Генри Вуд - Присяга леди Аделаиды

— По крайней мере вы примете поручительство? — заметил он.

— Нет, — очень спокойно сказал Лестер. — Дело кончено, Бент.

Это был намек Бенту увести пленника. Арестант подошел к леди Аделаиде и к мисс Лестер.

— Обстоятельства теперь против меня, но я умоляю вас верить, что я имею основательную причину не оправдываться теперь. Через несколько времени все станет ясным. Только верьте мне.

Он обращался к ним обеим, но очевидно последние слова назначались для Марии. Она в ответ подняла на него глаза, исполненные доверия, а в его нежной улыбке был целый мир искренности и правдивости.

— Я готов, мистер Бент. Вам не надо надевать на меня кандалы. Я пойду за вами без всяких хлопот.

Они вышли вместе, оставив в комнате какое-то странное беспокойное чувство. Леди Аделаида подняла глаза, как бы выходя из задумчивости.

— Он просто пугает меня! — воскликнула она.

— Кто вас пугает, леди Аделаида? — спросил лорд Дэн.

— Этот молодой человек, Лидни. Когда он подошел к вам и поднял голову со спокойным, гордым видом, он так походил на Дэнов, что я вздрогнула и отступила назад — вы, может быть, это видели. У лорда Дэна была совершенно такая манера и у Гэрри Дэна также, только в меньшей степени.

— Какая дерзость обращаться к вам и к мисс Лестер! — заметил лорд Дэн. — Я готов был сбить его с ног.

Все общество разошлось. Когда Джэмз воротился в контору, он нашел там своего возвратившегося начальника. Стряпчий приехал около часа тому назад, и это известие уже разнеслось по Дэншельду. Джэмз среди прочих сведений рассказал ему вкратце историю всех преступлений Лидни и о его аресте.

Этот разговор был вдруг прерван мистрисс Рэвенсберд. Со своей природной независимостью, она оставила без внимания замечание молодого Крофтза, что его начальнику не следует мешать, и вошла к ним с мокрым зонтиком. В это время господа смеялись.

— Я так и думала! Разговаривают и смеются! Мосье Эпперли, наденьте шляпу и ступайте со мной.

— Как же! — возразил стряпчий, который любил поболтать с мистрисс Рэвенсберд. — Теперь мне некогда.

— Но ведь я за вами пришла! — вскричала Софи, топнув своей хорошенькой ножкой. — Нельзя терять ни одной минуты. Этот господин в нашем доме ждал вас все время и не хочет ждать ни одной минуты теперь, когда узнал, что вы воротились. Он очень болен. Он такой запальчивый, знаете, и с ним может сделаться припадок.

— Зачем я ему нужен? Чтоб написать ему завещание? Я не могу идти к нему по дождю, — сказал Эпперли, смеясь.

— Вы пойдете со мной и по дождю, и по граду, сэр! — закричала Софи так повелительно, что Эпперли удивился. — Это гораздо важнее, нежели вы предполагаете, и вы не должны отказываться или мешкать; уже два часа, как он послал молодого мистера Лидни спросить, приехали ли вы.

— Послал молодого Лидни? — возразил стряпчий презрительным тоном. — У Лидни есть свое дело. Бент посадил его в тюрьму.

— Мистер Бент посадил мистера Лидни в… куда вы сказали? — вскрикнула Софи.

— В надежное место, мистрисс Рэвенсберд. Этот молодой Лидни был в числе тех, которые ворвались в дом сквайра Лестера нынешней ночью. До сих пор он один из всей шайки узнан и посажен за это в тюрьму.

С криками и восклицаниями мистрисс Рэвенсберд выбежала без всякой церемонии и отправилась по дождю к «Отдыху Моряков», забыв взять свой зонтик. Стряпчий схватил его, взял другой зонтик для себя и пошел за ней.

Еще кто-то вышел по дождю в этот день. Инстинкт шепнул Марии Лестер, что ее отчаянный брат Уильфред участвовал в тревогах прошлой ночи, и что Уильям Лидни, верный своему обещанию, только выгораживал его. Почему Уильфред решился на это, Мария сказать не могла; опасения ее были смутны, неопределенны, но почти невыносимы.

Она вышла в сумерки, когда некому было ее хватиться, и побежала к дому брата. Погода несколько прояснилась, прежде чем она дошла туда; дождь перестал и длинный золотистый луч освещал западное небо.

Эдифь была одна в гостиной; свет от пылающего камина играл на ее лице, которое казалось гораздо лучше прежнего. Мария бросила вокруг тревожный взгляд.

— Где Уильфред? — спросила она.

— Поехал в Грит-Кросс, — отвечала Эдифь.

— Поехал в Грит-Кросс? — повторила Мария с порывом обманутого ожидания. — Я… я хотела сказать ему два слова.

— Он скоро вернется, — небрежно сказала Эдифь. — Почему ты не садишься, Мария?

Мария села с сдерживаемым вздохом.

— Как у тебя славно топится камин, Эдифь! — заметила она машинально, думая о другом.

— Сэлли как-то устраивается с угольями, я понять не могу, — сказала Эдифь. — Она придет и наложит целую кучу, как будто они так дешево нам достаются. Говорить ей бесполезно, ты знаешь, Сэлли. Я никак не могу понять, как она может доставать все, что она достает, разве только… мне приходило в голову иногда, что тетушка Маргарет дает ей денег. Только я не понимаю, откуда тетушка Маргарет сама может их доставать.

— Зачем Уильфред уехал в Грит-Кросс? — спросила Мария, не обращая внимания на все это.

— Повидаться с каким-то стряпчим, он сказал. Он говорил как-то странно перед отъездом, будто мы скоро разбогатеем. Он был такой странный целый день; мне кажется, он не совсем здоров.

— Каков же он был? — спросила Мария, и сердце ее забилось несколько быстрее.

— Такой растревоженный, нервный, сказала бы я, если бы говорила о женщине, — отвечала бедная, ничего не знавшая жена. — Когда стучался кто-нибудь в дверь, он выглядывал посмотреть, кто это, два раза запирал дверь комнаты и стоял, прислонившись к ней спиной. Я спрашивала его, чего он боится, чем он так взволнован, но ничего не могла от него добиться. Он как будто пугался своей тени.

Ужасное подтверждение! Сердце Марии билось так, что готово было разорваться. Она удивлялась, отчего мистрисс Лестер ничего не говорила о происшествии в Дэншельдском замке.

— Сэлли тоже была какая-то неугомонная сегодня. Она не отворяла дверей никому, отвечала всем из окна. Я слышала, как она сердито разговаривала с Уильфредом сегодня утром. Я уверена, что он болен, бедняжка; ей не следовало быть сердитой с ним.

— Может быть, Уильфред нехорошо спал ночью, вот отчего он был так тревожен днем, — пролепетала бедная Мария. — Рано он лег в постель?

— Вот этого я не могу тебе сказать, Мария. Я легла спать в девять часов, тотчас же заснула и не просыпалась до утра. Сэлли говорит, что это для меня полезно, что моя слабость пройдет от сна.

Мария собиралась уйти; она так мало узнала, что ей незачем было и приходить. Она прокралась сюда почти как преступница, надеясь узнать какие-нибудь известия, что-нибудь верное, хорошее или дурное. Испытывали ли вы терзание от какой-нибудь ужасной неизвестности, мой читатель? Тогда вы поймете чувства Марии Лестер. Ей было гораздо хуже переносить неизвестность, чем самую неприятную действительность.