Игорь Хорр - Праведник

— Здравствуйте, господин Тамеркаев, — приветливо отозвалась жена писателя. — Проходите, прошу вас.

Они зашли в дом. Виктория Сергеевна обратила внимание на бутылку водки, оттопыривавшую карман мужа, и некоторое недовольство отразилось на ее лице:

— Ты что же, друг мой, так с бутылкой в кармане по городу шел?

— Да, — смущенно улыбнулся писатель. — Я думаю, это не страшно. Уже темно, и никто нас не видел. Да и что тут такого? Вика, дорогуша, прошу тебя, сделай нам что-нибудь закусить. А ты проходи, будь как дома, Солтан.

— А ты скромно живешь, великий писатель. Я думал, у тебя хоромы.

В гостиной был включен телевизор. Шла передача губернских новостей. Лиза Голованова — диктор Саранского телевидения, большеглазая красавица, невеста Ивана Борина, еще раз сообщила о мучительной смерти кобылы Раисы, затем передала данные родившегося жеребенка — рост, объем груди, вес и прочее и в заключение с грустью поведала зрителям о врожденной болезни сердца, обнаруженной у малыша.

— Слышишь, писатель, — сказал Солтан, который внимательно выслушал сообщение, — жеребенок родился больной.

— Господи! Прошин с Пужайкиным с ума, наверное, сходят. Вика, милочка, а Ванюшка-то где?

— Пошел на студию Лизоньку встречать, — с кухни ответила Виктория Сергеевна. — Поздно ей одной возвращаться.

— Лизонька с телевидения? Они что, встречаются?

— Разве ты не знал? Уже больше месяца.

— Серьезно?

— Кажется, уже подумывают о свадьбе.

— Вот новости! И я ничего не знаю…

— Не помнишь. Ведь я говорила тебе. Ты не придал этому значения. Ты был занят другим.

— Да… Теперь Ванюшка очень расстроился, наверное, из-за лошади?

— Не то слово.

Зазвенел звонок. Виктория Сергеевна снова пошла открыть дверь, и из прихожей послышался голос мальчика.

— Телеграмма для господина Борина!

— Тебе, — сказала жена писателя, вошла в гостиную и передала телеграмму мужу.

— «Господин Борин, покорнейше прошу Вас явиться завтра к десяти часам дня в губернаторский дворец на внеочередное, чрезвычайное заседание городской думы, а также совета акционеров акционерного общества Саранского конного завода. Губернатор Саранска и Мордовской губернии Пужайкин Д.И.»

— Откуда телеграмма? — спросил Солтан.

— Саранское почтовое отделение, — прочел штемпель Алексей Борисович. — Причуды губернатора. Наверное, с конезавода или прямо из дворца.

— Есть будете где?

— Вика, солнышко, отнеси, пожалуйста, в мой кабинет. Пойдем, Солтан, побеседуем в уютной обстановке.

Алексей Борисович снова появился в гостиной часа через три. Виктория Сергеевна все еще не спала. Она что-то вязала, сидя в кресле черед включенным телевизором.

— Что же ты не спишь, лапушка? — спросил Алексей Борисович.

Он, пошатываясь, подошел к креслу и сел на подлокотник рядом с женой.

— Мужиков наших жду. Все гуляют. Траур трауром, а любовь по расписанию.

— Да ладно тебе сердиться, солнышко. Здоровые бугаи, оба. Что с ними станется?

— Здоровые, да бестолковые еще. В голове одни гулянки да лошади.

— Да уж пусть лучше лошади… Иди-ка ты спать, дорогуша. Весна на улице. Они вряд ли скоро придут.

— Все равно заснуть не смогу. Подожду лучше. Голодные небось вернутся… Ах, завтра высплюсь. Ну что, убаюкал своего дружка-уголовничка?

— Спит. Он подсказал мне отличную мысль для эпилога. Похоже, уже сегодня я полностью закончу книгу.

— Зачем он здесь?

— Не знаю. — Алексей Борисович пожал плечами. — Лошадьми интересуется. Конезаводом. Может, собирается конным бизнесом заняться?

Виктория Сергеевна тихо засмеялась.

— Даже не спросил! Для окончания твоего романа такие сведения, конечно, не нужны.

— Ничего. Завтра утром я обо всем его расспрошу.

— Этот человек внушает мне страх.

Алексей Борисович погладил Викторию Сергеевну по руке, обнял ее, нагнулся и коснулся губами ее щеки.

— Не волнуйся, дорогая. Все будет хорошо.

— Иди-ка ты, друг мой, лучше спать.

— Спать?.. — Алексей Борисович встал, потянулся и бодро направился к двери своего кабинета. Спать? Что ты! Писать! Писать! Писать!

Через минуту Виктория Сергеевна уже слышала тихое стрекотание пишущей машинки производства Саранской радиоэлектронной компании.

— Итак, господа, — с прискорбной ноткой открыл заседание губернатор Дмитрий Иванович Пужайкин, — о трагических событиях, происшедших вчера на конезаводе, всем вам, надеюсь, хорошо известно. Но никому не известно, к каким ужасным последствиям могут эти события привести. Никому из нас еще не ясно, к какому кризису может подвести наше предприятие смерть прекрасной Раисы — лошади, принесшей нам столько радости и денег. Но речь не о деньгах, господа! На все воля Божья! Раиса умерла, царство ей небесное, и умерла так же красиво, как и жила. Далеко не каждый человек способен умереть так! Даже перед смертью она сумела порадовать нас! Раиса подарила нам сына! Жеребенка! Из которого должен вырасти великий конь — основатель новой, непревзойденной породы! Думаю, что все вы прекрасно понимаете, насколько тесно связаны судьбы всех нас, наших людей, всей нашей губернии с судьбою этого жеребенка! Но всем известно, что жеребенок болен! И на нас с вами возложена огромная ответственность! Мы должны поставить жеребенка на ноги! Мы должны сделать все, чтобы этот жеребенок стал достойной заменой своей матери! А сделать это, как вы сами понимаете, будет очень и очень тяжело!.. Сегодня, господа, я собрал вас для того, чтобы обсудить два вопроса. Вопрос первый — имя! Мы должны дать жеребенку имя! Я уже посоветовался с Михаилом Андреевичем и другими компетентными господами и решил назвать жеребенка красивым и древним именем Самсон. Сам-сон. По-моему, подходящее имя. Сам-сон.

— Э-э, — после небольшой паузы протянул банкир Иван Петрович Супкин. — Имя, конечно, хорошее. Но, однако, оно, так сказать, инородное… Не кажется ли вам, господин губернатор, что имя жеребенка должно носить этакий национальный характер?

«Ах, ты, сволочь банкирская! Сколько ж я тебя терпеть буду?» — подумал губернатор Пужайкин.

Дмитрий Иванович не любил банкира Супкина. Иван Петрович был маленьким худым человеком с темными волосами, плешью и некрасивым, неприятным лицом. Он возглавлял самый крупный банк в губернии и, хотя финансовые способности его были бесспорны, характер банкир имел отвратительный. Он был вечно чем-нибудь недоволен, всегда был на кого-то обижен и зол. При всем при этом Иван Петрович являлся очень видной фигурой. После объявления политических свобод он сам занялся политикой — собрал вокруг себя несколько таких же склочных, как и он, людей, и они образовали партию, проповедующую ультраправые, националистические идеи. К тому же ни для кого не было секретом, что банкир Супкин постоянно шлет доносы и жалобы высшему начальству в Санкт-Петербург. Дмитрий Иванович прекрасно знал, что банкир Супкин давно метит на его место, так сказать, подбивает под него клин, но никогда не придавал этому особенного значения. Он считал Ивана Петровича человеком жалким и ничтожным и был уверен, что сможет избавиться от него в любой подходящий момент.