андрей и снова затревожился: Что-то я вас никак не пойму. Вроде хорошо сидим. Чего еще надо?

Людмила наклонилась к мужу, что-то шепнула ему, и тот кивнул в ответ. Она вышла.

— Ишь, пошла кофе готовить, — хмыкнул Александр. — Очень ты ей, видно, понравился. Для меня она не стала бы так ж…й крутить.

Андрей не знал, что и ответить. Александр задумчиво смотрел на него, покачивая шлепанец на ноге, лениво стряхивал пепел в фарфоровую пепельницу и наконец спросил:

— А может, ты импотент?

Андрей не успел ни удивиться, ни разозлиться, ни придумать какую-нибудь колкость в ответ, потому что вошла Людмила и, не скрывая, что слышала вопрос мужа, защебетала:

— Саня, кончай дурачиться! Мужчина и так Бог знает что думает. Давайте, мальчики, попьем кофе с замечательным бальзамом, — слово «замечательный» она выделила особо и со значением посмотрела на Александра. — Мы им редко кого угощаем. Большой дефицит! Ни за какие деньги не купишь. Правда, вкус несколько специфический…

Не переставая щебетать, она пододвинула Андрею чашку кофе, блюдечно с печенюшками-финтифлюшками и ободряюще прикоснулась к его плечу: — Не обращайте внимания. Это были шутки. Дурацкие. Кофе был с каким-то слишком горьковатым привкусом, но поскольку хозяева пили свой напиток с явным удовольствием, Андрей решил, что просто мало что понимает в городских нравах н вкусах. Наталья заваривала обыкновенный грузинский чай, которого успела накупить до очередного подорожания. Килограмма три сероватой трухи без вкуса и запаха. Но с сушеными ягодами смородины, листьями малины и чабреца он получался ничего, даже можно пить.

То ли от кофе, то ли от выпитой еще раньше настойки Андрея стало клонить ко сну. И ничего поделать с собой он не мог: ресницы слипались, будто их клеем залило, а голова медленно наполнялась чем-то тяжелым и жгучим. Он хотел встать, но не смог.

— Гость устал, — сказала Людмила. — Помоги ему раздеться. Пусть отдохнет…

Последнее, что Андрей почувствовал, — ласковые, убаюкивающие, совсем не мужские прикосновения, а потом — темнота, отупение, пустота. Ему чудилось, что его облепило что-то теплое, живое, и сам он — липкая, сладкая масса, какая получается, если долго держишь в руке карамельку, — н все это перекатывалось, пузырилось, клеилось-расклеивалось, смешивалось, н внутри него что-то напрягалось, зажигалось, но вскоре бессильно гасло, и снова волна жара, растворение. ошеломительные подъемы и спады, тоска и восторг, и то холодные, то горячие касания каких-то неведомых существ, которые рычали, визжали, стонали и что-то пытались ему сказать, но он не понимал их языка. Это продолжалось бесконечно долго, и он измучился, томимый маленьким, хищным зверьком, который был то ласков, как кошка, то мгновенно, на долю секунды впивался в плоть и, разжав острые зубки, прикасался мягко и бережно.