Ежи Косински - Игра страсти

Он вновь посмотрел на ее лицо, вывернутое веревкой в сторону и задранное кверху, с открытым ртом и высунутым языком, словно прикрывшим шрам. Бабочка, переливающаяся янтарем, трепеща крылышками, опустилась на остекленевший глаз, который движением ресниц не мог прогнать ее, беззащитный перед жгучими лучами солнца. Он увидел следы и синяки, оставленные его тяжелой рукой у нее на щеках, царапины на грудях, на одной ноге выше колена красноватое пятно.

Почувствовав чью-то руку у себя на плече, Фабиан от неожиданности вздрогнул. Перед ним стоял один из полицейских.

— Нам сообщили, что она приходила повидаться с вами, — деловито проговорил полицейский, показывая на тело открытым блокнотом.

— Так она мне сказала, — отозвался Фабиан, стараясь попасть в тон своему собеседнику.

— И что же вы ей ответили? — спросил полицейский.

— Я ей велел… — заикаясь, отвечал Фабиан. — Велел отправляться домой.

— И что еще вы ей сказали? — оторвав глаза от блокнота, поинтересовался страж закона.

— Сказал… Сказал, чтобы она оставила меня в покое.

Полицейский что-то записал в своем блокноте.

— Что еще?

— Чтобы оставила меня в покое. И больше ко мне не приходила, — отвечал Фабиан.

— Это все?

Захлопнув свой блокнот, полицейский отрезал:

— Думаю, что она послушалась вашего совета.

У Фабиана была привычка время от времени перелистывать страницы журнала «Невеста в седле», где помещалась хроника о турнирах, бегах, конюшнях и выставках. Каждый месяц он изучал раздел «Наездницы. Кто есть кто моложе семнадцати», появлявшийся среди колонок, рекламирующих конное снаряжение, объявления о предстоящих спортивных событиях и всякие мелочи, связанные с легкой атлетикой. Глянцевые листки скользили у него под пальцами: это были фотографии юных наездниц — во время прыжков, в загоне, со всеми регалиями, в бальных платьях и бриджах для верховой езды — сопровождаемые краткими сведениями о их богатых и обычно известных семьях, медалях и рейтингах девушек, об устраиваемых ими вечеринках, их надеждах и планах, домах, конюшнях, которые они обычно посещали, их любимых лошадях. Фабиан неспешно перелистывал номер журнала «Невеста в седле», выбирая молодых женщин с намерением найти к каждой из них подход, чтобы затем наладить более близкие отношения.

Однажды летом, когда только что начались каникулы в школах, Фабиан приехал в Шелбивилл на своем фургоне, в стойле которого находился единственный пони — лошадь Моргановского завода, приобретенная за треть стоимости, поскольку у нее не было родословной. Фабиан был приглашен группой известных коннозаводчиков, чтобы прочитать ряд лекций молодым инструкторам верховой езды о состязаниях по выездке и прыжкам. Он принял это предложение потому, что несколько месяцев назад его внимание привлекла помещенная в журнале фотография юной наездницы (ее звали Стелла), получавшей приз за победу на соревнованиях под названием «Удовольствия на плантации». Согласно подписи под снимком она добилась хороших результатов и на других любительских соревнованиях, организованных «Обществом по разведению прогулочных лошадей», а также на состязании для юных конников, устроенном ассоциацией «Коннозаводчики будущего».

Горя желанием познакомиться со Стеллой, Фабиан позвонил ей из находившейся поблизости школы-интерната, которую она, между прочим, недавно с отличием окончила. Он узнал, что девушка останется в Шелбивилле на все лето, тренируя свою лошадь на соседней конюшне к ежегодной конной выставке, посвященной породам прогулочных лошадей. Он пригласил ее на свои лекции в качестве гостьи. Сначала она колебалась, но в конце концов согласилась. Он увидел, как она вошла одна, без провожатых, на его первую лекцию и села на скамью в конце зала отдельно от других слушателей.

У Стеллы была классическая внешность американки: нежный овал лица, освещенного широко расставленными глазами цвета топаза. Светлые волосы свободно ниспадали ей на плечи и касались ее чувственных, полных губ. Чуть заметные скулы, небольшой слегка приплюснутый нос и, странное дело, эти полные губы, в капризном изгибе которых Фабиан заметил признаки заносчивости. Но он обратил внимание и на ее робость, желание остаться в стороне.

Лишь после того как Фабиан провел с ней ряд коротких встреч, за чашкой кофе беседуя о лошадях, Стелла почувствовала к нему расположение и стала рассказывать о себе, о своей семье. Родители развелись, когда она была еще ребенком, и каждый из них вступил в повторный брак. Уехав далеко — в Нью-Йорк и Новую Англию, — они жили счастливо и, занятые детьми от этих союзов, почти не уделяли внимания Стелле, своему первенцу, которая уже успела вырасти.

Спустя несколько дней Стелла пригласила Фабиана в конюшню, где она держала кобылу по имени Вороная — самое ценное свое приобретение.

На девушке была куртка из грубой кожи, джинсы с кожаными крагами, обтягивающие ее выпуклые, крепкие ягодицы. Прочная, эластичная кожа воротника подчеркивала хрупкую белизну ее шеи. Она аккуратно прогуливала по загону Вороную, к передним ногам которой были прикреплены тяжелые цепи — специальное приспособление для тренировки иноходцев, — которые производили резкий звук.

Вороная — теннесийская прогулочная лошадь — была потомком лошадей с плантаций, которые некогда возили на себе плантаторов и надсмотрщиков. Подобно большинству южан, владевших лошадьми такой породы, Стелла много времени посвящала уходу за кобылой, совершенствуя три вида походки: прогулочный шаг, рысца и бег иноходью, при котором каждая нога ударяла о землю порознь, что было особым шиком.

Фабиан наблюдал за тем, как Стелла следит за временем и интервалами между каждым шагом, вырабатывая особую последовательность. На этот раз лошадь теряла ритм, ее походка превратилась в мозаику разрозненных движений — передняя часть корпуса напрягалась для прогулочного шага, а задние ноги, сгибающиеся под тяжестью Стеллы, все еще бежали рысцой, задевая за передние.

Упавшая духом Стелла спешилась и отвела лошадь в свою мастерскую в задней части конюшни. Полки в ней были уставлены банками с мазями, различными смазками, целым набором гирь, клиньев для копыт, подкладок и цепей всех размеров и толщины. Стелла бережно провела Вороную в середину помещения и, привязав животное к двум столбам, сняла цепи, обременявшие передние ноги кобылы. Освобожденная от пут лошадь в нетерпеливом ожидании била копытом, неслышно вздыхая, и внимательно смотрела на хозяйку.

На бабках Вороной Фабиан увидел множество язв, частью заживающих, частью нагнаивающихся, изрезанных бороздками, воспаленных, опоясывающих ноги наподобие украшения. С одной из полок Стелла достала банку и резиновые перчатки. Нагнувшись, она принялась терпеливо смазывать вязкой массой изъеденные язвами передние ноги кобылы. Девушка объяснила, что она, подобно многим другим владельцам теннесийских иноходцев, устраивает «язвенную походку», чтобы с помощью незаживающих ран обеспечить чувствительность ног к подвешенным грузам. Пытаясь облегчить боль, животное было вынуждено менять свой аллюр и подпрыгивать, вырабатывая шаг, который коннозаводчики называли предрасположенностью к прогулочному бегу.