Игорь Хорр - Праведник

— Вы писатель?

— Да.

— Господин Борин?

— Да.

Офицер опустил фонарь, снял с пояса рацию и передал по ней какие-то цифры.

— Можете опустить руки, — разрешил он. — Сейчас подъедет машина.

Полицейская машина подъехала минуты через три. Алексей Борисович увидел Прыгунова. Вид его поразил писателя. Вадим Никитович как-то странно осунулся, почернел и обмяк. Длинные пряди волос, прикрывавшие плешь на затылке, теперь свисали отвратительными сосульками, едва шевелясь под порывами ветра. Казалось, статский советник за последние два часа постарел на целый десяток лет.

— Она жива, Алексей! Ей очень плохо, но она жива! Они обещали спасти ее! Она теперь в больнице! Я отвез ее! Скорее садись! — Он потянул писателя за рукав, и они оба сели в машину. — Он душил ее, но она жива! Она дышит! — повторил Прыгунов.

— Я видел его, — сказал писатель. — Я его запомнил.

— Запомнил? — вскричал Прыгунов.

— Да, запомнил, но не смог задержать.

Прыгунов повернулся к водителю и сказал:

— Скорее, на Петровку!

Вот уже несколько часов кряду полковник полиции Саблин пытался получить от писателя Борина фоторобот убийцы. Портрет не получался. То ли Алексей Борисович нечетко запомнил лицо преступника, то ли в компьютере фоторобота не хватало данных. Полковник страшно нервничал. Любая информация, связанная с делом о маньяке, была слишком для него важна.

— Смотрите! Смотрите внимательнее, господин писатель! — раздраженно кричал суровый полковник, в то время как оператор один за другим сменял кадры на экране. — Нос такой?

— Не такой, — отвечал Алексей Борисович подавленно. — Слишком большой.

— А этот? Этот маленький?

— Нет. У того нос меньше, но прямой.

— А этот?

— Нет, не то…

На экране продолжали мелькать отдельные фрагменты человеческого лица — лбы, глаза, носы, губы и подбородки. Алексей Борисович глядел на все это не отрываясь и только отрицательно качал головой.

— Итак, вы снова ничего не выбрали? — резко спросил Саблин, когда закончился весь материал. — Послушайте, господин Борин, быть может, вы забыли внешность преступника? Может, забыли?

— Нет, не забыл, — ответил писатель уверенно. — Его лицо и сейчас стоит у меня перед глазами. Странное, нетипичное лицо. Мне как-то трудно разбить его на отдельные черты. Давайте попробуем еще один раз. И, пожалуйста, не надо на меня кричать. Я очень устал.

— Попробуем, попробуем, господин Борин. И будем пробовать сколько угодно, до тех пор, пока не составим портрет или не ослепнет кто-нибудь из нас. Не может быть, чтобы во всем материале не нашлось нужных нам фрагментов. Андрей, — обратился он к сидевшему за пультом фоторобота сержанту. — Давай все снова очень медленно, в обратной последовательности.

— Слушаюсь, господин полковник, — ответил Андрей.

— Послушайте, господин Борин, а может, он все-таки урод?

— Нет, совсем не урод. Скорее наоборот. В лице его есть нечто приятное. Это очень молодой человек, на вид ему не больше семнадцати лет. Именно это и сбило меня с толку, когда я преследовал и догнал его.

— Это я уже слышал.

— Стойте!

Оператор вернул на экран предыдущий кадр. Это были красивые женские глаза с темными удлиненными ресницами.

— Эти глаза похожи.

— Женские? С тушью?

— Не знаю. Туши, кажется, не было. — Голос писателя звучал теперь совсем неуверенно и тихо. — Но что-то похожее в этих глазах есть.

— А может быть, это была женщина?

— Нет. Но эти глаза похожи.

Зазвонил телефон.

Сидевший за пультом сержант поднял трубку:

— Да?.. Минуточку. Господин полковник, вас.

— Продолжайте, — скомандовал Саблин и подошел к телефону. — Полковник Саблин слушает… Да?.. Так!.. Жаль, очень жаль… Да, я уже слышал. Постарайтесь не наделать шуму… Вот черт!.. Ладно, буду к шести. — Он положил трубку и тяжело вздохнул. В кабинете воцарилось молчание.

— Что-нибудь случилось, господин полковник? — наконец решился спросить писатель.

— Случилось, — резко ответил Саблин. — Эта последняя… Поэтесса, как ее?..

— Даша?

— Даша, Даша!

— Что с ней?

— Умерла только что в больнице, вот что, — Саблин тихо выругался и подошел к двери. — Я сейчас срочно должен уйти. А вы продолжайте поиск. И помните, господин Борин, портрет этого гада должен быть составлен как можно быстрее. От вас зависит многое. Если не все…

Когда грозный полковник вернулся, портрет был уже готов.

По описанию господина Борина, у преступника было небольшое лицо юноши, даже подростка, с красивыми широко расставленными глазами и довольно приятными чертами, и лишь очень высокий рост, широкие плечи, длинные костлявые пальцы и черный плащ могли создавать зловещее впечатление. Полковник Саблин отнесся к портрету, составленному фотороботом, весьма скептически. Однако писатель утверждал, что портрет похож и что именно таким он запомнил лицо преступника. В общем и целом полицейский все же остался доволен и даже предложил писателю свою машину и водителя. Алексей Борисович, уставший и измученный за истекшие сутки, отказываться не стал.

Когда полицейская машина вырулила на улицу Гиляровского, Алексей Борисович увидел черную, запряженную тройкой карету с гербом и кучером в зеленой ливрее. Присутствие кареты на скромной улочке удивляло. Оторвавшись от своих мыслей, писатель стал разглядывать это действительно прекрасное творение рук человеческих. Карета оказалась знакомой, он узнал ее. Именно эту карету они видели вчера с Дашей, когда переходили улицу.

«Бедная Дашенька, — подумал писатель. — Как странно. Еще вчера мы вместе с ней шли здесь. А теперь, всего сутки спустя, ее уже нет в живых…»

В памяти стали возникать эпизоды минувшей ночи. Писатель снова погрузился в размышления, меж тем как роскошная карета, проехав немного рядом, отстала — водитель автомашины прибавил газу, быстро оставив антикварное средство передвижения позади.

Когда Алексей Борисович вернулся домой, был уже поздний вечер. Виктория Сергеевна не вышла к нему навстречу, как бывало обычно. В квартире было тихо, отчего писатель подумал, что жена уехала, не дождавшись его возвращения. Однако он ошибся. Виктория Сергеевна сидела в комнате на диване. Рядом с ней лежал собранный уже чемодан.

— Добрый вечер, Вика, — поздоровался он.

Она ничего не ответила. Лишь тяжело вздохнула. Слезинки заблестели на усталых ее глазах.

— Все-таки едешь? — присаживаясь рядом с ней на диван, спросил он.

— Еду, — тихо сказала она. — Ночным поездом.

— Почему же ночным? Разве нельзя подождать до утра?.. Не хочешь?

— Не хочу! — воскликнула она, и слезы мокрыми дорожками побежали по ее щекам.

Алексей Борисович увидел, что у нее на коленях лежит вечерняя газета с некрологом. Несколько минут они молчали. Она плакала, он с нежностью и состраданием смотрел на нее.