Тимоти Финдли - Если копнуть поглубже

Скорее всего, так оно и есть.

Уилл слышал, как ложилась спать Джейн. Поднялась по лестнице, споткнулась на верхней ступеньке — черт! Он улыбнулся. Знает, что я слушаю, иначе сказала бы что-нибудь похуже — «дерьмо» или «твою мать».

Почему все думают, что я не знаю этих слов — будто я их никогда не слышал?

Уилл проголодался, но боялся, что его застукают, если он пойдет делать себе сэндвич или полезет за шоколадными чипсами, которые хранились в хлебнице с вечно падающей на пол крышкой.

А еще на кухне было кое-что другое — Мерси принесла из гастронома. Мексиканские тортильи «Начо» в серебристом пакете.

Он старался о них не думать — подперченные, хрустящие, с сыром и с мышью в красном сомбреро на упаковке.

А если проскользнуть на кухню и принести их к себе в спальню — так, чтобы никого не разбудить? И еще — пепси. Он закроет дверь, и никто не услышит, как он будет хрум-хрум-хрумкать и чав-чав-чавкать, будто мышь Начо по телевизору.

Но тапочки не наденет — он не такой дурак. Тапочки всегда выдают. Он это понял по прошлым ночным набегам — то соскочат на лестнице, то из-за них споткнешься в столовой. Уилл зажег фонарик и, представив себя пробирающимся по вражеской территории индейцем, стал красться по коридору второго этажа.

На верхней площадке лестницы спал Редьярд.

И что теперь?

Пес развалился так вольготно, что пытаться через него переступить значило «испытывать судьбу». Испытывать судьбу — тоже новая фраза, которую Уилл выловил из «Лесси, домой!». Уилл прикинул варианты и решил: единственный шанс — разбудить Редьярда и заручиться его помощью. Но именно в этот момент на кухне вспыхнул свет, и луч, словно обвиняющий перст, протянулся по нижнему коридору.

Уилл отпрянул и скрючился в лестничном проеме.

Папа , подумал он. А уже больше двух часов.

Он услышал, как Грифф достал стакан, потом что-то налил — джин или водку. Отец пил только это. Уилл напряг слух, но до него снова донеслось лишь бульканье жидкости, злой шепот и неразборчивое бормотание.

Отец будто говорил обрывками фраз: «не может быть… не понимаю… ни за что не поверю…»

Снова, в последний раз, послышался плеск джина или водки, и свет на кухне погас, но почти сразу зажегся в нижнем коридоре. Уилл вскочил и погасил фонарик, который до этого загораживал, прижимая к телу.

Редьярд к тому времени успел проснуться и, не обращая внимания на мальчика, всматривался вниз — уши торчком — и поводил носом.

Уилл учуял запах зажженной сигареты, услышал, как отец зашаркал в сторону лестницы. Испугавшись, что будет пойман, мальчик инстинктивно съежился и закрыл глаза.

Но Грифф дальше не пошел.

Опустился на нижнюю ступеньку и тяжело вздохнул.

Через несколько секунд Уилл решился разжать веки и взглянул на отцовскую макушку.

Хвост Редьярда стал бить по полу.

Гриффин поднял глаза:

— Хороший песик. Иди сюда.

Грифф почесал собаку за ухом и прижался лицом к морде.

— Редди, Редди, — услышал Уилл, — глупый, что ты знаешь! Ты бы никогда не поверил, что со мной сделали…

Уилл снова потянулся вперед.

И увидел, как с сигареты отца на лестницу упала длинная колбаска пепла. Ему даже почудилось, что он различил звук падения.

Грифф привалился к стене, закрыл глаза и отпил из стакана. Его левая рука по-прежнему покоилась на голове пса.

— Не верю, — сказал он. — Просто не могу поверить. Это чертовски нечестно, — и вдруг заплакал.

Уилл был настолько поражен, что онемел: отец сначала так сердился и вдруг — в слезы!

Слева открылась дверь. Мальчик пригнулся, но в этом не было никакой необходимости — он словно сделался невидимым. В коридоре появилась Джейн. На ходу натягивая халат, она вышла на лестницу и посмотрела вниз.

— Грифф, господи, что случилось?

Гриффин поднял на нее глаза, будто смущенный ребенок, протянул руки и тихо простонал:

— У меня забрали все роли, все, на что я рассчитывал в следующем сезоне. Проклятье!

Джейн села рядом и стала гладить его по голове.

— О, дорогой, как я тебе сочувствую! Откуда ты узнал? Что произошло?

— Я лишился роли Бирона [23] Бирон — герой пьесы Уильяма Шекспира «Тщетные усилия любви». . Я лишился Меркуцио. Всего, что хотел. Чего добивался. Для чего работал. И что мне обещали. Мне не сказали, кто будет играть. Наверное, этот сукин сын Блит. Эдвин-мать-его-так-Блит! — внезапно он повысил голос. — Это чертовски несправедливо!

— Ну, ну, дорогой, — принялась успокаивать его Джейн. — Пойдем вниз, там поговорим. Я сделаю сэндвичи. Выпьем вина. Все обсудим. Мы ведь не хотим разбудить Уилла.

Они пошли на кухню, и там снова зажегся свет. Мальчик никогда не видел отца настолько беспомощным. Джейн пришлось вести его за руку, словно он ослеп.

Уилл больше ничего не слышал. Он встал и отправился в свою комнату.

— Редди, — тихо позвал он. — Ред! — Но его приятель исчез. В конце концов, он был собакой Гриффина.

Уилл отложил фонарик и забрался под одеяло. Все мысли о еде давно испарились. Он изо всех сил старался выбросить из головы образ отца, плетущегося по коридору на кухню. Вспомнил, как Лесси наконец вернулась домой. Вспомнил, как удачно закончился день на реке для Рэта и Молли. Подумал о Джиме, который в «Адмирале Бенбоу» слушал, как пели: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо и бутылка рома…» Представил Мерси в парке и бегущего впереди Редьярда. Подумал, что завтра, когда вернется с прогулки домой, там все изменится и отец снова будет смеяться. А мама ему улыбнется и положит на плечо ладонь. Мерси предложит всем хот-доги: «Вот горчица и приправа, лук с жареной картошкой — много, много, много картошки». На ужин будет пицца — «возьми побольше анчоусов» — и приготовленный Мерси шоколад. А потом ко мне в кровать заберется Редьярд и вытянется рядом с моей ногой. Я спою ему, как всегда, колыбельную и… и… и… усну.

И он уснул.

Понедельник, 13 июля 1998 г.

Когда Люк Куинлан делал клумбу на заднем дворе арендуемого Кинкейдами дома, ему помогал его дядя, Джесс Куинлан, — для большинства — Беглец Куинлан, хотя ему нравилось, чтобы Люк называл его «братишкой». Джесс, младший брат его отца, был «здоров, как бык» — буквально по пословице. Джесс обожал таскать землю, камни, мешки с навозом, цементом и органическими удобрениями. Они ему казались демонами, которых необходимо одолеть.

Много лет он жил вместе с Люком в старом семейном доме на Маккензи-стрит, но не всегда участвовал в садовых работах. Время от времени он переносился в иные миры, где подвергал себя испытанию, перебарывая свою необразованность и вечную склонность к побегам. Старея, он научился уходить в наркотики и воровство, и тогда Люк начал называть его Беглецом. Человеком, спасающимся бегством из страха перед тем, кем он был.