Игорь Хорр - Праведник

— Ловить его надо! И четвертовать при народе на площади! — высказалась госпожа Борзыкина и на этот счет.

— Евангелие, сестра, зовет нас к всепрощению и любви к врагам своим, — сказал священник.

— К врагам своим! — подчеркнула неутомимая феминистка. — Но не к врагам человечества!

«Здорово сказано, — оценил генерал-губернатор. — Завтра фраза облетит все эти новые московские газеты».

— Уважаемые дамы и господа, — сказал он. — Я пригласил вас сюда не для обсуждения философских вопросов. Есть ли у вас, госпожа Борзыкина, какие-нибудь конкретные предложения?

— Есть! Мы должны всем миром объединиться против этого коварного чудовища! В Москве должна быть создана особая армия добровольцев! И возглавить эту армию должна женщина! Поймите же вы, наконец! Ситуация в городе ужасна! Москва нуждается в спасении, и ей, как когда-то французскому Орлеану, нужна сейчас своя спасительница, своя Жанна д’Арк! Ибо только смелая и решительная женщина может оценить и понять обстановку! Сейчас во главе города может стоять только женщина!.. Я сразу же хочу предложить свою кандидатуру. Считаю, что обладаю всеми необходимыми для этого достоинствами. К тому же, как и Жанна д’Арк, я непорочна, хотя мне и не девятнадцать лет!

В зале прошелестел смешок. Прыгунов откровенно расхохотался.

— Прошу тишины, господа. Спасибо, госпожа Борзыкина. Прошу вас сесть. Мы обязательно учтем ваши достоинства и примем во внимание ваше предложение.

Несмотря на внешнее спокойствие и сдержанность, Дмитрий Васильевич устал и был очень раздражен. Он прекрасно понимал, что все, что происходит сейчас, есть какой-то глупый спектакль, скорее всего комедия. Он хорошо знал, что никакие серьезные вопросы невозможно решить на таком разнородном собрании, и чувствовал, что идет на поводу у кучки пришедших сюда авантюристов, а то и просто ненормальных, таких, как эта «непорочная женщина», во что бы то ни стало пожелавших вдруг разделить с ним власть… Еще несколько месяцев назад таких, как госпожа Борзыкина и ей подобные, не пустили бы даже на порог канцелярии генерал-губернатора. Но сейчас многое изменилось. В городе орудовал страшный преступник. Многочисленные попытки поймать его не имели ни малейшего успеха. Жертвы, как на войне, исчислялись уже на десятки. Груз неотступной ответственности давил на плечи господину Савельеву, и ему малодушно хотелось разделить эту тяжесть с кем угодно, пусть даже с такими никчемными людьми, как госпожа Борзыкина.

Высказывались многие из присутствующих. Полицейские говорили о необходимости введения на улицах города дополнительных патрулей и постов, военные предлагали задействовать армию. Богачи обещали деньги, ученые — какую-то сверхсовременную аппаратуру. Иногда из зала слышались скользкие намеки на отставку генерал-губернатора, а также откровенные выкрики против начальника городской полиции Фигорина, якобы ни на что не способного и слишком долго уже занимающего свой ответственный пост.

Сам Акакий Федорович за последние недели здорово сдал. Густые черные брови его хмуро сдвинулись, щеки, ранее круглые, как арбузы, теперь впали, а некогда роскошные черные усы поседели и, как раскрученная капроновая веревка, свисали до подбородка.

«Бедный ты мой, несчастный Акакий Федорович, — глядя на старого друга, подумал господин Савельев. — Что с тобой стало? Где былая удаль твоя? Где твой грозный вид? Совсем тебя этот маньяк доконал. А ведь стоит подумать. Может быть, правы все эти безумные крикуны, и пора нам с тобою на пенсию?»

— Что скажут господа советники? Господин Прыгунов? — обратился генерал-губернатор к Вадиму Никитовичу.

— Я думаю, — поспешил ответить статский советник, — что до поры до времени ничего делать не надо. Любые дополнительные меры только заставят преступника быть осторожней и еще больше перепугают людей. От полиции требуется лишь быть настороже, ждать, когда преступник обнаружит себя, и тогда уже действовать оперативно. Все необходимые средства у них для этого есть.

— Как! Ждать нового нападения! Новой жертвы! — вспыхнула госпожа Борзыкина и посмотрела на Прыгунова таким ненавидящим взглядом, как будто он и был маньяком.

— Вам, мадемуазель, думаю, в этом отношении ничего не грозит. Могу дать стопроцентную гарантию, что ваше главное достоинство ни при каких обстоятельствах не пострадает, — высказал Вадим Никитович мысль, мелькнувшую у генерал-губернатора ранее.

— Мерзавец!

— Я протестую, — под сдержанный смех в зале произнес Прыгунов. — Ваше превосходительство!

— Господа. Я пригласил вас не для разрешения личных конфликтов. Продолжаем обсуждение.

Они продолжили обсуждение и продолжали его еще довольно долго, до тех пор, пока в зал не вошел коллежский секретарь Савелий Евстигнеевич и не сообщил весть о новом кровавом злодеянии, после чего совсем павший духом губернатор объявил о закрытии собрания, и все присутствующие, кроме генерала Фигорина, так ничего и не решив, разошлись.

— Профессор, разрешите задать вам один вопрос? — поравнявшись на выходе с господином Крыловым, улыбаясь, спросил Прыгунов.

— Разумеется, — важно ответил профессор.

— Как можно изнасиловать мертвую женщину?

— Простите, не понял?..

— Ну, в этой вашей лекции все преступники сначала убивают своих жертв, а уж потом, по вашим словам, их… Так вот. Подходит ли к данному случаю слово «изнасиловать»? Ведь женщина мертва и сопротивляться уже не может?

— Опять же не понял вас, — обиженно буркнул профессор, всем своим видом показывая, что не желает далее продолжать разговор.

А сейчас, дорогой читатель, оставим на время вторую столицу государства нашего великого и перенесемся от нее километров этак на триста к востоку, в Рязанскую губернию, местность лесистую и не густо заселенную, туда, где в низинах и овражках не стаял еще снег, где не вымерли еще лось и кабан, где во множестве можно встретить молоденьких бельчат, весело скачущих с ели на березу, с березы на сосну или дуб, где есть еще лисица и заяц-беляк, и хоть и редко, да будоражит окрестности заунывный вой волка.

Итак, господа, Рязанская губерния, лес, асфальтовое шоссе — дорога в ухабах и рытвинах, не подвергавшаяся ремонту, очевидно, еще с прошлого столетия, однако вполне пригодная для передвижения. Небольшой автомобильный фургон в одиночестве довольно быстро движется по трассе, нервно подскакивая на колдобинах. В кабине машины двое. Водитель — очень крупный мужчина в кожаной куртке поверх свитера, в перчатках, человек с полным, целеустремленным, слегка нахмуренным лицом, отличающимся бакенбардами и большими, свисающими вокруг рта усами, человек на первый взгляд вполне интеллигентный и порядочный, если, конечно же, не обращать внимание на выражения, которыми он пользуется каждый раз, когда управляемый им автомобиль подскакивает на неровностях дороги… И пассажир — мужичок очень худой и длинный, на вид болезненный, иностранец, о чем говорит серо-зеленый плащ со множеством карманов и пуговиц, берет с помпончиком, странная довольно-таки для здешних мест острая рыжая бородка, а также хитрые, но очень печальные серые глаза.