Мэри Уэсли - Опыт воображения. Разумная жизнь

Флора хотела рассказать, как ненавидит она эти прогулки по бетонной дорожке возле сердитого моря, она хотела описать ему, как девочки бросали на мужчин критические оценивающие взгляды, пытаясь определить, кто они — джентльмены или нет. По одежде они определяли его или ее социальный статус. Хотела рассказать, как они играли в игру „сахиб“, сами себя награждая баллами за то, что видел: наивысший балл — за старый итонский галстук, или галстук члена бригады гвардейцев, или за редкостный пейзаж где-то далеко отсюда. Но теперь с забитым носом и саднящим горлом, она не думала, что Феликса рассмешат или заинтересуют ее рассказы о соученицах. Не сочтет ли он их пресными, какими она сама их считала.

— Тебе здесь нравится?

— Ненавижу.

— А другие девочки тебе нравятся? У тебя много подруг?

— Нет.

— Мои сестры весело жили в школе, их пять, и если что — они и без других могли обойтись. А с другой стороны, они очень общительные. Но мы у себя в стране учимся в дневных школах. Ах, — прервал он себя, — мы уже выехали из города. Красивое время года, правда?

— Да.

— Если слишком дует, закрой окно. А я люблю ветер.

Флора оставила окно как было, из-за простуды она не слышала ухом, обращенным к окну. Позже она будет воображать, какой запах осенних листьев, исходящий от дороги, она могла бы вдыхать.

Феликс молчал до самого отеля, где он собирался остановиться на ленч.

— У тебя ужасная простуда, — покачал он головой, когда они вышли из машины.

— Ничего, — сказала Флора.

— Я надеюсь, не подхвачу от тебя.

Флора промолчала.

— Ты хотела бы сразу поесть? — спросил Феликс. — Я — да. Я ужасно голодный. А школьники тоже всегда хотят есть. — Он вспомнил, как немногословна была Флора во Франции. „Мне следовало бы привести с собой кого-то, чтобы был третий“, — подумал он.

Они сели за стол у окна, из которого открывался пасторальный вид — волнистые холмы, овцы, щиплющие траву в отдалении. Официант накрыл колени Флоры салфеткой и предложил меню. Феликс заказал себе мартини и попросил карту вин.

— Рюмочка вина хороша для твоей простуды. А почему бы тебе не пойти в туалет и не высморкаться как следует перед едой? Возьми мой носовой платок, он сухой.

Флора взяла платок. В туалете она как следует высморкалась в бумажное полотенце. Казалось, поток из носа неистощим, она подумала, что если вдохнуть как следует, то может, этот поток уймется, и она сохранит платок Феликса. Когда Флора вернулась к столу, Феликс сообщил:

— Я заказал для нас обоих: жареный фазан, желе из красной смородины, брюссельская капуста и чипсы. Я начинаю с устриц. А ты как?

Флора покачала головой, отказываясь от первого блюда, помня его замечание насчет аппетита школьников, к тому же она никогда не ела устриц. Но когда Феликс предложил ей последнюю, оставшуюся, она взяла ее и подумала, что никогда в жизни не пробовала ничего вкуснее, и остро пожалела о потерянной возможности.

Феликс весело болтал за едой. Он рассказывал, что оставил университет и занялся бизнесом, его сестра Энн вышла замуж, Элизабет закончила диссертацию и теперь на раскопках в Малой Азии. Она помолвлена с парнем-археологом. Все три замужние сестры уже родили по одному-два ребенка, мать чувствует себя прекрасно.

— А как твои родители? — спросил он.

— Хорошо, — ответила Флора неуверенно.

— Они каждый год приезжают к тебе из Индии?

— Нет.

— Да, что-то такое я слышал. Ирена Тарасова рассказывала. Это она дала мне твой адрес. — (Так оно и было.) — Она счастлива в Лондоне. Я думаю, ты ей пишешь? Ей в Лондоне нравится больше, чем в Динаре. — (А что она делает в Лондоне. Почему она уехала из Динара? Сколько времени прошло с ее последнего письма? Шесть месяцев?) — Ты же знала, что она переехала в Лондон?

— Нет.

— Я думаю, что у нее просто не было времени тебе сообщить. Она разошлась с мужем, ты знаешь. А фазан хорош, правда?

— Да. — Флора медленно жевала фазана, думая об Алексисе: „Интересно, он все еще работает таксистом в Париже?“ — Я не знала об этом.

— Они жили каждый сам по себе, когда мы впервые встретились в Динаре. Так, немножко азартных игр.

— Он водил такси.

— Он до сих пор водит, — засмеялся Феликс. Флора шмыгнула, втягивая воздух через заложенный нос, и попыталась выдохнуть через рот, набитый фазаном. — Ты не пьешь вино. Тебе с твоей простудой оно полезно, — Феликс наблюдал за ней. Ирена сказала, найди время, своди ребенка куда-нибудь и расскажи мне про нее. Скажи ей, что я скоро напишу. — Ирена велела сказать тебе, что она скоро напишет.

— Он потрясающе играл в триктрак. — Флора все думала об Алексисе. — Поблагодарите ее, пожалуйста. — Она потянулась за рюмкой и чуть пригубила. Вино обожгло ее миндалины, но, попав внутрь, согрело.

— А сколько лет тебе сейчас?

— Четырнадцать. — Ей должно исполнится четырнадцать через шесть месяцев, ей шел четырнадцатый.

— Ты здорово выросла.

„По крайней мере на фут. У меня месячные. У меня уже там волосы — и под мышками“.

— Да, — сказала она.

— Почти четыре года прошло после Динара. — Феликс ковырял брюссельскую капусту и вилкой отправлял ее в рот. — Как быстро бежит время…

— Ползет. — Вино, немного успокоив, ударило в голову: — Время ползет. — И Флора снова отпила.

— А где ты проводишь каникулы? — Феликс доел последний кусок фазана и сложил нож и вилку вместе.

— Здесь, в школе. У всех детей родители в Индии. Если у тебя нет родственников, к кому можно поехать на каникулы, то каникулы — в школе. Это же домашняя школа. — Вино слегка развязало ей язык. — Они все время говорят про Индию, про то, сколько там слуг у их родителей. О поло. Тиграх. Танцах в клубе. Об отпуске в горах. О Симле. Кашмире. Они называют завтрак „чота хазри“, ленч — „тиффин“, они говорят, что Махатма Ганди превращает коренных жителей в коммунистов, индийцев называют туземцами. Они отличают, кто их отцы — политики, гражданские служащие, военные или полицейские. Они не могут дождаться, когда вернутся обратно и выйдут замуж.

— Ну это для них главное, — сказал Феликс, улыбаясь. — А для тебя разве нет? — Флора довольно успешно справилась с насморком, лицо раскраснелось от вина. („Я не должна превратиться в пьяную школьницу“.) — А ты разве не хочешь вырасти и вернуться в Индию к родителям?

— Да, они все должны.

— А ты не должна?

Флора покачала головой. Как объяснить Феликсу, который так предан матери и сестрам, что она, как огня, боится этого воссоединения.

— Может, и должна! — возвысила она голос.

— О! — Феликс испугался нотки отчаяния, вряд ли вызванной вином. — Ох. — И потом: — Ты хочешь пудинг?

— Нет, спасибо.

— Уверена?

— Да.

— Я бы съел еще сыра. У нас в Голландии нет вашего вкусного „стилтона“. — Феликс попросил официанта принести сырное ассорти.