Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах

— Ограждение мы устанавливаем вот по этой линии, в два ряда, — объяснил сапер. — Столбы пока деревянные, но когда получим бетонные опоры…

— А где будут сторожевые вышки? — перебил Манфред.

День был пасмурный, неуютный. Ветер трепал разложенные на капоте машины листы чертежей.

— Вот здесь, здесь и здесь…

— Недостаточно. Поставьте еще здесь и здесь. — Зингрубер придавил пальцем чертеж. — У въездных ворот тоже. Это вам не Франция.

— Слушаюсь. Бараки сборные, типовые — мы размещаем их вот в таком порядке. А существующие помещения перегораживаем на три отсека и подготавливаем для первой партии…

— Первая партия прибудет послезавтра.

— Послезавтра? — замялся офицер.

— Да, послезавтра. К четырнадцати ноль-ноль.

— В случае крайних обстоятельств перенос возможен?

— Исключается.

— Понятно. Разрешите действовать?

— Идите! — Манфред обернулся к Рихарду: — Ну, как тебе апартаменты?

— Мерзкое местечко, — брезгливо поморщился тот. — Я и в детстве его недолюбливал.

— А по мне — так даже и неплохо. Надо будет поблагодарить твоего тестя. Как вы считаете, господин Спрудж?

Следователь наклонил голову, почтительно, но без лакейской угодливости ответил:

— У русских есть поговорка, господин майор. Не красна изба углами, а красна пирогами.

— Отличная поговорка. И эти пироги всецело зависят от вас, господа. Каждому красному — по нашему пирогу, — скаламбурил Зингрубер. — У нас есть комбинаты на промышленной основе, с массовым выходом продукции. Здесь же предполагается штучная работа. Отбор, так сказать, наиболее перспективного материала. Тех, кто сможет работать во имя Великой Германии, а значит, и во имя собственного перерождения. Латыши давно морально и экономически связаны с нами. По складу характера, привычкам, мышлению и даже бытовому укладу они очень напоминают немцев. Но только напоминают. И наша задача — помочь прибалтам подняться до уровня великой нации. Вы представляете себе, сколько хлопот нам предстоит только в одной России?

Рихард невольно усмехнулся про себя: как все-таки немцы любят позерство!

Вот и сейчас Манфред произнес страстный монолог, хотя речь шла о самом обычном фильтрационном пункте по вербовке желающих сотрудничать с новыми властями. Лагерем это не называлось, но у попадающих сюда оставалось два выхода: или стать активными пособниками гитлеровцев — тогда они уезжали в спецшколы и овладевали всей премудростью предательства, шпионажа и диверсии, или… Живые свидетели были не нужны. Отличительной особенностью заведения было то, что предпочтение предполагалось отдавать представителям коренной национальности, то бишь латышам. Вот почему потребовались услуги Лосберга. Теперь в его обязанности входило и это. Обработка земляков.

Сам фильтрационный пункт предполагалось разделить на две части: в одной содержать обычных военнопленных из лагерей — к ним Рихард не имел никакого отношения, другая часть отводилась для латышей. Здесь условия и обстановка были более уважительными и сытными, хотя финал, в случае чего, оставался тем же. В общем, в обязанности Лосберга и его службы отныне входило поставлять национальное человеческое сырье. Чего только он не наслушался в свое время в Германки и у себя дома! Латышам, дескать, оказывалась особая честь: их обещали оставить в живых и даже со временем сделать немцами. Разумеется, при условии примерного поведения. Кроме того, их разрешалось более сытно кормить и оделять разными благами. Им не возбранялось посещать немецкие общественные и культурные мероприятия, чтобы воспитываться и расти духовно. Правда, особые инструкции — Лосберг о них хорошо знал — требовали не давать латышам полного равенства и держать их на расстоянии. Господин Розенберг, ведомство которого Рихард представлял в Латвии, утверждал, что из латышей могут получиться хорошие управляющие, очень полезные рейху на завоеванных восточных землях. Но немцам категорически возбранялось посещать культурные мероприятия латышей, дабы не портить своего эстетического вкуса и не наносить вред своему интеллекту. Онемечивание должно проходить медленно и осторожно. Лакеи же требовались сегодня, немедленно.

Рихард посмотрел на почтительно склоненную голову Спруджа, раздраженно отвернулся.

— Я убежден, господин майор, что Германия оказывает нам слишком много доверия. — Спрудж, не мигая, смотрел прямо перед собой. — Доверия, которого мы, к сожалению, пока не заслуживаем. В бою лучшим аргументом взаимопонимания является плечо соседа, а не его пышные речи. Лично я вижу свой долг в том, чтобы втолковать каждому латышу, какой безмерной должна быть его благодарность фюреру за то, что он хочет сделать из него человека.

— Что ж, очень приятно убедиться, что мы не ошиблись в своем выборе, — удовлетворенно, усмехнулся Зингрубер. — Но позвольте несколько практических советов, коллега. Прежде всего ваша работа должна быть профессионально безупречной и чистой. Подготовить одного союзника и десяток восстановить против себя… Это, знаете ли, было бы очень неразумно. Вы хорошо сказали насчет плеча соседа в бою. Я дополню вашу мысль: надо, чтобы ваши подопечные постоянно ощущали себя не просто свидетелями, а непосредственными участниками происходящего. Для этого лучший цемент — кровь. У нас уже есть опыт. Во Франции ликвидацию нежелательных элементов мы доверяли в отдельных случаях самим французам. Вы меня понимаете?

— Разумеется.

— Во-вторых, не спешите колоть овцу, не сияв с нее шерсть. И последнее. Я не думаю, чтобы Советы успели оставить здесь солидное, разветвленное подполье — слишком стремительным был наш прорыв. Но и надеяться, будто здесь чисто, как в аптеке, тоже наивно. Займитесь этим всерьез. Здесь кого-то задержали…

— Я знаю, господин майор.

— Займитесь лично. Я распоряжусь.

— У меня по этому поводу есть некоторые соображения, господин майор.

— Слушаю.

— Я думаю, одного из задержанных надо выпустить.

Манфред задумчиво посмотрел на Спруджа, вынул серебряный портсигар, закурил сам, предложил Рихарду и следователю.

— Подсадная утка? — кольцами выпуская дым, задумчиво спросил он. — Рискованно…

— Не больше, чем ловить на голый крючок неизвестно кого, неизвестно где…

— А если он сбежит? — спросил Рихард.

— Такая возможность, конечно, не исключена. Всего не предусмотришь, — невозмутимо парировал Спрудж. — ну, что ж, сбежит — одним больше, одним меньше, но зато появится шанс, что на него рано или поздно выйдут. Или он на кого-то клюнет.

Манфред помолчал, глубоко затянулся, небрежно отбросил окурок:

— Что ж, дерзайте! Как относятся к неудачливым рыбакам, надеюсь, знаете?