Ежи Косински - Игра страсти

Секс-клубы предлагали следующий этап изучения — и эксплуатации — новой интимности. Фабиан оказался одним из первых, кто принял это предложение.

Встретив во время званого обеда или на вечеринке после конных состязаний какую-нибудь понравившуюся ему даму, Фабиан обычно приглашал ее в театр, кино или на ужин. Позднее он приглашал ее пойти с ним в «Биржу грез» или другое подобное заведение. Возможно, потому, что предложение было всегда обставлено с соблюдением всех правил приличия и учтивости, без всяких видимых намеков на предполагаемую интимную близость, отказывали ему редко.

Придя в клуб, Фабиан сначала отводил свою спутницу в гардеробную, примыкавшую к танцплощадке. Там, оказавшись среди металлических шкафчиков, окрашенных шаровой краской, которые то и дело со стуком открывались и закрывались, он обычно предлагал ей раздеться и остаться лишь с полотенцем вокруг бедер. Хотя их окружали голые и полуголые люди с полотенцем на бедрах или красовавшиеся в футболках с надписью «Биржа грез» на груди, его спутница зачастую смущалась и отказывалась раздеться. Фабиан объяснял, что ей будет неловко раздеваться на людях в общественном месте; появление же голой в клубе, среди таких же голых людей не должно смутить ее: такая уж тут была мода — находиться без одежды. Стоявшие вокруг мужчины и женщины, только что вышедшие из душа, — в носках, трусиках, лифчиках — обтиравшиеся полотенцами, лишь подтверждали наблюдение Фабиана. Его дама обычно начинала раздеваться — это было первая уступка создавшемуся положению.

После этого, обмотав вокруг талии полотенце, он вел ее по разным помещениям клуба. С самого начала она становилась свидетельницей самых невероятных и бесцеремонных сексуальных игр: мужчины и женщины поодиночке, парами или группами предавались этому с непринужденностью, свойственной лишь собраниям, устраиваемым в собственных гостиных.

Вскоре его даму убаюкивала атмосфера, царившая в клубе, а потребность в уединении удовлетворялась уединенностью помещения. Она позволяла себе рискнуть и пойти на установление контактов с кем-то из незнакомых ей людей — чаще всего женщиной, которая казалась менее опасной, чем мужчина. Иногда, в поисках собственной природы, она оказывалась среди неизвестных людей — женщин и мужчин, забравшихся в какое-нибудь самое отдаленное помещение в клубе. Она могла знаком показать, что просит его оставить ее и ждать, оставляя за ним право следить за развитием событий.

Под влиянием обстоятельств, навязывавших свой кодекс поведения, дама становилась доступной Фабиану, поневоле поддавшись настроениям, царившим в данное время в данном месте. Ощущения, которые они оба испытывали, принадлежали только им и не могли стать достоянием эгоистичного любовника или снисходительного супруга. Об этих соитиях, которые едва ли когда-либо повторятся, никогда не упоминалось за пределами заведения.

По-прежнему играла тихая музыка. Фабиан вел Ванессу вниз по длинной лестнице, темнота, окружавшая их, сгущалась: они оказались на другом этаже «Биржи грез».

— Ты хотел бы, чтобы мы с тобой занимались любовью здесь, среди незнакомых людей? — неожиданно спросила девушка. — Стал бы ты делить меня с другими женщинами? — И после паузы добавила: — Или мужчинами?

— Лишь в том случае, если бы мы с тобой захотели этого. А ты? — спросил он ласково.

— Делить можно лишь то, что тебе принадлежит, — отстраненно произнесла Ванесса, глядя на него, слегка улыбаясь, отчего шрам ее стал производить дразнящее впечатление.

Сохраняя молчание и стараясь не прикасается к ее телу, Фабиан размышлял над тем, в какую область уводит его Ванесса, не зная, стоит ли открыть ей правду, которая стала известной ему в те дни, проведенные у него в доме на колесах, когда он, прижавшись лицом к ее лицу и губами к ее уху и шее, вдыхая аромат ее тела, хотел было сказать ей, что, пока они будут оставаться любовниками, она должна жить, как ей самой хочется, что ее потребность в другом любовнике — мужчине или женщине, которых она любила или захочет полюбить, — никогда не изменит ее места в его жизни. Он хотел сказать ей, что никогда не станет ревновать ее и лишать свободы или желания заняться любовью с другими — приватно или в его присутствии в качестве наблюдателя или партнера, — потому что они не станут посвящать в суть их отношений других лиц, а всего лишь вовлекут их в эти отношения.

Другие лица станут всего лишь случайными свидетелями внешнего мира, даром, не принадлежащим ни ему, ни ей, однако доступным в любой момент каждому из них и обоим вместе, — даром зрения, взглядом на фрагменты картины, изображающей одного вместе с другими, лучами света, озаряющими тот внешний мир и, отражаясь, освещающими мир собственный.

Фабиан легонько подтолкнул спутницу, и оба двинулись по коридорам, куда выходили сауны. Прошли мимо кушетки, на которой, уставясь в потолок остекленевшими глазами, лежала голая девушка. Компания мужчин, сбросивших на пол полотенца — низкорослых, потных — по очереди терзали ее неподвижное тело, полные угрюмой решимости заполнить собой все ее существо. С каждым толчком спинка кушетки ударялась о стенку, ритмично отмечая их успехи.

Рядом, при красноватом свете ламп, висевших под потолком, на креслах развалилась голая пара. Мужчина, низенький и коренастый, с лысеющим веснушчатым лбом, сидел, закрыв глаза, с полуоткрытым ртом. Высокая седоволосая женщина с тощими ногами, на которых выступили вены, прильнув к нему, поглаживала его член, наблюдая за другой парой, совокупляющейся на полу. Увидев Ванессу, женщина улыбнулась ей.

— Ты такая хорошенькая! — воскликнула она. — Почему не раздеваешься?

— Вот именно, почему? — открыв глаз, подхватил мужчина. Затем он заметил Фабиана. — Давайте, присоединяйтесь к нам оба, — пробормотал он и снова закрыл глаза.

Фабиан с Ванессой оказались в просторном помещении, где стояли столы для игры в пул и сверкали и звенели кегельбаны. Скинув туфли, Ванесса опустилась на одну из лежавших на полу подушек. Протянув к нему руки, она привлекла Фабиана к себе и положила голову ему на колени.

Не зная, что она может ожидать от него, он хотел было прижаться губами к ее волосам, раздеть ее, гладить, ласкать груди, разглядывать ее тело столь же непринужденно, как он делал это, изучая в этот вечер тела многих других женщин. Он чувствовал ее тепло, но не видел глаз. Она могла уже уснуть.

Сила эмоций ошеломила его. За годы, проведенные вдали от нее, он лишь смутно вспоминал Ванессу. Теперь же, оказавшись рядом с нею, он впитывал в себя каждое ее выражение, каждый жест, каждое движение. Но прежние чувства возвращались к нему обрывочно; он не мог установить, что именно более всего подействовало на него — ее присутствие или его собственная потребность.