Игорь Хорр - Праведник

— Быстрее! — скомандовал хозяин третьей пары.

Алексей Борисович резко поднял голову и, прежде чем одна из ног в сапогах с криком «Лежать!» поднялась в его сторону, успел разглядеть длинный подбородок Солтана.

— Осторожней перекладывай! — продолжал командовать чеченец. — Прибор отсоедини! Капельницу с собой!

Самсончик, вновь погруженный на носилки, тихонечко заржал. Двое здоровенных мужиков в сапогах понесли его к выходу. Увидев это, ветеринар Маркеев резко вскочил и с пронзительным визгом вцепился в спину одного из бандитов. Последний высвободил руку и с размаху ударил бедного ветеринара локтем в лицо. Тот отлетел, в падении ударился затылком о показывающий какую-то синусоиду осциллограф и, съехав на пол, затих.

— Встань, писатель, — тихо сказал Солтан, когда исполнители вышли.

Алексей Борисович поднялся, отер ладонью испачканное грязью лицо.

— Ну ты даешь… — только и вымолвил он.

— Ты же любишь рассуждать в своих книгах о судьбе, о призвании… И знаешь, я согласен с тобой. Никуда человеку не деться ни от судьбы, ни от призвания. Вообще-то я должен убить тебя, писатель. Но я, конечно, не убью тебя.

— Жеребенок больной, — произнес Алексей Борисович.

— Не переживай, — улыбнулся Солтан. — Вылечим. Московский профессор приедет по вызову. — Чеченец взглянул на часы. — Пора мне. Прощай. Надеюсь, и эта встреча не последняя.

Алексей Борисович взглянул в лицо своего старого знакомого, и в блеклом свете фонаря оно показалось ему таким же дерзким и гордым, как двадцать лет назад. Солтан снова улыбнулся писателю своей малоприятной улыбкой, шагнул к двери и выпрыгнул в темноту.

Молча, в растерянности, Алексей Борисович простоял минут пять, пока окончательно не затих шум удаляющегося автомобиля. Внезапно впереди загудели двигатели, грохнули сцепки вагонов, поезд, медленно набирая скорость, покатил в гору. Тихо застонал Маркеев. Писатель собрался с мыслями, быстро отыскал взглядом свой чемоданчик, поднял его и положил на прибор, после чего склонился над не то стонущим, не то плачущим ветеринаром.

Из носа Маркеева ручьем текла кровь, капала с подбородка, бурыми каплями покрывая белый халат. То и дело вытирая нос рукавом, ветеринар размазал ее по всему лицу, отчего очень походил на клоуна или на разукрашенного индейца из романов Фенимора Купера.

— Вам надо умыться, — произнес Алексей Борисович. — И сделайте что-нибудь с носом, не то потеряете много крови.

— Зачем? — громко всхлипнул Маркеев.

— Как зачем?

— Зачем теперь все это? Зачем мы теперь едем?

— Да уж, — посочувствовал Алексей Борисович. — Вам теперь, конечно, лучше вернуться.

— Да. Скажите машинисту, чтобы ехал назад.

— Машинисту? Постойте, постойте. Но ведь он сказал, что машинист ранен и захвачен?

— Пужайкин убьет меня, — пропищал Маркеев.

Алексей Борисович бросился к окну, подняв штору, открыл его и попытался высунуть голову, однако сильный поток воздуха ударил ему в лицо, едва не отбросив назад.

Поезд ежесекундно набирал скорость.

— Ведь локомотив не может идти без машиниста? Господин ветеринар? — Алексей Борисович посмотрел на Маркеева.

Тот, продолжая хлюпать носом, только пожал плечами.

— Конечно! — уверенно вскричал писатель. — Каждую минуту от машиниста должен поступать сигнал! В противном случае двигатель автоматически отключается и поезд останавливается! — Он на секунду задумался, затем взволнованно крикнув: — Господи! Мы же погибнем! — бросил взгляд на чемоданчик, на истекающего кровью ветеринара и выбежал в соседний вагон.

Миновав четыре отсека вагона люкс, господин Борин оказался в машинном отделении. Два бочкообразных, расположенных один за другим электрических двигателя, мигая и тикая установленными на них приборами, излучали поглощаемое мощным кондиционером тепло. Писателю стоило немалых усилий, чтобы протиснуться в кабину машиниста. Проход между стенкой локомотива и двигателями был настолько узок, будто его специально рассчитывали на пропавшего тощего помощника машиниста. Алексей Борисович несколько раз обжегся о раскаленный металл статоров, и его едва не изрубил вентилятор кондиционера.

Кабина машиниста была пуста. Множество вмятин было на пуленепробиваемом лобовом стекле. Щиток пульта управления оказался совершенно разворочен — пули, попавшие ниже стекла, прошли насквозь, разломав и изуродовав все на своем пути. Впереди, освещаемое прожектором, с молниеносной быстротой ускользало под колеса поезда железнодорожное полотно.

Алексей Борисович принялся нажимать на все оставшиеся невредимыми немногочисленные кнопки и клавиши пульта. Однако никаких результатов это не принесло.

— Что же будет? Неуправляемый поезд движется в темноте с огромной скоростью! Господи!.. — Писатель мгновенно представил себе несколько возможных вариантов аварии: столкновение с другим составом, въезд в тупик, сход поезда с рельсов, и каждая картина заканчивалась одинаково — «Золотая подкова» разлетается вдребезги, бессмертная душа господина Борина, одной рукой прижимая к себе чемоданчик с рукописью, другой — обнимая за плечи бессмертную душу ветеринара Маркеева, воспаряет над обломками и пламенем, бросает последние, прощальные взгляды на Землю и возносится в лучший мир. Алексей Борисович даже улыбнулся столь детской наивности своего воображения, но тут же опомнился и пришел в себя.

Впереди стремительно приближались огни большого города.

Он оглядел кабину. Взгляд его остановился на закрепленных на задней стенке всевозможных инструментах — ключах, отвертках и прочих, среди которых оказалась лопата.

— О Боже! Ну зачем в век сверхвысоких скоростей человеку нужна лопата! — вскричал писатель, сорвал со стены древнейшее орудие труда и бросился в машинное отделение.

«Нужно обесточить двигатели! Перебить кабель! Но какой? Их здесь так много! Этот! Самый толстый!» — Писатель с размаху, насколько позволяло пространство, рубанул лопатой по черному, жирному, как змея, проводу.

Безрезультатно. Ударил еще и еще. Наконец, после очередного удара в наполовину уже перебитом кабеле послышалось злобное шипение, в ярком бело-голубом огне смялся и потек штырь лопаты, тонкие языки пламени поползли по древку, перепрыгнули на рукава нового серого пиджака господина Борина.

Ослепленный вспышкой, Алексей Борисович, скрипя зубами от боли, на ощупь вернулся в кабину машиниста, сбросил с себя пылающий пиджак, потопав наугад ногами, загасил пламя, перевалившись через подлокотник, упал в кресло машиниста и в такой весьма неудобной позе остался недвижим…

Приблизительно в это же время, может на несколько минут раньше или позже вышеописанного события, в Москве, к вышедшему из подъезда собственной клиники известнейшему профессору, доктору медицины Сергею Михайловичу Сердюкову подошли двое вполне приличных на вид молодых людей.