Ирина Масарновская - Любовь от кутюр

— Я виновата. Я должна была ему…

— Ничего ты не должна была. Я предчувствовал, что это плохо кончится, но не думал, что так быстро наступит развязка. Увы… Кажется, звонят в дверь.

— Пойдите, откройте.

Станислав Николаевич бросился открывать. Впустив Тамару, он позвал с балкона Юлию.

Опять сидели на кухне, варили кофе… Говорили ни о чем.

— Дожить бы до утра, — сквозь слезы сказала Метлицкая.

— Не волнуйся, мы будем вместе, — отозвалась Тамара.

Юлия с благодарностью посмотрела Тамаре в глаза, бросилась к ней, обняла ее за шею и расплакалась навзрыд.

К рассвету все задремали. Станислав мирно похрапывал в кресле, укрывшись собственным пиджаком. Юлия периодически проваливалась в сон, но уснуть ей мешали неотвязные мысли и храп Станислава. К тому же разыгралась жуткая головная боль. Она встала с дивана и решила принять таблетку. Сделав несколько шагов, она вернулась обратно, испугавшись скрипа паркетных половиц. От ее шагов вскочила Марианна Васильевна.

— Юленька, тебе чего надо было?

— Таблетку от головной боли.

— Я принесу, лежи. Только скажи, где взять.

— Аптечка за кухонной дверью. Там есть пенталгин.

Часы пробили шесть раз. «Боже мой, уже утро. Скоро родители приедут. Быстрее бы увидеть маму…» Головная боль с помощью пенталгина отступила, и Юлия ненадолго уснула.

В половине десятого появились родители. Отец молча подошел к дочери и по-мужски похлопал ее по плечу. Мать, скрестив на груди руки, смотрела на дочь красными, опухшими от слез и ночной бессонницы глазами.

Панихида состоялась в полдень, в холле Дома моделей, на первом этаже. Юлия сидела, взяв под руку мать, возле гроба и не поднимала ни на кого глаз. Директор сказал прочувственную речь, затем остались только очень близкие люди. Выносили цветы, венки, тихо играла траурная музыка…

«Надо как-то проститься. Боже, как встать?..»

Все поплыло перед глазами. Закружилась голова, сначала медленно, потом быстрее, быстрее…

Юлия открыла глаза и увидела перед собой человека в белом халате.

— Сейчас вам будет легче, — сказал приятный мужской голос. Глаза близко-близко…

Юлия хотела что-то ответить ему, ей даже показалось, что она произносила какие-то слова, но на самом деле только облизнула засохшие губы…

Потом все происходило, как в немом кино. Двигались в определенном порядке человеческие силуэты, кто-то отбежал в сторону, возвратился. В ушах звенело, ноги не слушались. Но она шла, потому что под обе руки ее сильно держали.

А вот и город… Дом моделей… «Куда это все идут? Неужели конец рабочего дня? Но почему-то все идут в здание, а не наоборот? И все какие-то строгие, молчаливые».

— Доченька, очнись! Давай помянем…

Противный вкус водки на мгновение привел Юлию в чувство.

— Я хочу домой, — произнесла она как будто самой себе.

Никто не отреагировал.

— Мамочка, я хочу домой… отведи меня.

— Погоди, милая, еще нельзя, — шепнула ей мать.

Юлия замолкла. Потом ей вложили рюмку в руку, опять противный вкус водки, затем еще раз…

Все ходят по квартире из угла в угол, говорят что-то, но она не слышит, а только видит, как шевелятся губы.

— Юленька, прими таблетку, доченька.

— Хорошо, мама.

«Что же я так громко разговариваю? Нехорошо… нельзя так».

Проснулась от того, что кто-то гладит по голове.

— Мамочка, ты?

— Да, голубушка, я!

— А какой сегодня день?

— Суббота, уже суббота.

— Хорошо, что суббота. Не нужно идти на работу. А времени уже много?

— Уже восемь утра.

— А где все?

— Кого ты имеешь в виду?

— Папа где? Смирновы… Тамара…

— Смирновы поехали домой переодеться. А Тамара с отцом на кухне.

— Пойдем к ним.

— Давай, пойдем. Ты не убивайся так, детка. Уже ничего не исправишь.

— Я понимаю… Но мне страшно… Как же так, как он мог?

— Всякое бывает… Царствие ему небесное!

День прошел спокойно, мирно. Знакомые заходили без предварительных звонков, не звонили даже в дверь. В комнате был накрыт стол, возле которого хлопотали Тамара и Юлина мама, но больше Тамара.

Назавтра в полдень уехали родители. Прощаясь, мама сказала Юлии:

— Ты шибко не горюй, доченька. Наверное так будет всем лучше.

И поцеловала дочку в висок.

К вечеру в доме остались только Тамара с Юлией. Завтра рабочий день. Марианна Васильевна попросила Юлию прийти хоть на пару часов.

— Выходи в люди, тебе легче будет.

— Хорошо, Марианна Васильевна.

— Тамара, а вы останетесь с Юлией? — спросила Смирнова перед уходом.

— Да, конечно, конечно, не волнуйтесь. Мы будем вдвоем.

— Ну, счастливо оставаться.

И в доме стало вдруг пусто и тихо. Две женщины сидели молча за столом, подперев подбородки руками. В разговоре не касались прожитой бесславно и трагически завершившейся жизни Юрия. Уснули под утро, поэтому Юлия с трудом оторвала голову от подушки.

— Я сделаю тебе хороший кофе, а ты прими прохладный душ. Юлия, жизнь продолжается…

Громадский в последнее время ужасно нервничал. Дело в том, что две недели назад со своим рекламным агентом он отправил в Германию издателю Вилли Шнитке превосходную фотографию Юлии в роскошном вечернем платье. Шнитке позвонил ему, рассыпался в комплиментах: «Гуте фрау, шёне фрау». Но… до сих пор никакого официального извещения. Георгию очень нужно было, чтобы его фото попало на страницы рекламных изданий Европы. Тогда «зеленый свет» для современного предпринимательства. Тогда Юлия у него в руках.

Он пришел на работу раньше обычного. «Черт их поймет, этих немцев, может, он мне звонит по утрам… А я, как младенец, нежусь в постели до восьми», — думал Громадский, просматривая на свет сделанные вчера негативы.

Георгий Громадский любил посещать всякого рода тусовки, как теперь принято говорить. Он обладал огромным количеством фото известных актеров, режиссеров, музыкантов, художников. Единственное, что его никак не привлекало, — это мир политики. То ли потому, что он в ней слабо разбирался, то ли потому, что на всяких политических мероприятиях бывают красивые женщины.

Да, красивая женщина — редкость. Хотя, если пройтись по Арбату в летний вечер… Но он предпочитал протискиваться на всякие презентации, выставки… Хотел завести знакомство с кем-то из телевизионщиков. Там ведь много всякого народу бывает, да и информация под рукой… Но это как-нибудь потом. Сейчас его мысли были только о Юлии и ее фото.

— Батюшки, что это случилось? Ты в такую рань на работе! — изумленно воскликнула Алина, увидев Громадского за столом.

— Доброе утро! Дела… Не мне тебе рассказывать. Да и жду — вдруг Шнитке позвонит. Меня интересует…

Алина открыла ящик полуовального стола и вместо ответа демонстративно положила перед Громадским прекрасно изданный журнал. На первой обложке красовалось его фото — Юлия в вечернем платье, босиком…