Джоанна Макдональд - Сомнительные ценности

— Ну что же, наверно, нет нужды спрашивать, довольны ли вы?

— Безусловно, — подтвердил Джон, наклонившись, чтобы погладить жену по животу. — Но еще больше мы рады тому, что справились сами, без посторонней помощи. Не понадобился даже холодный душ, не говоря уже о пробирках.

— Хотя, конечно, мы с благодарностью приняли бы любую помощь, — добавила Элисон. — Но Джон гораздо щепетильнее относится ко всему этому, чем я.

— Не понимаю, почему он такой чувствительный: ведь он столько лет наблюдал, как игроки в регби на поле рвали друг друга в клочья, — покачала головой Катриона.

— Именно поэтому: я ужасно боялся, что какой-нибудь старый удар мог быть причиной наших неудач, — признался Джон, на мгновение посерьезнев, но тут же вновь расплывшись в улыбке. — Тогда Элисон во всем бы обвинила регби, и мне уже никогда бы не удалось затащить ее ни на один матч.

— Зато теперь мы, наверно, назовем ребенка в честь всех игроков сборной Шотландии, — счастливо вздохнула Элисон.

— Что ж, это будет интересно, особенно если родится девочка, — подхватила Катриона. — Боже, я так рада за вас обоих! Джон, в понедельник с утра первым делом открой у «Стьюартса» счет на его имя.

— Разве у нас бывают счета для еще не родившихся младенцев? — удивился Джон.

— А я куплю для него картину кого-нибудь из старых мастеров, — тут же решила Элисон. — Этот ребенок должен смыслить в живописи ничуть не хуже, чем в банковском деле.

— И в спорте, — добавил ее муж. — Но только не в футболе!

— Давайте выпьем за Хоум-Мура-младшего! — предложила Катриона. — Гениального художника, финансиста и спортсмена и вообще абсолютно необыкновенного ребенка!

— Наверно, нам не следует начинать считать яйца, не высидев цыплят, — предостерегла Элисон, отпив минеральной воды. — А то можно…

— …И сглазить. Вот именно, — подмигнул Джон. — Чего доброго, он станет любить футбол!

Когда на столе появилась еда — хлебцы по-гэльски, бифштексы от «Маркса и Спенсера», салат от Хоум-Муров, — Элисон вопросительно взглянула на Катриону.

— Теперь твоя очередь, Кэт. Как все прошло? Просвети нас.

Катриона положила вилку и залпом осушила свой стакан. Одно дело исповедоваться Элисон, но совсем другое — говорить о Хэмише в присутствии Джона.

— О, вам будет неинтересно, — в замешательстве произнесла она. — Мы просто сходили на «Сансет бульвар», а потом очень мило пообедали в ресторане, вот и все.

— «Вот и все», — передразнила Элисон. — «Очень мило» — провести ночь в Лондоне с самым богатым мужчиной Эдинбурга. Полагаю, вы ездили на омнибусе, ели в закусочной Макдональдса и спали в дешевой ночлежке! Давай, Кэт, мы жаждем узнать все роскошные подробности твоей красивой жизни! Мы обратились в слух.

Катриона беспомощно взглянула на Джона, и он сделал жене предостерегающий жест.

— Мне кажется, Катрионе не хочется об этом говорить, — сказал он. — И наверно, она права. Это ее личные дела.

— Он угадал, Кэт? — осведомилась Элисон. — Ты смущена? Стесняешься? Ты наконец-то осознала свою вину?

— Да нет! — вспыхнула Катриона. — Я стесняюсь, но не чувствую за собой никакой вины.

— О-о, Катриона Стюарт, Господь да простит тебя! — Элисон отщипнула кусочек хлебца и укоризненно уставилась на подругу. — Этот человек женат, и у него есть сын.

— Да, я знаю, — кивнула Катриона, отводя глаза.

Про себя она подумала: как жаль, Элли, что ты с самого начала не сказала мне о мальчике…

Наступила неловкая тишина, которую нарушил Джон.

— Мне кажется, Элли, с нашей стороны не очень-то вежливо пригласить Катриону на ужин, а потом мучить разговорами за накрытым столом. Пожалуй, она может рассердиться и запустить в нас нашей же салатницей.

Элисон вскинулась было, но тут же овладела собой и рассмеялась.

— Нет, надеюсь, она этого не сделает. Извини, Кэт. Я немного забылась. Отнеси это за счет гормонов.

Катриона подняла стакан и постаралась улыбнуться.

— За счет гормонов, Элли? Если бы не они, нам нечего было бы праздновать. Давайте поговорим о ребенке. Ты будешь рожать в воде или обычным способом?

— Помогите! Я еще ни о чем таком не думала. — Элисон состроила уморительную рожицу, и обстановка моментально разрядилась. — Я так плохо плаваю…

— Если хочешь, чтобы я держал тебя за руку, лучше оставайся на твердой земле, — заметил Джон. — Если тебя интересует мое мнение, то рожать в воде приличествует китам, а не женщинам.

— Вероятно, скоро я буду выглядеть как настоящая китиха, — вздохнула Элисон. — Такая же огромная и раздутая.

— Ты будешь царицей китов, — поспешил утешить ее Джон.

— Ладно, только не вздумай сделаться похожим на царя китов, — предупредила его жена. — Такие мужья совсем не в моем вкусе.

Испытывая облегчение, Катриона с удовольствием прислушивалась к этому обмену репликами. Она тихо радовалась, что эпизод с Хэмишем разрешился более или менее благополучно. Жаль, что Элисон все-таки рассказала мужу о ее романе с Мелвиллом, но, видимо, это неизбежно. Они с Джоном работали бок о бок, в одной комнате, и, несмотря на то, что он ни разу не заговорил Об этом, Катриона была уверена, что Джон не одобряет ее связи с клиентом.

Выпив помимо своей доли кьянти еще и половину порции Элисон, Катриона чувствовала себя переполненной вином и, возвратившись домой, обнаружила, что не может спать. Это было совершенно некстати, потому что она предпочла бы забыться в блаженном сне, а не провести еще одну ночь, сгорая в пламени мучительных размышлений, что являлось неизбежным следствием бессонницы. Помимо мыслей о сыне Хэмиша, досаждавших ей весь день, теперь ее душу язвило известие о беременности Элисон. Катриона совершенно не ожидала от себя такой реакции, однако факт оставался фактом: она безумно завидовала Элисон.

Это чудовищно! Как будто что-то грызло ее изнутри. Но по какой причине? Благодаря своей сестре она уже дважды становилась теткой, но ни разу не испытывала даже признаков душевной боли, а сейчас вдруг неизвестно почему ее снедали зависть и ревность. Но кроме мелочной и коварной зависти, она впервые отчетливо расслышала настойчивое тиканье своих биологических часов.

В свои тридцать два года Катриона впервые заглянула в колодец времени и вдруг увидела его пустоту. Впереди ее не ждали ни радость, ни веселье, ни светлый детский смех, ни приятные материнские хлопоты и заботы — лишь безликие колонки цифр, столбцы холодных, равнодушных фунтов и пенсов. И хотя она никогда не замечала в себе никаких признаков старости, но сегодня, лежа в постели, Катриона, казалось, ощущала, как первые невидимые ростки распада проникают в ее тело, как ее женские органы, предназначенные для воспроизводства новой жизни, сморщиваются и засыхают, превращаясь в бесполезный ком мяса и хрящей.