Майкл Скотт - Китайская невеста

Вечером по дороге домой в экипаже Алан с сомнением поглядывал на птицу.

— Яркий малый. Не знаю, что подумает твоя мать и Руфь, но если он не будет вести себя прилично, должен предупредить, мне придется попробовать суп из попугая. Он говорит?

— Капитан сказал, что да, но до сих пор он нем, как могила.

Леди Бойнтон и ее невестка не выразили восторга по поводу попугая, хотя его появление заинтересовало Элизабет.

— Я оставлю его, — сказал Чарльз. — Сейчас для нас нет никого важнее, чем Толстый Голландец, и он оскорбится, если мы избавимся от этой птицы.

— А как он узнает об этом? — спросила мать.

— Понимаешь, мне кажется, я должен буду писать ему смешные истории про Дитера в своих письмах. А мои знания о попугаях слишком скудны, чтобы полагаться лишь на собственное воображение. К тому же, он может оказаться чудесным приятелем Дэвиду, когда тот вернется из путешествия.

Руфь немного смягчилась.

— Повешу насест в столовой, так как там больше солнца, чем в других комнатах. Ты уверен, что он говорит, Чарльз?

— Мне известно лишь то, что мне сказали.

Молчавший до сих пор попугай внезапно заговорил по-голландски:

— Давай! Давай! — прокричал он. — Терпеть не могу твои вонючие яйца, грязный подонок!

Дитер помолчал, затем продолжил поносить все семейство Бойнтонов.

Чарльз был единственным в семье, кто знал голландский язык, и теперь он боялся потерять над собой контроль, удерживаясь от приступа смеха.

— Что он сказал, Чарльз? — спросила Руфь.

— Ничего, насколько я понимаю. Мне кажется, он несет какую-то птичью тарабарщину.

Джессика заметила, что сын давится от смеха.

— Сомневаюсь, что тебе можно верить, Чарльз, — сказала она.

Руфь чувствовала, что муж говорит неправду. Она предположила, что попугай говорит на яванском диалекте.

Попугай выдал еще одну тираду ругательств, настолько образных, что Чарльз был вынужден покинуть столовую, прежде чем взрыв его гомерического хохота разоблачил бы секрет. Руфь и Джессика, проводив его взглядом, недоуменно посмотрели друг на друга.

О попугае больше не говорили, и пока члены семьи принимали традиционный бокал вина перед обедом, птица молчала. Но во время обеда попугай трещал не переставая и, естественно, выдавая грязные ругательства.

— Разве не замечательно, отец? — спросил Чарльз, пряча улыбку.

— Пока я бы этого не сказал, — ответил Алан, — но болтовня его необычна, и мне она не кажется угрожающей. Я даже готов допустить, что он мне нравится, Чарльз.

— И я того же мнения, — ответил Чарльз теперь позволяя себе расплыться в широкой улыбке.

Дитер присоединился к их беседе, отпуская едкие замечания относительно сексуальных способностей и наклонностей предков Алана, и Руфь видела, как все тело мужа сотрясалось от взрывов подавляемого смеха. Потом, на протяжении всего застолья, попугай продолжал что-то говорить, а Чарльз иногда прыскал со смеху.

После еды Элизабет отправилась на вечеринку, а взрослые вернулись в гостиную. Там Джессика вязала новый свитер для внука, Алан и Руфь читали, а Чарльз внимательно изучал длинный отчет Молинды, иногда делая пометки и проставляя цифры на полях.

— Наши дела на Востоке идут гораздо лучше, чем могло бы быть, — сказал он отцу, передавая ему отчет. — Молинда просто замечательна, она для нас чистый клад.

— Я возьму это с собой наверх, — сказал Алан, зевая, — и просмотрю в постели. Пойдем, Джессика.

После ухода пожилой пары Чарльз потянулся за книгой и долгое время в комнате не раздавалось ни звука, кроме редкого потрескивания горящего угля в камине.

Руфь подумала, что теперь каждый вечер будет походить на этот. Когда они с Чарльзом проводили вечер дома, они редко разговаривали друг с другом. Вот и теперь она подождала еще немного, затем сказала:

— С этим попугаем что-то не так.

Не отрывая глаз от книги, Чарльз проговорил:

— Ты так считаешь?

— Я знаю! — многозначительно сказала Руфь. — Не знаю, на каком языке он говорит, но уверена, он произносит настоящие слова, и ты их понимаешь.

Помолчав, Чарльз взглянул на нее поверх края книги, затем изрек:

— Дорогая, бывают моменты, когда то, чего не знаешь, не причиняет боли.

Руфь уловила в его словах категорическое нежелание дать пояснения и не ответила. Чарльз возобновил чтение.

Некоторое время Руфь продолжала сидеть, не в силах сосредоточиться на своей книге.

— Я пошла спать, — объявила она, вставая.

Чарльз неопределенно улыбнулся.

— Мне что-то пока не хочется, — ответил он, — почитаю еще немного. Спокойной ночи, дорогая.

— Спокойной ночи.

Возможно, он тоже страдал, но трещина, разделявшая их, казалось, начала быстро увеличиваться.

В последовавшие недели положение не улучшилось. Чарльз так много работал в порту, что по крайней мере два или три вечера каждую неделю ужинал за своим рабочим столом и возвращался домой к полуночи и даже позже. Иногда он не мог сопровождать свою жену на званые обеды и другие приемы, поэтому она выезжала с различными друзьями. Несколько предусмотрительных хозяек начали соответствующим образом планировать свои приемы, приглашая дополнительно мужчину на мероприятия, где ожидалось присутствие Бойнтонов.

— Мы ищем человека, который мог бы помочь Чарльзу, — как-то за ужином сказал Алан, — но далеко не просто найти нужного человека. Даже когда мы сделаем выбор, потребуется несколько месяцев, чтобы он как следует вошел в дело, поэтому, боюсь, пройдет некоторое время, прежде чем Чарльз сможет вести относительно нормальную жизнь.

Джессика с сочувствием посмотрела на невестку.

— Надеюсь, ты не очень возражаешь, — проговорила она.

— О, я справлюсь, не волнуйтесь, — ответила небрежным тоном Руфь, возможно, слишком небрежным. — За благосостояние надо расплачиваться.

— Вполне справедливо, — заявил тест, затем, откинувшись на спинку кресла, продолжил: — Мы так быстро идем вперед и становимся реальной силой в Британской империи, что меня нисколько не удивит, если Чарльз несколько поднимет свой авторитет в сословной знати. Лет через десять, я думаю, после того как я уйду в отставку, его произведут в виконты, по меньшей мере. Твой муж стоит на пути к превращению в одного из наиболее влиятельных людей Англии, Руфь, гораздо более влиятельного, чем я.

Джессика широко улыбалась.

Зная, что они гордятся сыном, Руфь могла лишь ответить:

— Он заслуживает признания за свой труд.

В душе, однако, она считала, что вполне довольствовалась бы и меньшим ростом доходов и если бы ему никогда не присвоили титула. Ей хотелось любви, а не возрастающего общественного признания и богатства.

Если Чарльз и осознавал углублявшийся разрыв с женой, то в его поведении не было никаких признаков. Наоборот, всякий раз, когда он задерживался в офисе, он просил прощения, и, казалось, его мало волновало то, что они с Руфью больше не бывали в обществе и давно не желали друг друга. Он был неизменно обходительным с ней и по воскресеньям, и во второй половине дня, когда приходил домой обедать, обязательно проводил как можно больше времени с семьей.