Джудит Гулд - Творящие любовь

Это открытие было последним штрихом, заставившим ее почувствовать свою значимость. Так вишня, венчающая мороженое с фруктами и орехами, придает завершенность блюду. «Прабабушка носит фамилию Хейл, и я одна из них», — с гордостью подумала девочка.

Элизабет-Энн сняла весь Тропический зал, поэтому они были вдвоем. Зеркальное великолепие расположилось на восемнадцатом этаже, и Дороти-Энн считала это место самым замечательным на свете. Журчанием воды в фонтанах, множеством экзотических растений и высокими пальмами ресторан воссоздавал атмосферу тропиков. Крики сидящих на жердочках яркой расцветки попугаев и бледных какаду довершали картину.

Ленч проходил под аккомпанемент струнного квартета. Их обслуживал усатый метрдотель, ему помогали два подобострастных официанта. Еда была простой, но изысканной: салат из крупных креветок, красный салат-латук с авокадо, омары и соте из зеленого шпината. Элизабет-Энн и Дороти-Энн болтали, пока девочка с удовольствием опустошала тарелки, не оставив даже шпината.

На десерт официант и метрдотель принесли украшенный глазурью именинный торт. Сияли расставленные по кругу девять свечей. Следуя церемониалу, его поставили перед Дороти-Энн, квартет заиграл «С днем рождения!», а Элизабет-Энн запела неожиданно чистым и мелодичным голосом.

Потом принесли французское ванильное мороженое и бутылку охлажденного «Дом Периньон». Прабабушка разрешила Дороти-Энн выпить полбокала неразбавленного шампанского. С десертом было покончено, музыканты ушли, и они остались одни. Шум фонтанов и голоса птиц стали слышнее. Прабабушка посмотрела в другой конец зала, и Дороти-Энн проследила за ее взглядом. Двое мужчин с кейсами направлялись к их столику.

— Джентльмены, — произнесла Элизабет-Энн с горделивым жестом, — разрешите вам представить мою правнучку, мисс Дороти-Энн Хейл.

Джентльмены посмотрели вниз, на нее, и протянули руки, обтянутые сухой тонкой кожей. Дороти-Энн осталась сидеть и вежливо ответила на рукопожатие. Обоим уже исполнилось по шестьдесят, а одинаковые седины и костюмы в тонкую полоску довершали сходство.

— Мистер Бернштейн, мистер Моррис. Садитесь, пожалуйста.

Мужчины подчинились, поставив свои кейсы рядом со стульями. Локти Элизабет-Энн лежали на столе. Сплетя пальцы, она посмотрела на правнучку и перешла к делу.

— Мистер Бернштейн и мистер Моррис — адвокаты.

Девочка выглядела испуганной, и прабабушка засмеялась:

— Не смотри так на них, дорогая. Они не собираются тебя арестовывать, — быстро сказала она. Улыбнувшись, Элизабет-Энн сделала глоток кофе. Потом выразительно посмотрела на Дороти-Энн поверх чашки: — Они только собираются вручить тебе подарок.

— Любимая!

Голос, казалось, выплыл из водоворота озвученных цветных воспоминаний.

— Любимая…

Мягкий голос, Дороти-Энн хорошо знала и любила его. Она открыла глаза и оказалась в настоящем. Ей пришлось потрясти головой, чтобы прийти в себя.

— Проснулась, милая? Мне показалось, что ты разговариваешь во сне.

— Нет… Нет, я всего лишь задремала. Теперь все в порядке. — Она ободряюще улыбнулась Фредди, хотя на самом деле и не была уверена, действительно ли это так. Только что Дороти-Энн вернулась на одиннадцать лет назад, она была на Манхэттене. Прошлое казалось таким реальным… Может быть, этот разговор ей только снится… Но нет, за окнами машины мелькали все те же поля. И так же болело сердце.

— Мы почти приехали, дорогая.

Женщина посмотрела на мужа, постаралась улыбнуться и снова отвернулась к окну. Интересно, сколько она проспала? По всей видимости, не так мало. Вечереет, и Фредди уже свернул с трассы. Но Дороти-Энн не чувствовала себя отдохнувшей.

Небо потемнело еще больше, на горизонте собрались низкие, быстро бегущие грозовые облака, напоминающие рисунок углем. Желтоватые и грязно-коричневые отблески окрашивали их края, словно солнце старалось вырваться из плена.

— Надвигается буря, — заметил Фредди. — Да, неважно все это выглядит.

Он зажег сигарету, затянулся, и оранжевая точка засветилась в сгущающейся темноте.

Внимание Дороти-Энн неожиданно привлек дорожный указатель, показавшийся впереди. Облупившийся, старый экземпляр поп-арта, появившийся задолго до того, как само это слово начало путешествие по свету. Большой, прямоугольный, украшенный сверху выцветшей короной. Маленькие шарики, венчавшие ее, давно обломали, а позолоту смыли дожди и унес ветер. Теперь корона напоминала острый зуб, пытающийся откусить кусочек неба.

Указатель приблизился, и Дороти-Энн прочитала выцветшую, но все же сохранившуюся надпись.

«Хейл, гостиница для туристов».

Надпись появилась здесь намного раньше, чем отели «Хейл» выросли по всему свету, словно грибы после дождя. И задолго до того, как одна из высоколобых дизайнерских команд с Мэдисон-авеню придумала изящно переплетенный двойной вензель «ОХ». Этот мотель был началом.

Они уже проехали мимо, и приют туристов остался сбоку от дороги, да он и не заслуживал больше одного взгляда. Тысячи подобных заведений расположились по всей стране по обочинам дорог, подобных этой, старых и не использующихся после того, как построили новые скоростные трассы. Это было еще одно скопление ветхих домиков, отделенных друг от друга стоянками для машин, под одинаковыми высокими рифлеными крышами, когда-то новенькими, выкрашенными в сияющий оранжевый цвет, а теперь ржавыми и вылинявшими от солнца и ветра.

Но этот мотель существенно отличался от своих собратьев тем, что носил имя Хейл. Именно отсюда начиналась транснациональная империя Элизабет-Энн.

«Неужели это возможно?» — Дороти-Энн задавала себе вопрос, рассматривая мотель, пока Фредди парковал машину. Эта мысль вертелась в ее затуманенном, измученном мозгу. Может ли столь ничтожное заведение стать трамплином для развития сети фешенебельных отелей по всему миру? Как могла одинокая женщина создать одно из крупнейших состояний, не имея ничего, кроме нескольких домиков?

Ответ покоился внутри урны работы Буччеллати, и Дороти-Энн осторожно поставила ее к себе на колени, прижав к животу, стремясь приблизить сосуд к ребенку, которого она носила. Серебро уже не казалось холодным и безжизненным. Она почти ощущала тепло, струящееся сквозь него.

Фредди помог ей выйти из машины, но урну женщина несла сама. На этом она настояла. Они перешли через шоссе наискосок от мотеля. Сгущались сумерки. Дороти-Энн шла как будто под гипнозом. Вдруг она споткнулась, на лбу выступил холодный пот, и тут она без возражений отдала урну мужу.

Взгляд ее заволокло слезами, когда Фредди открыл крышку. Не говоря ни слова, он передал урну жене.