Тимоти Финдли - Если копнуть поглубже

— А полиция?

— При чем тут полиция?

— Ну как же… они всегда интересуются… человек умер в общественном месте. Что они говорят? Все в порядке?

Люк поскреб левую щеку у губ. Молчи. И ответил:

— Да.

Мерси не поверила. По крайней мере, поняла: что-то недосказано. Но не стала больше расспрашивать. Было ясно, Джесс так и останется загадкой, пока Люк когда-нибудь не заговорит. Но это зависело только от него.

— Дай огоньку, — попросила она.

— Конечно, — он поднес зажигалку к ее сигарете и закурил сам.

Мерси сделала глоток вина, положила ногу на ногу и откинулась на спинку стула.

— Ты часто сюда приходишь? — спросила она.

Люк на мгновение смутился, но, заметив ее улыбку, расхохотался:

— Частенько. Почти каждый вечер. Но тебя ни разу здесь не видел.

— Я работаю в другом районе.

— Понятно, — молчание. — Ты замужем?

— Я вдова.

— О! — недолгая пауза и взгляд на руки. — Собираешься снова замуж?

— Ну… не знаю… это от многого зависит.

— От чего?

— Смогу ли я освободиться. От прошлого. Есть такие связи, которые я не в состоянии порвать.

— Какие, например?

— Речь о человеке по имени Том. По фамилии Боумен. Ну и другое.

— Продолжай.

Люк долил вина в стакан Мерси и открыл еще одну бутылку пива.

— У меня есть дети.

— Наслышан.

— Да. Но это взрослые дети. О них никак нельзя забывать.

— Разумеется. Зачем же забывать?

— Не хочу, чтобы они стали проблемой для кого-то еще.

— А почему ты думаешь, что дети — это проблема?

— Есть люди, которые не переносят чужих детей. Особенно если у них самих детей нет.

— У меня был Джесс. Джесс и все остальные. Все остальные, включая мать и отца.

— Это не дети.

— Дети. Во всех отношениях, кроме одного.

— Какого?

— Возраста. Все мои дети были пятидесятилетними подростками.

— А теперь умерли? Все?

— Мать и отец. Джесс. Гек. Он первый, после Бет. Она умерла при рождении. Марбет после этого так до конца и не оправилась. Роды были тяжелыми, очень тяжелыми, а потом Бет скончалась. Прожила всего дня четыре, но достаточно, чтобы Марбет и Проповедник ее полюбили. Печально.

— Да. Как у моих соседей, Саворских. Их ребенок недавно умер.

— Это не у того парня, из компании «Белл», который приезжал чинить телефон, когда я перерубил кабель?

— У того самого.

— Он показался мне славным малым.

— Хороший парень.

— Ты знала моих родителей? Марка и Эбби?

— Нет. Но слышала о них. Я думаю, все слышали: в ту пору Стратфорд был совсем маленьким городом. Каждый знал о других все.

— И что ты о них слышала?

— Что они много пили. Ссорились на людях. Даже не ссорились, а дрались. И порой полиции приходилось вмешиваться. А когда они умерли, их сын остался один. Вот только твоего имени я не слышала. В те времена. Извини, что я это говорю. Но дебоширы Куинланы были у всех на устах. Им постоянно перемывали косточки.

— Все нормально. Еще повезло — могло быть хуже, учитывая, что они сотворили со своими жизнями. Только Бог ведает, были ли они когда-нибудь счастливы. — Люк на мгновение задумался и продолжал: — Если вспомнить, удачных браков не так уж и много, верно?

— Мой был удачным. С Томом. А не с тем сукиным сыном, Стэном. С Томом — да.

— Мне казалось, вы не были в браке.

— Не были. Но лучшего замужества не представить.

— Ты его любила?

— Да. — Мерси помолчала. — Ты его помнишь? И всех его кошек?

— Конечно. Я заправлялся у него, когда начал водить машину. Его колонка стояла в южной части города, куда моих родителей никогда не заносило.

— А когда ты начал ездить?

— В тринадцать лет.

Мерси удивленно подняла брови:

— Но у тебя в те годы не могло быть машины.

— И не было. А зачем мне? Я катался на их машине. Родители дошли до такой кондиции, когда лучше сидеть дома, чем выходить на улицу.

— А как же магазины? Им же нужно было покупать продукты. Покупать выпивку.

— Нужно… И поэтому…

— Поэтому?..

— Поэтому я их возил. На стоянке перебирался на пассажирское сиденье, а они шли в магазин и дурили продавцов. «Зерс» назывался тогда «Лоблоз». Я составлял для матери список покупок, а она врала продавцам, будто почти слепа и ей требуется помощь…

— Ха!

— Да, да, — хмыкнул Люк и состроил гримасу. — «Пожалейте меня: я почти ничего не вижу. Помогите!» Конечно, как тут что увидишь, когда зенки зальешь. Цеплялась за прилавок руками, чтобы не упасть. Отец составлял свой список сам. Ковылял по рядам, возвращался с полной тележкой бутылок, и я перегружал их в багажник.

— А кто за все платил? Они же не работали.

— В итоге я. А до этого было отцовское наследство. Он получил дом и приличную сумму денег.

— Дом?

— Вот этот дом.

— Понятно. Но деньги? Ведь были и другие дети?

— Проповедник понимал, что другие заработают себе на жизнь. Так более или менее и случилось. А отец никогда бы себя не обеспечил. И Проповедник не хотел, чтобы тот умер в нищете.

— О таких вещах говорят: «подать богатому».

— Справедливо. Отец был богат тем, что, по его мнению, ничего не имел. Богат нуждой. Нужду он превратил в образ жизни, в оправдание бегства от мира. Никто никогда мне ничего не давал. Только материнскую любовь, крышу над головой и стол, как всем детям. Отцу этого было недостаточно. Он хотел большего. Он хотел убежища на всю жизнь.

— Как Джесс?

— Нет, у Джесса было иное оправдание — страх поражения. Отец обожал поражения. Они подкрепляли его статус достойного пьяницы.

Мерси посмотрела на деревья.

Листья трепетали на ветру. Сухие, но яркие. Зеленые.

— Как хорошо, что они у нас есть, — проговорила она и показала на деревья рукой. — Они по-своему рассказывают нам историю наших жизней.

— Да, — улыбнулся Люк. — Наверное, поэтому я — садовник.

Они допили пиво и вино и отправились в дом.

Ужин получился на славу. Еда была простой, но богато приправленной специями.

— А ты хороший повар, — заметила Мерси, нарезая сыр.

— Я прилично готовлю два-три блюда, — рассмеялся Люк, — фритату, креветки под чесночным соусом — все в этом роде. И жаркое из говядины. Но редко приходится готовить. Для себя почти никогда. Слишком усталым возвращаюсь домой. В основном питаюсь кемпбелловскими готовыми супами. Прекрасная вещь для одного. И еще ужинами «Крафта».

— А что это за фритата?

— Никогда не ела?

— Как-будто нет.

— Итальянский омлет. Заполняет всю сковороду. Можно положить лук, помидоры, зеленый и красный перец, немного грибов. И, конечно, яйца. Люблю фритату. И вообще плотно поесть. То, что надо в конце дня.

Они ели салат, сыр и молчали. Люк открыл две бутылки «Вальполичеллы».

— Раз ешь итальянское, значит, надо и пить итальянское.

Мерси уже успела изучить столовую: длинный, широкий стол, двенадцать стульев с гладкими, прямыми спинками, викторианские буфеты, зеркала, канделябры и люстра из красного стекла. И главная достопримечательность — украшенный узором из клевера, дубовых листьев и желудей семейный девиз, дошедший от Марбет и Проповедника: «Стань самим собой». Мерси слышала его историю.