Жорж Вотье - Шарлотта. Последняя любовь Генриха IV

© ООО ТД «Издательство Мир книги», оформление, 2010

© ООО «РИЦ Литература», 2010

Это было 12 января 1609 года – в понедельник.

Король, сидя у окна в Лувре, смотрел, как шел снег; голову он опустил на левую руку, правой отбивал по стеклу марш, движение которой, сначала медленное и правильное, наконец перешло в бешеный галоп.

Вдруг марш остановился.

Король выпрямился и после минутного размышления встал, медленно перешел через комнату и остановился, скрестив руки, напротив кресла, где королева Мария Медичи, небрежно раскинувшись с книгой на коленях, мечтала, уставив глаза в потолок.

– Итак, вы не хотите взять мадам де Морэ?

– Не хочу.

– Еще раз: так ли это?

– Да, вот так, я сейчас же дам знать мадам де Вердеронь и попрошу ее присутствовать при репетициях.

– Кажется, я вам сказал: я не хочу, чтобы мадам де Вердеронь танцевала!

– Я думаю, вы предоставите мне полную свободу устроить мой балет, как я хочу. Королева я или нет?

– Вы королева… Но, мне кажется, вы забываете, что я король и имею право приказывать здесь… Я один приказываю здесь, слышите?

Мария Медичи молча пожала плечами и опустила глаза на книгу.

Государь, видя, что она решила не отвечать, вернулся к окну и опять стал барабанить по стеклу.

Пальцы его колотили так нетерпеливо, что через несколько минут королева приподняла голову.

– Можно узнать причину этого шума?

– И вы спрашиваете меня?

– Да, я… Право, я не знаю, какая муха укусила вас. Вы пришли сюда не в духе…

– Это вам так угодно говорить… Я никогда не был веселее; спросите Бассомпьера, который был со мною все утро… Но вы так принимаете меня!..

– Разве я не принимаю вас всегда со всем уважением, со всем вниманием?..

– Не об этом идет речь!

– О чем же?.. Объяснитесь…

– О том, что я не могу иметь своей воли, не могу даже выразить желания…

– С чего вы это взяли?

– Со всего… Разве не отказали ли вы мне сейчас в моей просьбе?

– Для чего вы просите меня о том, на что я не могу согласиться?

– Неужели вы хотите меня уверить, что вам нельзя принять в балет мадам де Морэ?

– Конечно… Во-первых, я обещала мадам де Вердеронь…

– Возьмите назад ваше обещание… Скажите, что король не хочет.

– Такое оскорбление! Вы, кажется, бредите.

– Мадам де Вердеронь! Хороша нимфа для балета!

– Вы имеете полное право не находить ее достаточно хорошенькой… но она нравится мне, и этого достаточно.

– Надутая физиономия… рост ландскнехта… и худая!..

– Уж вам ли разбирать… а ваша мадам де Морэ?.. Клубок… шар…

– Она очаровательна.

– Находите ее божественной, если это вам нравится… А я объявляю ее недостойной участвовать в том балете, где танцует самая хорошенькая девушка во Франции…

– Самая хорошенькая… Кто это?

– Шарлотта де Монморанси.

– Дочь коннетабля?

– Да…

– Дитя… ей лет четырнадцать, не больше.

– Пятнадцать, и она уже чудо красоты… Вы увидите и…

– Это еще вопрос, увижу ли я…

– Что вы хотите сказать?

– Вы, конечно, воображаете, что я буду присутствовать на этом балете?

– Вы всегда присутствовали на придворных празднествах.

– Да, в то время, когда исполняли мою волю, когда я мог распоряжаться здесь, когда итальянец…

Король остановился, увидев, что Мария Медичи встала и бросила на него гневный взгляд.

– Кончайте же! – бросила она тоном вызова и сжав губы.

– Не стоит труда.

Король сказал эти слова со странной улыбкой, которая обнаруживала вместе и насмешку и гнев.

– Вы думаете, конечно, что я не угадываю и не вижу глубины ваших мыслей… Это опять старый дуралей Сюлли вбил вам в голову…

– Пожалуйста, оставим Сюлли в стороне… Его единственное дурачество состоит в том, что он желает остаться мне верен до конца. Позвольте мне любить его за это дурачество.

– Признайтесь, что вы странно выражаетесь… Послушать вас, так подумаешь, что вы окружены здесь врагами.

– Я этого не говорил.

– Что за беда, если вы и не говорили?.. Вы очень ясно даете это понять.

– Когда знаешь наверно, кто за, кто против нас?

– Говорите откровенно… Лучше повторите сейчас, что вам наговаривает каждое утро ваш друг Сюлли, и скажите, что я составляю заговор против государства, против вас, против… мало ли еще кого!

– Я не обвиняю вас в заговоре!

– Очень великодушно с вашей стороны… Но в чем же обвиняют меня? В ваших словах ошибиться нельзя. Однако кто имеет здесь право жаловаться?

– Конечно, не ваши итальянцы.

– Не можете ли вы оставить в покое моих слуг? Они любят меня, они преданы мне… Я думаю, что не совершаю преступления, награждая их усердие…

На губах самодержца опять появилась та же улыбка.

– Если вы награждаете только их усердие…

Мария Медичи сделала презрительное движение рукой.

– Вы не предполагаете, я думаю, чтоб я отвечала на эти низкие оскорбления. Право, мне вас жаль.

– Я действительно достоин сожаления.

– Вы несерьезно говорите… а не то я спрошу вас, кто из нас двоих более достоин сожаления… Отвечайте, что я нашла при французском дворе?

– О! Конечно, ничего нового, потому что вы позаботились привезти с собою всех ваших тамошних друзей.

– Вы можете шутить, а я не расположена смеяться…

– А я-то!

– Когда приехала к этому двору, как я была принята?.. Вспомните наше первое свидание в Лионе.

– С какой стати возвращаетесь вы теперь к этим воспоминаниям?

– Любили ли вы меня когда-нибудь?.. Вы любите только ваших любовниц, не правда ли?.. Но французскому престолу нужен был законный наследник, вот и все.

Король, очень бледный, не отвечал; он опять принялся барабанить марш по стеклу, но на этот раз марш был медленный и серьезный, как тот, который играется при похоронном шествии.

– Я должна была понять, что меня ожидало, – вспылила Мария Медичи, – когда мой дядя говорил мне, расставаясь со мною: «В особенности, племянница, имейте детей…» Какое первое имя поразило слух мой при въезде во Францию? Имя Генриетты д’Антраг… А сколько других слышала я потом!.. Ах! Мне следовало, пока еще было время, вернуться во Флоренцию…

Она возвышала голос и, говоря, внимательно наблюдала за супругом, как будто хотела видеть, какое действие ее слова производили на него. Но он, следя глазами за хлопьями снега, казался погруженным в мечтательность… Блестящая слеза медленно покатилась по его щеке и затерялась в седой бороде.

– Вы правы, – пробормотал он сквозь зубы, – этот брак был большою ошибкой… – Он встал и, подойдя к королеве, которую это замечание совершенно ошеломило, прибавил: – Эта сцена упреков не может быть серьезна… Воротимся к началу.