Тимоти Финдли - Если копнуть поглубже

Обтесанные липовые опоры покоились в зацементированных основаниях, но цемент выветрился, и стал виден песок и щебень. Грубо срубленные горизонтальные балки все еще держались на своих местах, хотя обшивка стен отсутствовала. Все в этом амбаре было ручной работы: брусья скреплены деревянными колышками, обшивка — там, где она сохранилась, — прибита самодельными гвоздями с квадратными головками.

Милош, похоже, подавленный размерами пустого пространства, в котором они оказались, начал машинально расстегивать пуговицы на рубашке.

Теперь Джейн точно знала, чего хотела. Надо было только найти место, где ему сесть.

Две-три копны соломы и одеяло на них — именно то, что требовалось.

Она поставила сумку на пол и стала стаскивать в нужное место солому; в итоге две копны пошли на сиденье и три — чтобы облокачиваться. Эти три она положила друг на друга.

Все продумывалось заранее — на прошлой неделе, когда она прикидывала, чего должна добиться.

Милош сидел на расшатанных ступеньках ведущей на чердак лестницы и снимал ботинки и носки. Рубашка уже висела на колышке, ремень и верхняя пуговица брюк расстегнуты.

— Здесь очень тепло, — заметил он.

Отлично, подумала Джейн. Чем теплее, тем лучше.

Она открыла футляр камеры.

«Кэнон».

На объективе значились цифры: 70/200, 2,8.

Они ей ничего не говорили. Джейн только знала, что нужен именно такой фотоаппарат. Эту модель ей одолжила подруга, которая занималась портретной съемкой.

«Поскольку ты очень мало понимаешь в объективах, профессиональная камера тебе ни к чему, — объяснила она. — А эта как раз подойдет».

С чего начать?

И как?

По крайней мере, у нее есть рудиментарные знания основ фотографирования.

Ты рассуждаешь, будто цитируешь учебник, сказала она себе. А это не упражнение из учебника.

Что же это в таком случае?

Упражнение в страсти. Признай, что с удовольствием отшвырнула бы фотокамеру и встала перед ним на колени.

Милош снимал джинсы.

Под ними оказались боксерские трусы, чего Джейн никак не ожидала. Грифф таких никогда не носил, и она считала, что все молодые люди обтягиваются «Келвином Кляйном», как однажды выразилась Клэр, пролистав номер журнала «Ванити Фэр», который якобы посвящен мужской наготе. Никогда не разденутся до конца, ворчала Клэр. Не то, что женщины. Всегда одно и то же. Даже в девяностых им — все, а нам — ничего.

— Куда мне сесть? — услышала она вопрос Милоша.

Оторвавшись от фотоаппарата, Джейн заметила, что он все еще мнется у лестницы и боксерские трусы по-прежнему на нем.

— На одеяло.

Он направился туда.

— И, Милош…

Он оглянулся через плечо:

— Что?

— Белье надо тоже снять.

— Да, да, конечно.

Он отвернулся, и Джейн заметила, что его спина вспотела. И бока тоже — на них из-под мышек катились струйки пота.

Милош аккуратно свернул трусы и положил рядом с джинсами. А затем возвратился к импровизированному креслу из соломы. Этого момента Джейн боялась больше всего. Вот сейчас он повернется, взглянет на нее — и ей придется ответить взглядом.

Спокойно. Это всего лишь один мужчина из многих. Очередная модель. Тело, и больше ничего.

Но некоторые тела настолько возносятся над красотой… и ты чувствуешь… Что? Необходимо вернуть их обратно на землю…

Милош заметил ее взгляд — рука, нервно дрогнув, потянулась к гениталиям. Однако он пересилил себя и положил ладонь на бедро.

— Так? Нормально?

Джейн сделала шаг вперед.

— Давай на одеяло. — Господи, прекрати говорить так по-деловому.

Ты похожа на кастрированного, злобного старшего сержанта. Расслабься!

Дай мне возможность! Дай мне возможность — всего одно мгновение! Он такой…

Милош забрался на солому.

— Мне лечь?

— Нет, — на мгновение ей пришлось отвести глаза. Посмотреть сначала направо, потом налево; на свою ладонь, на запястье, на локоть.

К ступне Милоша пристали соломинки. Джейн тянуло их снять, но она не смела его коснуться.

— Можешь сесть спиной к балке? Прислонись спиной к соломе. Если плечам станет колко, поправим одеяло.

Теперь она находилась в ярде от его свесившихся ног.

Милош откинулся назад.

— Да, колется, — признался он.

Джейн отложила фотоаппарат и тоже полезла на солому.

— Ну-ка, привстань.

Милош повиновался.

Она ухватилась за край одеяла и потянула вверх.

Но когда присела на корточки и повернулась, обнаружила перед собой его лобок. Волосы блестели от пота. Капля скатилась с торса и попала ей на щеку.

— Извини, — тихо проговорил Милош и вытер ее кончиками пальцев.

— Не извиняйся. Я тоже вспотела.

— Да, да, очень жарко.

— Ужасно.

Милош сел.

Казалось, он сразу понял, как ему позировать для фотографии: одно колено слегка приподнято, руки у бедер, пальцы тянутся к коже, а один уже коснулся.

Джейн схватила фотоаппарат.

Она дрожала.

Предстояло сделать сорок кадров — по десять на каждой из четырех пленок.

Она заранее так решила: если будет больше, он не усидит. Джейн знала по прежним занятиям, как утомительно для моделей долго находиться без движения — они теряют сосредоточенность и словно впадают в спячку.

Кадр 1. Линия размыта, как она того и хотела, — не начинается, а истекает.

Кто-то — вроде бы Джей Ти Уатерби — говорил: Никогда не начинай линию на листе — начинай за пределами, а на листе продолжай движение, как танцоры, когда появляются на освещенной сцене. Тебе случалось уловить момент начала их движения? Никогда! Они просто уже здесь. Здесь, и все.

Так…

Пусть линия формируется сама.

Пусть линия формируется сама.

Пусть линия…

Джейн посмотрела в видоискатель.

Одна линия.

От правого виска к левому бедру.

Шея оказалась длиннее, чем она предполагала, — от уха до ключицы.

Не отворачивайся — веди линию.

Камера нырнула вниз.

Именно так, как она хотела.

Черно-белая линия.

Правая рука, выбеленная пыльным лучом, скрылась в водопаде света, и нервные тени, будто не желая попадаться на глаза, отступили.

Ключица — изгиб груди — сосок.

Очень даже пригодный для сосания.

Не смей!

Делай снимки!

Ее рука стала затекать.

Не шевелись!

Как странно.

Даже превосходно сложенные мужчины не без изъяна.

Джейн вспомнила, как наблюдала за Гриффом — он, сидя, надевал носки и помедлил, прежде чем подняться. Складка, демаркационная линия, граница располагалась над пупочной впадиной — пупком — и к этой черте постоянно стремились, словно жаждали ее коснуться, лобковые волосы, всегда указуя в центр — в другую линию, на груди. Маленькие стрелки, образующие единую, направленную вверх стрелу.