Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах

Он спрыгнул на землю и тут же услышал, как заскрипела калитка, яркий свет электрических фонариков заскользил по двору. Артур метнулся к забору в густую тень зарослей, осторожно двинулся вдоль них, намереваясь как можно скорее убраться подальше от голосов. Наткнулся на высокую поленницу, осторожно выглянул из-за нее и обмер — неподалеку, по ту сторону забора, стоял мотоцикл с коляской. Возле него дежурили двое эсэсовцев. Банга растерянно оглянулся: возвращаться было уже нельзя, но и о том, чтобы перемахнуть через забор, тоже не могло быть речи. Оставалось одно. Он выждал момент и, пригнувшись к самой земле, бросился в глубь двора, к амбарам. У приоткрытой двери конюшни постоял, прислушался. Фыркнула спросонья лошадь, переступила по доскам — и снова тихо. Он постоял еще секунду и бесшумно скользнул внутрь. Замер, переводя дух.

— А я все гляжу — залетит пташка или мимо? — раздался над ухом чей-то негромкий ленивый голос.

Банга испуганно отшатнулся, пригляделся:

— Ты, что ли, Петерис?

Кучер пьяно хихикнул:

— Залетел, залетел… Не бывать бы гвоздю в стене, да молоток загнал. — Он протянул Артуру бутылку, стал между ним и дверью. — Хлебни-ка, составь компанию.

— Иди ты… — угрюмо огрызнулся парень, лихорадочно соображая, как выбраться из дурацкой западни. Он мог предположить что угодно, только не это. — Ну не дури, Петерис… Отойди, говорю. В другой раз выпьем.

— В другой раз — там выпьешь, мрачно обронил кучер, ткнув пальцем в потолок. И посмотрел вдруг из темноты трезвыми, хмурыми глазами. — Куда лезешь, дурья башка? На пулю наскочить хочешь? Их же там сейчас — как блох в овчине.

Банга недоверчиво слушал. Бесспорно одно — Петерис не пьян. Но и решить, что на уме у этого человека, было трудно.

— Потому-то мне лучше не задерживаться, — попробовал пошутить Артур.

— Э-э, голубь, это тебе не к бабам в окна сигать, — зашелся Петерис беззвучным хохотом. — Ха-арощ начальник. А еще в клубе… Про разные там морали нам доклады докладывал. Марцису мозги чистил — насчет чужих баб. Как же так получается, а? Думаешь, я не видел, как ты из окошка выпорхнул?

Артур угрюмо молчал. До тошноты противно было сознавать, что его, да и не только его жизнь сейчас зависела от этого пьянчуги. Надо было на что-то решиться — и он угрожающе сказал:

— Вот что, Петерис… Ты, конечно, можешь меня выдать, но запомни — первая пуля твоя. — И для убедительности вынул из кармана пистолет Грикиса.

— Эх, начальник, — досадливо крякнул Петерис. — Ни черта ты так и не понял. Думаешь, Петерис навоз? Залил водкой глаза и ни хрена вокруг не видит. Я твоих дел, парень, не знаю — ни бабских, ни других каких прочих. Они мне ни к чему. И худого я от тебя никогда не видел… Потому за должок старый рассчитаться и желаю. Жизнь она, знаешь, какая? Сегодня есть — завтра нету. Так и уйдешь, не покаявшись.

— За какой должок? — насторожился Банга.

— Есть должок, — крякнул кучер и вдруг тоскливо попросил: — Хлебнул бы ты маленько, а? А то больно трезвый, скучно с тобой… Дом-то у хозяина горел, помнишь?

— Ну. — Артур для вида приложился к бутылке.

— Так ведь дом-то я поджег, — упавшим голосом неожиданно признался Петерис. — За Эрну рассчитывался. Болтали про них разное, да и я вроде как примечал. Ну и приревновал по пьяному делу. До того распалился — хотел обоих их сжечь. И самому, значит, чтоб… Потом все же одумался, Эрну отпер, и сам выскочил.

— Да-а, должок. Ничего, солидный, — прошептал, пораженный неожиданным признанием Артур.

— Думаешь, меня совесть не грызла? — всхлипнул Петерис, — он успел еще хлебнуть из бутылки. — Как тебя по тюрьмам мытарили. Грызть-то грызла, а показать на себя все равно кишка тонка. Ты уж того… не держи на меня зла.

— Тихо, — сказал вдруг Артур и невольно отступил в глубь конюшни — неподалеку раздались голоса.

— Сюда. — Петерис схватил его за рукав куртки и потащил в самый угол. — Ныряй.

Банга догадался, что это ларь с кормом. Он на какую-то долю секунды заколебался, затем последовал совету конюха — голоса приближались. Артур лихорадочно заработал руками, забираясь в зерно поглубже. Было слышно, как вошедший в конюшню Озолс удивленно спросил:

— Ты, что ли? Почему здесь?

Петерис забубнил в ответ что-то непонятное.

— Догадываюсь, — самодовольно рассмеялся хозяин, — Эрна выгнала? Смотри, дождешься у нее. Ты здесь один? Посторонних не видел?

Тяжелые кованые сапоги затопали по конюшне, кто-то приподнял крышку ларя — Банга сжался в комок, затаил дыхание. Только бы не услышали, как стучит у него сердце. Но тот, невидимый, пошелестел наверху, поскребся, что-то скользкое прошуршало у Артура перед самым носом — уж не мышь ли? И все стихло.

Он полежал еще немного, затем осторожно приподнял голову, поднес руку к губе (ее почему-то саднило) и ощутил на ладони кровь. На губе был неглубокий порез. Припомнил, как что-то шуршало у него под носом, и только сейчас догадался — это же был штык. Неприятно засосало под ложечкой.

— Живой? — раздался сверху тихий голос Петериса. — А я грешным делом, думал — конец. Как он штыком-то… раз, раз… Ты уж полежи пока, не выбирайся, утром что-нибудь придумаем.

Петерис сдержал слово. Едва забрезжил рассвет, он загнал телегу прямо в конюшню, помог Артуру улечься на самое дно, — во дворе и поблизости было полно немцев — прикрыл парня сначала рогожей, затем присыпал навозом и беспрепятственно вывез за окраину. Даже удостоился благодарности Озолса за усердие.

Марте пришлось страшнее и сложнее. Едва она захлопнула за Артуром окно и впустила в дом Крейзиса с Лосбергом, вернулся отец с долговязым обер-лейтенантом, а вслед за ними приехал Зингрубер, сопровождаемый Спруджем. Все валились от усталости с ног и были очень раздражены. Манфред — всегда сама предупредительность и галантность — на сей раз едва удостоил Марту поклоном. Даже предложение хозяина чем-нибудь перекусить не встретило обычного энтузиазма. Один лишь Крейзис готов был приняться за трапезу, но его холодно оборвал Зингрубер:

— Прежде всего дело. Должен признаться, господа, я крайне озадачен таким поворотом событий. Больше суток беспрерывных поисков не приблизили нас к цели. Сейчас мы от нее еще дальше, чем были прошлой ночью. И в этом, господа, мне кажется, не столько вина наших доблестных солдат, сколько заслуга ваших соотечественников. Что вы скажете на это, господин Крейзис?

Бывший адвокат недовольно поежился, хмуро взглянул на немца:

— Вы спрашиваете меня как упомянутого вами соотечественника или как вашего сотрудника?

Майор яростно сверкнул на него глазами:

— Я спрашиваю вас как человека, который несет такую же ответственность за исход операции, как и все мы.