Мэри Уэсли - Разумная жизнь

— Ну теперь ничем не поможешь. Если бы я знала, я бы пользовалась мазью, говорят, помогает. Да-да, продолжай, дорогой.

— А ты что-то узнала об этой итальянской семье?

— Как ты суетишься. Да. Я позвонила им, она может ехать к ним в любое время и болтать по-итальянски. Почему ты вдруг всем этим озабочен?

— Я просто хочу скорее уладить, чтобы послезавтра мы уже не беспокоились об этом и наслаждались остатками отпуска. Если она вырастет такая же некрасивая, как сейчас, она не сможет выйти замуж, но если будет говорить по-итальянски, по-русски, по-французски, она найдет работу после школы и развяжет нам руки.

— Это было бы прекрасно. Какой ты умный.

— О, еще семь-восемь проклятых лет.

— Мы будем в Индии…

— Ты сказала ей, что она должна проводить каникулы в школе?

— Сказала, но ее могут пригласить друзья. Меня в ее возрасте все время приглашали.

— Но ты была хорошенькая.

— Она выправится.

— Будем надеяться. А так хорошо? А так?

— Что?

— Ну конечно, то, что я делаю.

— Да-да, хорошо. Еще раз, немножко повыше, и еще, продолжай, а! Бог мой! Ох! Денис, как прекрасно. О… о, здорово! А тебе как?

— Гм. — Денис лег на спину. — У меня есть предложение.

— Какое?

— Если ты поедешь со мной до Марселя на корабле, у нас выйдет лишняя неделя. Что думаешь?

— И возвращаться сюда одной?

— Ты же собиралась так или иначе это сделать. — Тон его указывал на то, что ребенок — ее ошибка, и она сама должна за это расплачиваться.

— Это будет означать, что разлука станет короче на неделю…

— Целую неделю. В это время года хорошо проплыть до Марселя.

— Мы могли бы изобразить, что я намерена проделать весь путь до Бомбея. Давай, так и поступим, Денис, и давай еще раз повторим то, что мы делали только что, хорошо?

— Если ты готова.

— Дай-ка, я тебе покажу. А потом мы немножко поспим, потом — ванна и пройдемся к морю перед ужином…

— С британскими семьями в „Марджолайне“. Спорю, они ждут не дождутся, когда эти противные дети вернутся в школу. Семейная любовь — сплошное лицемерие. Когда мы выполним свой, якобы родительский, долг, мы поскорее вернемся в постель.

— У тебя это так здорово получается, Денис.

— У тебя тоже.

Вита наблюдала за мужем, как он спал. Он всегда засыпал, когда она еще пребывала в возбуждении и ей хотелось поболтать. „Его профиль, — подумала она, — с выступающим носом и непропорциональным ему подбородном похож на нос яхты. Как-то он сказал, что, к счастью, Флора не унаследовала его нос“. Вита улыбнулась. Повернувшись на бок, она стала размышлять, что бы такое надеть сегодня вечером. Ничего фривольного: Милли Лей и Роуз всегда умудряются выглядеть такими заботливыми родителями. А вечер, наверное, будет скучным, но они могут пораньше лечь в постель или ненадолго завернуть в казино. Какой прекрасной, подумала Вита с удовольствием, какой уютной они сделали эту маленькую смешную квартирку — всего-то несколько ярких подушек, желтый ковер и покрывало из британских кружев на постель. Они будут хороши в Индии в бунгало. Ей надо чем-то себя занять, чтобы поскорее пролетели недели до конца сентября и она бы вернулась к Денису. Может, еще один желтый коврик? Почему бы нет? Надо бы съездить за ним в Динар.

Денис и Вита появились на ужине в „Марджолайн“ и сразу оказались вовлеченными в разговоры о пикнике. Перемена погоды и предложение Космо зарядили британские семьи желанием действовать. Мысль о пикнике была словно послана Богом, дабы отвлечь родителей, старавшихся крепиться перед неминуемым расставанием с детьми, которые в конце каникул погружались в мрачное настроение — то дерзили, то плакали, заранее тоскуя по дому. Другие, искренне обеспокоенные забастовкой и ее возможными последствиями, тоже были довольны. Некоторые несколько виновато смотрели в будущее, поскольку их ожидало возвращение в благословенное мирное время, и с особым энтузиазмом участвовали во всем, великодушно выдвигая фантастические идеи. Фредди Вард и Ян Макнис предложили нанять автобус или два в Саутгемптоне, чтобы отвезти всех на пляж и обратно. Особенно быстроногих детей матери рассылали по другим отелям, чтобы все они уговорили других принять участие, чтобы все приносили с собой еду, питье, купальники и теплые свитера и приходили в „Марджолайн“ в одиннадцать часов завтра утром. („Нет-нет, дорогая, раньше не получится, раньше никто не будет готов и раньше никто не соберется“.)

Заряд энергии передавался от одной семьи к другой. Настроение, упавшее в сырую погоду, вознеслось до небес. Никакой скуки.

В такой приподнятой атмосфере Денису и Вите не составило труда вместе со всеми обсуждать еду для пикника, коврики, термосы, аптечку первой помощи — да, да, это хорошая мысль, на пикники в Индии мы берем с собой такую же, — нетрудно было обмолвиться в разговоре с Милли и Роуз, что, поскольку она хочет последние дни отпуска Дениса провести с ним, не могла бы она попросить их по-дружески присмотреть немного за Флорой, которая останется в отеле до ее возвращения и потом, конечно, сможет переехать на квартиру?

Вита чувствовала, что девочка не станет особенно сокрушаться, она будет брать уроки у мадам Тарасовой, беседовать с итальянской семьей, у нее полно дел. А для Виты и Дениса — большое облегчение сознавать, что есть кто-то еще, кроме мадам Тарасовой, к кому Флора в случае чего могла бы обратиться. Милли и Роуз, конечно, согласились присмотреть, отказать было невозможно.

Возникла неловкость, когда они, появившись в отеле и поискав Флору, вдруг обнаружили ее в комнате, где она ужинала в одиночестве, ела с подноса. Ни Денис, ни Вита не знали, что Флора поступает именно так. Им в голову не пришло, что ребенку может быть неприятно есть одному в ресторане. Гастон с помощью главного официанта устроил ей это, объяснила Флора.

— С нами должны были посоветоваться, — сердито сказала Вита.

— В ресторане освобождается столик, — беззаботно пожала плечами Флора.

— Пойдем, будешь нормально ужинать с нами, — резко сказал Денис.

— А что нормального! — пробормотала Флора, плетясь за родителями в ресторан. — Я не хочу второй раз есть, — сказала она, садясь на свое место за столом.

— Тогда смотри, как мы едим, и постарайся вести себя прилично, — сказала Вита, опускаясь на стул, который официант выдвинул для нее. — Мадемуазель не голодна. — Флора и официант обменялись взглядами.

Если родителям и хотелось ударить ее, они не подали виду, они дружески беседовали с сидящими за соседними столиками. Некоторые обменивались замечаниями, какая они приятная пара, а одна старая леди покачала головой — как жаль, что ребенок такой надутый.

— Я думаю, ребенка просто испортили, — заявила она. — Это все служба в Индии. Но ничего, школа собьет с нее спесь. А родители кажутся такими влюбленными друг в друга.