Мэри Уэсли - Разумная жизнь

Флора, крепко закрыв глаза, входила в воду. Она была одета. Бланко схватил ее, и она ударила его.

Бланко прижал ее руки к бокам и вытащил на берег. Она пиналась изо всех сил, била каблуками по его костям, и очень больно. Бланко крепко держал ее левой рукой, а правой шлепнул.

— А ну стой спокойно!

Она снова ударила его.

— Сука. — Он тряхнул ее как следует. — Перестань. — Его ужаснуло ее молчание. Она увернулась из-под руки Бланко и снова попыталась ударить. — Я знаю, кто ты, — сказал он. — Я отведу тебя к мадам Тарасовой.

Флора продолжала молчать.

— Пошли, — велел Бланко, — иди давай. — Он крепко держал ее. — Если ты можешь идти в море, то можешь подняться и на холм.

— Пропали мои лучшие брюки, — сказал он Космо.

— Отдай почистить. А что случилось?

Космо уже разделся и лежал в постели.

— Я только что рассказал мадам Тарасовой, что поймал ее, когда она входила в воду. С закрытыми глазами!

— О Боже!

— И без единого слова! Ты бы видел, как она дубасила меня! Посмотри на мои голени, она разодрала мне кожу. И вон — сплошные синяки.

— А что мадам Та…

— Сказала что-то по-русски, потом что-то про горячее молоко, по-французски… Что-то вроде „закрыть“.

— Закутать.

— Правильно, закутать. Она больше говорила по-русски, а потом поблагодарила меня по-французски. Она целовала ее, обнимала, аж вся взмокла. Она сказала, чтобы я оставил ее ей. Ты только посмотри на мои брюки! — взвыл Бланко.

— Давай дальше.

— А потом эта ее треклятая собачонка скатилась по ступенькам, а мы стояли на пороге, и захотела меня тяпнуть. Девчонка как будто очнулась от этого и стала смеяться. Тарасова махнула мне, чтобы я уходил, и перед моим носом закрыла дверь. А ты думаешь, все это отчистится? Смотри, соль высыхает и проступает.

— Она шла во сне, как ты думаешь? — спросил Космо, обхватив колени рунами.

— Ты во сне никого не кусаешь, — Бланко кинул брюки на стул.

— Я думаю, надо сказать моей маме.

— Давай, подождем, посмотрим, что станет делать Тарасова. Она казалась какой-то отстраненной, и никто бы не захотел вмешиваться больше, чем…

— Может, моя мама поможет, если мы ей расскажем.

— Почему? — спросил Бланко.

Космо и сам не знал, почему он так думал.

— Конечно, дети не совершают… — Но ни он, ни Бланко не произнесли этого слова — „самоубийство“. Бланко заявил, что ему лучше пойти и принять горячую ванну.

— Я думаю, надо размять ноги перед сном. — Ангус стоял с Милли в вестибюле. Они пожелали спокойной ночи Роуз и ее дочерям. — Я бы хотел подышать свежим воздухом перед сном. Ты составишь мне компанию? — спросил он Феликса.

— Спасибо, сэр, да.

— Тогда спокойной ночи, дорогой. Не задерживайся слишком долго, — сказала Милли, поднимаясь вверх по лестнице. — Не забудь, что завтра утром приезжают девочки, так что тебе понадобятся силы.

Ангус и Феликс вышли на улицу.

— Я считаю, что говорить со взрослой дочерью — дело очень трудное, — сказал Ангус, — хотя твоя мать — прекрасный пример того, что при этом можно остаться в живых.

Феликс рассмеялся.

— Мои родители уже перестали их пересчитывать, три сестры замужем. Дома у матери остались только две.

— Что я сейчас хочу на самом деле, — сказал Ангус, легко переставляя ноги, — это зайти в казино и чтобы про это не узнала моя жена.

— О, — произнес Феликс и задумался, сколько при нем денег.

— Но это не то, о чем ты подумал, — сказал Ангус, — я подозреваю, что там есть телеграфный аппарат. Читать вчерашнюю газету — не дело, мне надо знать свежие новости из дому.

— Да, один такой аппарат есть в фойе казино, — сказал Феликс. — Я думаю, вас интересует вероятность забастовки?

— Да, забастовки, которая может привести к революции.

— Наверно, сэр… — начал Феликс с удивлением.

— Множество молодых людей в Москве и Санкт-Петербурге говорили „наверно, сэр“ с таким же упором, как и ты, — мрачно сказал Ангус. — Я же не говорю, что она будет, но если мальчики вроде приятеля Космо, Виндеатт-Уайта, симпатизируют шахтерам, подумай, сколько симпатий они могут завоевать по всей стране.

— Я думаю, что ваши консерваторы заблуждаются насчет того, что профсоюзы попали под влияние коммунистов.

— Это довольно распространенное мнение. Горячие головы вроде Уинстона Черчилля рвутся в бой. А такие, как Саймон, ничуть не глупее, едва ли верят. Вот-вот, но ты знаешь, как разрастается грибница? А какие заголовки для прессы? Красота! Но существует еще и Бекенхед, интересная личность, и уж конечно, Джойнсон-Хикс, которому везде мерещатся большевики.

— Ваш министр внутренних дел?

— Да. Никого из них я не знаю лично, я ведь просто солдат на пенсии. И ненавижу политику. Ни на йоту никому из них не верю. И если спросить меня, то я уверен, что у короля гораздо больше здравого смысла, чем у всего кабинета. Закройте его в одной комнате с А.-Дж. Куком, и он вмиг решит все проблемы, и справедливо, — пробурчал Ангус.

— Он представляет горняков, этот Кук? — Феликс говорил по-английски хорошо, но не слишком уверенно.

— Да, представляет. И король любит шахтеров. И я люблю шахтеров, они замечательные парни.

— Из газет я понял, что они требуют прожиточного минимума. А что это такое?

— Это то, чего они никогда не получат, — коротко ответил Ангус. — Потому что переговоры зашли в тупик.

— Итак?

— Итак, возникла антибольшевистская паника из-за угрозы общенациональной забастовки и вытекающих из нее ужасов, и я тоже участвую в панике. И я должен быть дома и подчиняться гражданскому уполномоченному моей территории. Черт бы его побрал, дурака. Я уже служил под ним в войну, и я не хочу ссориться с министром. Но если буду рядом, может, и смогу удержать его от какой-нибудь глупости. Он меня побаивается. Он какой-то дальний родственник моей жены.

— О, — сказал Феликс. — Да?

— Я не хочу волновать жену, но в случае чего, я оставлю ее здесь и поеду домой один. Мне будет спокойнее, если они с Мэбс поживут во Франции.

— А сын? — спросил Феликс. Они как раз подходили к казино.

— Космо? Он вернется в школу. И так много пропустил из-за своего колена. О! Я знаю вон тех ребят. Привет, Фредди, и не Ян ли с тобой?

Ангус приветствовал мужчин, выходящих из казино. Он представил Феликса. Фредди и Ян, казалось, пришли за тем же, за чем и Ангус. Они остановились поделиться новостями и обменяться мнениями с мужчинами — все они были того же возраста, взглядов, что и Ангус; Феликс наблюдал за ними со смешанным чувством восхищения и удивления. Невозможно было ошибиться и принять их за кого-то еще, а не за англичан. Он попытался понять, что в них такого английского? Голос? Поза? Одежда? Манера стоять? Что? Подошли еще несколько отцов семейств, отдыхавших здесь в пасхальные каникулы, и на каждом была эта невидимая печать. Полное единодушие, гармония. Потом все стали расходиться.