Тереза Ревэй - Твоя К.

— Мадемуазель, я выбрал это ремесло прежде всего из-за любви к справедливости. Не будем говорить о деньгах. У нас наверняка найдутся темы поважнее. Расскажите, что вас привело ко мне.

Сначала Ксения не знала, с чего начать. Она отвыкла от посторонней помощи, тем более что адвокат не был ее соотечественником. С другой стороны, было что-то приятно волнующее в том, чтобы довериться мужчине, позволить ему решать за тебя. Это новое для нее ощущение заставило ее почувствовать признательность по отношению к Габриелю Водвуайе. Но вспомнив, что именно привело ее к нему, она вздрогнула, как от удара хлыстом, и побледнела.

Перед тем как прийти к адвокату, ей пришлось выжидать часами, сидя на маленьких неудобных стульчиках, установленных в узких коридорах полицейских участков. Ее направляли из кабинета в кабинет, равнодушно или, что хуже, подозрительно расспрашивали до тех пор, пока кто-то опытный не объяснил Ксении протокольным тоном, почему ее дядя находится за решеткой. Когда тот же полицейский лаконично посоветовал Ксении потребовать, чтобы дяде назначили адвоката, она сразу подумала о Габриеле Водвуайе, ответив, что в государственном адвокате нет необходимости. Чтобы найти нужный адрес, ей пришлось пересмотреть столичный телефонный справочник и выписать всех находившихся в нем Водвуайе. В подвальном помещении кафе, держа трубку двумя руками и морщась от запахов, идущих от туалета, она молила небо, чтобы Габриель Водвуайе не оказался любителем проводить все лето в деревне.

— Мне нужна ваша помощь, — выдохнула Ксения. — Мой дядя Александр Петрович Серебров в тюрьме. Его обвиняют в убийстве, и вы единственный, кто может его спасти.

От всех последующих недель у Ксении остались смешанные чувства. Летние грозы, омывавшие тротуар непереходимыми потоками, грязные лужи, разбрызгиваемые колесами автомобилей, умытые небеса, ставшие светлыми до боли в глазах, возвращение парижан из богатых кварталов, которые тащили чемоданы, вспоминая об экзотических коктейлях, новая доска для письма Кирилла, начало его школьных занятий, первые пожелтевшие листья, украшенная красной лентой мантия Габриеля Водвуайе, которая трепыхалась на ветру возле Дворца правосудия, замкнутое лицо дяди и его безупречное поведение перед судьями.

Конечно, был еще Макс, который стал для Ксении своеобразной крышей, под которой она могла спрятаться от повседневных забот и восстановить силы. Идя к нему, она чувствовала, как с каждым шагом в ней растет желание, начинаясь в низу живота и распространяясь по всему телу, заставляя ее светиться от счастья. Их отношения уже нельзя было сравнить с тем головокружительным забытьем первых дней, когда, находясь рядом с любимым, Ксения просто чувствовала, что живет, живет по-настоящему, невзирая ни на что. Теперь, после того как жизнь преподнесла ей очередные испытания, Ксения стала более азартной в любовных утехах. Она не хотела принимать удовольствие как подарок, упавший к ее ногам. Собираясь к любовнику, она словно шла на азартную охоту за счастьем, которое каждый день силой вырывала у судьбы, отчего акты любви напоминали ей сладостную борьбу.

Макс не спал. Он смотрел на лежащую рядом Ксению, которая дремала, положив голову на скрещенные руки, переплетя ноги с его ногами. На ее спящем лице читалась боль и печаль и в то же время готовность к действию. С тех пор как арестовали дядю и судьи распутывали клубок, состоящий из денежных проигрышей и бессовестных кредиторов, которые наняли вооруженных негодяев, чтобы выбить из него долги, Макс познакомился с новым качеством Ксении — ее способностью преодолевать трудности. Он восхищался ее упорством, умением создавать вокруг себя невидимую броню, которая позволяла ей сохранять силы для борьбы, хотя, к сожалению, изолировала ее и отдаляла от любовника.

Узнав плохие новости, Макс сразу же предложил ей свою помощь, но она даже не захотела отвечать на большинство его вопросов.

— Ты здесь, и большего я от тебя не требую, — строго ответила она.

Ее слова унижали Макса, он не хотел, чтобы к нему относились как к инструменту для развлечений. Но он был достаточно сильным человеком, чтобы позволить себе отступить перед сбивающей с толку сложностью этой женщины. Слишком он ее любил. Обиженный ее лаконичной репликой, он не стал настаивать, предоставив ей возможность поступать по своему разумению. Поддаваясь ее капризам, он радовался как сумасшедший, когда ее лицо освещала улыбка и она казалась ему счастливой.

На столе лежало письмо Сары. Макс получил его накануне и сразу же забронировал спальное место на ночной поезд, отправляющийся в Берлин. Оставалось всего несколько часов для того, чтобы упаковать чемодан. Он хотел сообщить Ксении о своем отъезде во время обеда, но в тот день она по непонятной причине была такой веселой, что он не решился ее огорчить. Как многие молодые люди, он предпочитал откладывать проблемы на потом с иллюзорной надеждой, что они сами по себе развеются. Съев омлет и выпив бутылку вина в бистро на углу улицы, они, держась за руки, отправились к Максу домой.

Внезапно его охватило нетерпение от бездеятельности, вес тела Ксении сразу показался тяжелым, а ее ровное дыхание превратилось в упрек. Охваченный тоской, он постарался соскользнуть с кровати, не потревожив ее. Вздохнув, Ксения перевернулась, зарылась лицом в подушку, натянув одеяло на голову, чтобы тут же откинуть его назад.

— Который час?

— Прошло два часа.

— Уже! Мне надо бежать!

Соскочив с кровати, она предстала перед ним. Каждый раз, видя ее нагой, Макс вздрагивал, испытывая непреодолимое желание. Их отношения длились несколько месяцев, но он никак не мог насытиться ею. Осанка Ксении, запах ее кожи, бьющий через край темперамент и искренность, ее бесконечная гордость и смелость, нежность, которая иногда взрывалась с волнительной свежестью, — все, что делало ее неуловимой и воздушной, безнадежно пленило Макса фон Пассау. Тем не менее он не отрицал, что его любовь не приносила ему покоя. Ксения не хотела, чтобы он познакомился с ее близкими — ни со старушкой няней, ни с Машей, ни с Кириллом.

— Я не хочу тебя ни с кем делить, — говорила она с такой страстью в голосе, что он сразу же успокаивался, счастливый.

Теперь он думал, что знает ее. Знал, что у нее есть дар передавать ему и свое нетерпение, и свою печаль. Возможно, он слишком многое прощал ей, как часто говорил себе, не зная, как преодолеть эту слабость.

В последнее время в лице молодой женщины сквозило беспокойство, которое она не могла полностью скрыть. Дело в том, что арест дяди затронул самолюбие Ксении. «Александр не вульгарный преступник. Наша семья выше этого», — пробормотала она с опущенной головой, и Макс понял, что она стыдится этого доселе неизвестного чувства. Его взволновало то, что она сражалась не только с чиновниками, но и с самой собой, отказываясь быть побежденной, и это делало ее очень притягательной.