Генрих Шумахер - Последняя любовь лорда Нельсона

Сама Эмма, говорилось в памфлетах, проявила кровожадную радость по поводу конца Караччоло, любуясь этим чудовищным спектаклем. «Идем, Бронте [68] Нельсон получил этот титул лишь шесть недель спустя. ( Примеч. авт. ) , — сказала она своему любовнику, — посмотрим еще разок на бедного Караччоло». Они отправились на «Минерву» и с шутками и смехом прогуливались под телом повешенного. В конце концов Эмма употребила всю свою постыдную власть над Нельсоном, чтобы заставить его отдать палачу тех неаполитанцев, которые хоть когда-либо не проявили требуемой покорности по отношению к ней — в прошлом лондонской уличной девке.

Но против Фердинанда не раздалось ни одного голоса. Разве не правила вместо него Мария-Каролина, любительница женщин, убийца собственных детей, новая Мессалина? И разве не была леди Гамильтон при этой достойной сестре Марии-Антуанетты тем же, чем была для самой французской королевы Ламбаль?

Все эти обвинения, подхваченные парижскими памфлетистами, врагами англичан и Бурбонов, сторонниками революции во всех странах, стремительно распространялись и везде вызывали доверие. Даже в Англии.

Третьего февраля 1800 года в палате общин в Лондоне прозвучало публичное обвинение из уст главы либеральной оппозиции, противника знаменитого Уильяма Питта, не менее знаменитого Чарльза Джеймса Фокса.

«…Говорят, Неаполь освобожден. Однако, если я хорошо осведомлен, это совершено с такой жестокостью в самых различных ее проявлениях и настолько чудовищно, что при рассказах об этом замирает сердце. Да, Англия не совсем безупречна, если распространяемые слухи справедливы. Говорят, что часть неаполитанских республиканцев нашла убежище в Кастель Нуово и Кастель д’Ово. Они согласились на капитуляцию при содействии британского офицера, и британское имя было порукой. Договорились, что их личность и имущество неприкосновенны и что они будут перевезены в Тулон. В соответствии с этим их доставили на борт корабля. Однако прежде чем они отплыли, их имущество было конфисковано, часть из них схвачена и брошена в тюрьму; некоторые, вопреки британскому поручительству, казнены…»

С тактом, присущим публичным выступлениям в Англии, Фокс не назвал имен. Но всему миру было известно, о ком шла речь.

Еще до этого сэр Уильям ходатайствовал о предоставлении ему полугодичного отпуска для приезда в Англию, чтобы восстановить свое подорванное здоровье.

Теперь он получил ответ.

Прошение было принято. Назван заместитель, который одновременно должен был стать преемником сэра Уильяма.

Отставка — благодарность отечества.

Сэр Уильям принял удар невозмутимо. Ничего не предпринял, чтобы его отразить. Улыбался по поводу гнева Эммы. Злорадно хихикал про себя.

Быть может, радовался ее разлуке с Нельсоном?

Мария-Каролина была вне себя.

«…Моя дорогая миледи, я безутешна. Ах, я уже вижу, как все будет. Сперва мы теряем вас, лучших наших друзей, затем нашего героя Нельсона и, наконец, дружбу и союз с Англией.

Как Вы думаете, что можно предпринять, чтобы предотвратить эту беду? Ибо я считаю это бедой как для государства, так и для меня самой. Я сделаю все, что Вы мне посоветуете.

Адье, мой дорогой друг, моя милая Эмма. Не печальтесь слишком сильно.

На глаза мои навертываются слезы. Дайте мне совет! Совет!

В счастье или в несчастье — на всю жизнь я буду и останусь неизменно Вашим искренним, истинным, нежным, благодарным, преданным, а теперь и совершенно несчастным другом.

Шарлотта.

P.S. Как Вы считаете, что если бы шевалье отказался от своего отпуска? Мотивируя это тем, что он не может покинуть нас теперь в нашем тяжелом положении? И если бы король написал в Лондон то же самое? Не пронеслась ли бы тогда гроза мимо?»

Она горько жаловалась на все еще натянутые отношения между нею и Фердинандом. Он был с ней более строптив, чем когда-либо прежде. С каким-то детским упрямством он все время поступал вопреки ее желанию. Не лучше ли будет поэтому, если Эмма сама попросит его вмешаться?

Она непрерывно настаивала на этом, пока Эмма не согласилась и не попросила у короля аудиенции.

При первых же словах Эммы лицо Фердинанда стало багровым, он забегал по комнате и начал выкрикивать дикие проклятия.

Она хочет остаться? Уж не думает ли она, что он и дальше будет терпеть женское самоуправство? Разве не указывает уже на нее пальцем вся Европа из-за той роли, которую она играла перед Неаполем? Она должна быть ему благодарна за то, что его добродушие позволяет ей вернуться в Англию, избегнув публичного скандала!

Эмма слушала, смертельно побледнев, ни слова не говоря. Наконец у него перехватило дыхание. Собрав все свое мужество, она взглянула на него с горькой улыбкой.

— В таком случае ваше величество, вероятно, сами потребовали отзыва сэра Уильяма?

Смущение еще усилило его гнев.

— Ну а если я это сделал? Что тогда?

— Ваше величество подумали о том, что отставка сэра Уильяма в данный момент перекладывает на нас всю ответственность за происшедшее?

Он обеими руками закрыл уши.

— Я хочу покоя, хочу быть хозяином в своем доме. Ступайте, миледи! Оставьте меня!

Она разразилась язвительным хохотом.

— Ах, вашему величеству требуется козел отпущения, который примет на себя стрелы ваших противников? Примерно как тогда, когда Асколи был удостоен чести заслонять ваше величество от пуль якобинцев?

— Миледи… миледи…

Вне себя от ярости он бросился к ней и замахнулся на нее.

Она не отшатнулась. Смерила его сверху донизу взглядом, исполненным глубочайшего презрения.

Повернулась к нему спиной. И ушла.

На следующий день Мария-Каролина писала:

«Моя дорогая миледи!

Вчера, после Вашего ухода, разыгралась сцена… Безумные крики… Яростный рев… Он собирался убить Вас, выкинуть из окна, приказать привести Вашего мужа. Жаловался, что Вы повернулись к нему спиной. Сцена была ужасающая.

На сердце у меня тяжело от горя и забот. Для меня существует лишь одно из двух: либо уйти, либо умереть от гнева.

Если Вы уедете весной и покинете меня в моем нынешнем положении…

Даже если Вы должны в ноябре вернуться, Вы больше не найдете своего друга в живых.

Шарлотта.»

А Нельсон?

Слишком гордая для того, чтобы обнаружить перед ним свою боль от предстоящей разлуки, Эмма в двух строках сообщила ему на Мальту об увольнении сэра Уильяма.

В ответ она получила четыре написанные второпях строчки.

«Любимая! Я люблю тебя… нет, я тебя боготворю. И если бы ты была свободна, а я нашел бы тебя под забором, — без всяких колебаний я женился бы на тебе

Нельсон.»