Энн Эдвардс - Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару

Опасаясь возможных пересудов, Джон и подумать не мог оставить работу под любым предлогом, кроме слабого здоровья. Хотя еще в 1936 году понял, что в фирме «Джорджия Пауэр» он достиг потолка своей карьеры. Тогда же ему предложили должность в железнодорожной компании с перспективой дальнейшего роста. Но в это время роман «Унесенные ветром» выходит в свет и интересы Джона отходят на второй план.

В 1948 году поток писем от поклонников романа сократился до размеров ручейка, хотя с начала войны не было дня, чтобы где-нибудь не демонстрировался фильм или не выходила бы из печати книга. Все дело в том, что, возможно, под влиянием войны случилась удивительная вещь: и фильм, и книга стали легендами при жизни одного поколения, и, наверное, поэтому новые поколения зрителей и читателей были убеждены, что и сам автор «Унесенных ветром» должен быть личностью легендарной. И что даже если он еще и жив, то уж наверняка ужасно стар.

Списки бестселлеров были заполнены книгами о войне и о тех, кто выжил. Вновь возросшую сразу после войны популярность романа Маргарет Митчелл сведущие в литературе люди относили за счет его созвучности переживаемому миром периоду — войне и ее последствиям. Хотя при этом многие читатели были убеждены, что книга написана женщиной, жившей в XIX веке.

Объемы продаж возрастали из года в год, особенно за счет дешевых изданий, и спрос на книгу был велик как никогда. Но Пегги могла больше не беспокоиться о том, как защитить свое уединение от посягательств любопытных.

Осенью 1948 года она, однако, почувствовала, что есть все основания для беспокойства в отношении Реда Апшоу. После более десяти лет молчания до Маршей стали доходить слухи о нем. Рассказывали, что войну он провел в торговом флоте и стал теперь законченным алкоголиком и бродягой, что его видели в нескольких городах Юга и что он якобы писал их общим знакомым и спрашивал, чем сейчас занимается Пегги и почему ее телефон исчез из городского справочника. Эти знакомые написали Реду ответное письмо по адресу, указанному им самим, сообщив, что Марши по-прежнему живут в Атланте, но письмо вернулось с отметкой «адресат неизвестен».

Холодным, ветреным воскресным днем в ноябре 1948 года Пегги решила составить новое завещание, взамен прежнего, написанного ею в 1936 году. В итоге получился документ на пяти страницах, написанный в произвольной форме простым, не юридическим языком и больше похожий на письмо, поскольку все наследники назывались в нем уменьшительными домашними именами.

По словам Стефенса, Пегги позвонила ему за несколько дней до своего визита, и они несколько раз подробно обсуждали его и ее финансовое положение. Пегги была удивлена, говорил Стефенс, узнав, что все деньги, которые он получил за оказание юридических услуг сестре, шли в доход их семейной фирмы, одним из совладельцев которой был также и их дядя по отцу, и что благосостояние Стефенса никоим образом не улучшилось благодаря знаменитой и небедной сестре: все его деньги были заработаны им главным образом на сделках с недвижимостью.

Стефенс, кроме того, утверждал, что тогда же Пегги выражала желание, чтобы в случае ее смерти все ее личные бумаги были уничтожены, в том числе рукописи и черновики. Однако в завещании она об этом даже не упомянула.

Величайшей заботой Пегги в это время были Бесси и ее дом, закладная на который хранилась у Пегги. Долг по закладной составлял 800 долларов, и Пегги хотела быть уверенной, что в случае ее смерти Бесси получит свой дом свободным от долгов. В своем завещании Пегги дважды оговорила это условие.

Наследство, оставляемое ею, нельзя было назвать щедрым, за исключением, пожалуй, доли Маргарет Бох, которая получила от Пегги небольшую ежегодную пожизненную ренту. Остальным же — Бесси, ее дочери, племянникам Пегги, племянникам и племянницам Джона, ее крестникам и сыну Августы Диаборн — были оставлены суммы чисто символические — от 100 до 1000 долларов — или подарки на память, как, например, Историческому обществу Атланты и библиотеке Маргарет Митчелл в Фейетвилле.

Вся оставшаяся собственность была поделена таким образом, что три четверти ее отходили Джону, а четвертая часть — Стефенсу. Все права на роман, личный архив Пегги, домашнюю обстановку и личные вещи наследовал Джон.

На последней странице завещания под ее личной подписью приведены имена трех свидетелей. Но учитывая, что день был воскресным, сомнительно, чтобы завещание было заверено ими в тот же день.

Интересно в этом завещании то, что, во-первых, Пегги не упомянула в нем о своем желании ликвидировать архив, что впоследствии привело к самым ожесточенным спорам. А во-вторых, права на «Унесенных ветром» она передала Джону Маршу, человеку, уже тогда стоявшему на пороге смерти, не указав при этом, кто наследует после Джона. Для дочери юриста, а она всегда гордилась этим обстоятельством, всю взрослую жизнь прожившей, имея дело с буквой закона в области авторских прав, подобное упущение было по меньшей мере удивительным. Ведь поскольку сам Джон еще не написал завещания, это означало, что если Марши умирают одновременно, то любые «бессовестные мошенники», которых Пегги всю жизнь опасалась, могут вмешаться и, утверждая, например, что они — дети Маргарет Митчелл, возможно, от первого брака, предъявить свои претензии на ее собственность. А если дело дойдет до суда, процедуры весьма дорогостоящей, то это создаст огромные проблемы для ее ближайших законных наследников — Стефенса и двух его детей.

В январе 1949 года на имя Пегги пришел конверт, в котором находилась вырезка из газеты. Вскрыв его, Маргарет Бох засомневалась: следует ли ей отдать это послание Джону, который был не совсем здоров? В конце концов она отдала конверт самой Пегги, предупредив, что речь идет о ее первом муже. Рука Пегги дрожала, когда она брала конверт.

— С вами все в порядке? — спросила Маргарет Бох, когда Пегги, прочитав газетный листок, положила его на стол.

Пегги не ответила. Минуту-другую она сидела не двигаясь.

— Вы прочли это? — спросила она секретаря.

— Да, — ответила та.

— Какая ужасная смерть, — тихо проговорила Пегги, затем встала и ушла в свою комнату и не выходила до конца дня.

Маргарет Бох не знала, что делать с этой заметкой. Она просто наклеила ее на бумагу и подшила в папку с газетными вырезками, которые собирала Пегги последние тринадцать лет, на букву «А» — Берриен Киннард Апшоу.

«Январь, 13, 1949. Галвестоун, Техас.

Возможно, что Б. К. Апшоу, разбившийся насмерть при падении с пятого этажа отеля в среду, был болен, сообщил работник Армии Спасения, разговаривавший с Апшоу незадолго до его смерти.

Миссис Уна Дин, старший сержант корпуса, сообщила, что этот сорокасемилетний моряк во вторник потерял сознание, когда в доме Армии Спасения с ним случилось «что-то вроде припадка». Придя в себя, он был удивлен и утверждал, что не может вспомнить свое имя.