Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах

— Врешь, нет у тебя никакого дедушки.

— А вот и есть, — возмутился Эдгар. — Он дома, печку топит. Вон дым идет, видишь?

— Какой он тебе дедушка? — наступал чернявый. — Тебя с мамкой сюда привезли. Я все знаю — ты фашист. И тебе буденовку носить нельзя.

Он бросился на Эдгара, пытаясь сорвать с него шлем.

— Ты сам фашист, — крикнул Эдгар, отталкивая обидчика. — Мой папа на фронте воюет.

Вспыхнула жестокая мальчишечья драка. В свалке не видно было, кто наверху, кто внизу. Только все время мелькала рука Эдгара, крепко сжимавшая шлем с краской звездочкой. Наконец, Федька вырвался и, помахивая добычей, поддразнивая противника, пустился наутек с горки. Эдгар бросился за ним вдогонку, но споткнулся, упал, поднялся, размазывая по щекам слезы и грязный снег.

Марта в это время сидела в гостях у Майги — в ее маленьком закутке, отделенном ситцевой занавеской. Там стоял топчан, покрытый сшитым из лоскутков одеялом, два табурета и столик. На стене громко тикали ходики. Марте было видно, как за занавеской по горнице, гремя посудой, ходила Катерина. Доносился ее сердитый голос:

— Щей он не хочет. Видали буржуя? Тебе, может, мармаладу подать?

Федька только шмыгал носом в ответ.

— Я пойду, неуверенно сказала Марта — она хорошо понимала, что там, за занавеской говорят для нее.

— Сиди, — остановила Майга. — Погавкает и перестанет. Еще чаю вместе выпьем. Тебе все равно надо с ней как-то сблизиться. — И понизив голос, зашептала: — Ты одно пойми — нам продержаться надо. Выжить здесь. Во что бы то ни стало. Так что свою гордость попридержи.

Марта хотела возразить, но в это время хлопнула входная дверь и тут же раздался взволнованный голос бабки Анисьи:

— Катерина, наша у вас?

— Какая ваша? — насмешливо отозвалась та.

— Ну, Марта…

— И давно она стала вашей?

— Ладно тебе, Катерина, потом…

Что-то и в голосе, и в лице гостьи было такое, что Катерина смилостивилась:

— Там. Шепчутся.

Старуха бросилась к занавеске, отдернула ее и, слегка заикаясь от волнения, проговорила:

— Эдик запропал, Марточка. Нигде найти не можем.

Марта побледнела, вскочила с табуретки. Бабка Анисья виновато добавила:

— Давеча на санках катался. Вот с энтим… — бабка показала на притихшего Федьку. — И будто сквозь землю…

Катерина перестала греметь посудой, подозрительно взглянула на притихшего сына.

— Где он? — голосом, не предвещающим ничего хорошего, спросила она.

Федька на всякий случай скривил отчаянную рожу, шмыгнул носом и опасливо покосился на дверь — путь к отступлению был отрезан.

— Ну? — грозно повторила Катерина.

— Он в тайгу подался. — И, спустив голову, едва внятно пробубнил: — Я ему честно предлагал шапками меняться, а он не захотел.

Федька вытащил из-под себя буденовку, виновато положил на стол. Все невольно обернулись к заледенелому окну, за которым разыгрывалась пурга.

Эдгар, увязая в глубоком снегу, брел по тайге. Он давно потерял ориентировку и теперь, подгоняемый холодом и страхом, шел наугад, куда попало. Стоять и слушать нарастающий вой метели, наблюдать, как сгущаются зловещие сумерки, было еще страшнее. С непокрытой головой, закоченевший и всклокоченный, он еле передвигал ногами.

— Мама, — почти беззвучно звал он. — Мама…

Тайга молчала. Только завывала сатанинским голосом метель да потрескивал сучьями, набирая силу, мороз. Сумерки становились все гуще и гуще. Споткнувшись, мальчик привалился к стволу огромной сосны и обессиленно закрыл глаза, а вокруг него стал вырастать белый холмик.

Марта шла, не разбирая дороги, продираясь сквозь кусты и валежник.

— Эдгар! — хрипло кричала она. — Эдга-ар!

В темноте маячили фонари.

— Эдик! — звал дед. — Ау-у-у!

Где-то рядом продиралась сквозь метель Майга, тоже кричала, звала. Мальчика искали всей деревней. Марта теряла силы, падала, поднималась и все кричала:

— Эдгар!

И вдруг, пораженная, остановилась: навстречу из-за деревьев вышла Катерина, держа на руках мальчика. Она шла простоволосая, с развевающимися на ветру заснеженными волосами. А безжизненно обвисший на руках ребенок был замотан ее платком.

— Держи, мама…

Эдгар спал с компрессом на голове. Лампа, прикрытая темной тканью, скупо освещала комнату. Марта нагнулась, осторожно поправила повязку. Услышала скрип отворяющейся двери, оглянулась — на пороге стояла раскрасневшаяся Майга. В руках она держала бутылку, заткнутую тряпицей.

— Самогон… У Ваньки Шухина по дешевке выпросила.

Марта вопросительно посмотрела на нее.

— Когда проснется, — кивнула Майга на спящего мальчика, скидывая ватник, — натрем как следует. Сразу жар спадет. — Поискав глазами кружку, плеснула в нее самогону. А пока мы с тобой сами полечимся. — И протянула кружку Марте.

Марта безотчетно хлебнула глоток, скривилась и с отвращением вернула кружку. Майга с явным удовольствием допила остаток, взяла со стола картофелину, посыпала солью.

— Что это? — она подозрительно заглянула в кастрюлю с каким-то варевом.

— Кедровый настой. Бабушка сварила.

Гримаса брезгливости пробежала по лицу Майги.

— Ты бы поосторожнее с этими дикарями, — сказала она. — Стравят и не охнут.

— Ну, зачем ты? Они так переживали, так заботятся… Как о родном внуке пекутся. Просто неловко…

— Неловко? — переспросила захмелевшая Майга и, хлебнув еще глоток, сказала уже с вызовам: — Перед кем? Перед этими? Ты что, сама к ним напросилась? Что ты о них знаешь? А я на них насмотрелась…

— Где? — не поняла Марта.

— Неважно… — неопределенно махнула рукой Майга, и, прищурившись, проговорила, словно выплюнула: — Фанатики… Дикари… Ненавижу. — Скрипнув зубами, она судорожно сжала в руке железную кружку.

Заворочался во сне Эдгар, застонал, причмокивая губами. Майга расплылась в умильной улыбке, подсела к ребенку на постель, хотела погладить:

— У-у, ты мой сладенький…

— Разбудишь, — холодно отстранила землячку Марта. Посмотрела ей прямо в лицо, тихо сказала: — И вообще… шла бы ты отсюда.

Та удивленно вскинула брови, поднялась:

— Что так? — в глазах была холодная трезвая злоба — словно и не пила она вовсе.

— Да так, — не дрогнула Марта. — Каждый раз после тебя мне хочется в баню… Помыться.

Майга тяжело задышала, отступила на шаг, взяла ватник:

— Ладно, с угрозой произнесла она. — Я уйду. Но смотри — они тебя умоют.

И бросилась вон из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Мама, ты куда? — испуганно вскинулся Эдгар.

— Спи, спи, сынок, я здесь. — Марта наклонилась и поцеловала сына в щеку. — Попить не хочешь?

Эдгар положил свою щеку на ее ладонь, потом отодвинулся, провел пальцем.

— А почему она у тебя царапается?