Тереза Ревэй - Твоя К.

— Нас больше не встречают криками «Добро пожаловать», — тихо продолжила Ксения, боясь, чтобы другие пассажиры не услышали, что они говорят на иностранном языке. — Французам не понравилось, что именно русский эмигрант убил президента Франции Думера [39] Президент Франции Поль Думер (1857–1932) был убит Павлом Тимофеевичем Горгуловым, бывшим казачьим офицером, психически неуравновешенным. в прошлом году. Они воспользовались этим, чтобы держать нас на коротком поводке. Ты должен быть очень осмотрительным, слышишь? Нас могут арестовать в любую минуту и выслать из страны. Многие сейчас находятся в бельгийских тюрьмах, ведь цепляются за любую мелочь. Достаточно разок нарушить правила дорожного движения или не иметь сертификата на работу. Французы теперь насмехаются над нашим славянским произношением, которым когда-то так восхищались. Некоторые друзья Кирилла потребовали, чтобы он взял себе французское имя.

— Надеюсь, он не пойдет у них на поводу! — воскликнул пораженный Саша.

— Конечно нет. Ты ведь знаешь Кирилла. В шестнадцать лет у него уже сформировалось мировоззрение. Кстати, он очень обрадуется, когда увидит тебя. Просил поцеловать тебя от его имени.

Улыбка пробежала по бледному лицу Саши. Ксения взяла его руку и пожала.

— Все будет хорошо, обещаю тебе, — взволнованно произнесла она. — Мы еще не то переживали, переживем и это, правда?

— Сама-то ты как? Счастлива в браке? — ни с того ни с сего спросил он, глядя ей прямо в глаза.

Ксения замерла пораженная. Привыкшая к эгоизму дяди, она не ожидала от него такого интереса и одновременно поняла, что сама никогда не задавала себе подобного вопроса. Была ли она счастлива? Целая вереница ассоциаций промелькнула у нее перед глазами. Скрежет ставней на окнах, которые она открывала утром. Солидный в светлых тканях салон. Горящий в камине огонь. Довольное лицо кухарки. Ксения уже давно не думала о том, чем завтра будет кормить своих близких. Потом она представила высокого, слегка сутулого Габриеля, его солидность и авторитетные усы, очки, сползающие на нос, когда он изучает дела. Их походы по антикварным магазинам, его манеру кинуть на нее внезапный восхищенный взгляд, словно он до сих пор удивлялся, что она не только вышла за него замуж, но и до сих пор от него не сбежала.

— Да, — призналась она. — Это невероятно, но, кажется, я действительно счастлива. Габриель оказался прекрасным отцом для Наташи. Даже я такого не ожидала.

— Так всегда происходит с мужчинами, которые становятся отцами уже в возрасте. Если бы такое произошло со мной, я бы сошел с ума от счастья.

Никто не знал, что Габриель не приходится родным отцом ее дочке. Именно поэтому она не переставала удивляться, с каким великодушием он относился к этому ребенку, которому дал свою фамилию. Габриель сдержал слово, он искренне радовался, воспитывая Наташу. При мысли об этом Ксения опять почувствовала по отношению к нему порыв нежности и благодарности.

— Что будет со мной дальше, Ксения? — вдруг спросил Саша тихим голосом, глядя на мелькающие черные стены тоннеля, где изредка появлялись и тут же исчезали огоньки.

Его грубая рубашка, словно приклеенная к телу, была пропитана холодным потом. Ему казалось, что от него на весь вагон распространяется прогорклый запах тюрьмы. Трясущимися пальцами он попытался ослабить узел галстука. В окне напротив отражалось его лицо, шрам, пересекающий лоб, светлые редкие волосы, глубокие морщины возле рта. В сорок один год он чувствовал себя стариком.

— Вся жизнь пошла прахом, — уныло пробормотал он.

— Перестань, дядя Саша! — приказала Ксения. — Что было, то прошло. Ты наделал глупостей, и один Господь знает, как тяжело ты расплатился за них. Ты не заслужил всего этого. Теперь нужно продолжать сражаться.

— Сражаться? — вспыхнул он. — Но с кем? Против кого? У меня больше ничего нет. Кому я нужен? Все станут спрашивать меня, что я делал на протяжении семи лет. Семь лет, Ксения! Это же целая вечность.

— Никто у тебя ничего не спросит. Габриель нашел тебе работу ночным вахтером. И не смотри на меня так. Я знаю, это не ахти что такое, но это работа. И поверь, в нынешние времена это просто дар, упавший с неба.

— Значит, мы будем должны ему и за это, — произнес Саша с ноткой горечи. — Многовато получается, тебе не кажется?

Во взгляде своего дяди Ксения заметила былую, еще с петербургских времен, надменность, когда он был популярным завсегдатаем салонов, и отвернулась. Чувствовала ли она себя обязанной по отношению к мужу? Габриель приютил ее и Кирилла под своей крышей. Он признал ее ребенка, защищал ее дядю против обвинения и продолжал защищать, так как Александра могли изгнать из Франции после освобождения из тюрьмы, если бы не один высокопоставленный чиновник, знакомый Габриеля, который сумел переквалифицировать дело. Она многое должна супругу, но реакция дяди ей тоже была понятна. Те, кто сегодня протягивает вам руку помощи, завтра могут стать невыносимыми, а признательность всегда горька для гордых душ. Выйдя замуж, она поняла, что Габриель уделял много внимания связям с генералами, парламентариями, министрами, членами магистрата, промышленными магнатами. Он выдвигал свою кандидатуру в кандидаты в депутаты от своего округа, но не прошел. Габриель умел извлекать свой интерес из этой круговерти сильных мира сего, власть некоторых из них была очень зыбкой и длилась всего несколько дней. Он и сам каким-то таинственным, совершенно секретным образом был вхож в привилегированную касту, но оставался в тени.

Поначалу Ксения пыталась интересоваться его делами, думая, что ему это приятно, но Габриель дал понять, что это не так. Свою супругу он видел полновластной хозяйкой дома, своей спутницей, и Ксения знала, как показать себя в этом с лучшей стороны. Габриель оказался прекрасным любовником, ей нравилось спать с ним. К тому же у них установились неожиданные доверительные сердечные отношения. «Может, я просто стала мудрее?» — удивленно спрашивала она себя.

— Я не могу оставаться во Франции, Ксения, — продолжал Саша. — Это как смерть на медленном огне. Лучше вернуться в Россию.

— Там тебя или убьют, или сошлют в Сибирь, что равносильно смерти. Некоторые из наших действительно вернулись, но это не для тебя. Наша Россия исчезла навсегда. И ты должен это принять. Это теперь совсем другой мир, в котором для нас нет места. Теперь наше будущее только здесь. — Она выдержала паузу, разглаживая юбку на коленях. — После рождения Наташи я приняла французское подданство.

— Это невозможно! Ты не могла так поступить!

— Почему же? — запальчиво возразила она. — Разве это преступление? Тебя послушать, так я продала душу дьяволу. Десять лет мы сидели на чемоданах, ожидая, когда сможем вернуться домой. Но ожидание слишком затянулось, дядя Саша. Мы растерялись. Так и умираем, держа друг друга за руки. Благодаря закону двадцать седьмого года моя дочь, родившаяся во Франции от отца-француза, считается француженкой. Однако это не значит, что она не будет ничего слышать о России. Я воспитываю в ней любовь к родине ее предков и уважение к той стране, которая всех нас приняла. Но мне самой тоже недостаточно «нансеновского» паспорта. Я должна иметь возможность защитить своего ребенка на тот случай, если наша жизнь опять усложнится.