Лиза Альтер - Непутевая

На опушке леса стояли на лыжах Этель и Мона. Я пригласила их, и только из сострадания к заблудшей сестре они согласились прийти. Я хотела, чтобы церемония положила начало примирению горожан и «соевых баб». Решила, так сказать, принести себя в жертву.

Но Мона и Этель считали мой поступок предательством памяти Эдди. И все же, когда мы с Айрой сели в его «Сноу Кэт» и отправились домой, они бросили вслед горсти коричневого риса. Я была тронута. Они давали мне понять, что хотят, чтобы брак был плодовит.

В брачную ночь в мотеле мы впервые занимались любовью. Айра разделся, и я вздрогнула: его красивый загар заканчивался на шее. Тело было отвратительно белым. Он оказался добросовестным любовником и трахал меня с завидной энергией, будто боялся опоздать на отходящий поезд. Но обо мне этого сказать было нельзя. После долгих минут яростной деятельности Айра задержал дыхание и сказал:

— Извини, дорогая, я не могу больше ждать. Я не знал, что женщина может не кончить после почти четырехсот ударов.

Я охотно с ним согласилась, и он с новой энергией вонзился в меня.

— Я что-то неправильно делаю?

— Ничего. Ты — замечательный любовник. В первый раз всегда трудно. — Разве я могла объяснить ему, что никогда не занималась любовью с мужчиной без страха? Страха, что нас обнаружат. А теперь наступила расплата: я оказалась неспособной ему отвечать.

Прием по случаю нашего бракосочетания проходил в огромном зале общественной церкви с сосновыми панелями и полом, застеленным линолеумом. Обставленный складными стульями и столами, он ничем не отличался от залов провинциальных церквей.

Горожане толпились на другом конце зала — подальше от меня. Ко мне подошел только священник — низенький толстенький человечек с редкими волосами и пенсне с толстыми стеклами.

— Называйте меня дядей Луи, — сказал он, оттянув белый воротничок и почесав натертую шею. — Вы извините, но весь город жужжит о том, что невеста Айры предпочла бы католическую церковь.

Я промолчала.

— Какую церковь, вы сказали, посещаете?

— Я не хожу в церковь.

Его кругленькое личико покраснело, и мне стало так стыдно, что я готова была признаться, что я — из баптистов, методистов, немецких реформаторов — всех, кто ему понравится.

— Но воспитывали меня в духе епископальной церкви.

— О, это отличная вера.

— Да.

— Иногда подобные браки между людьми разной веры бывают очень удачными. Очень.

Айра подводил ко мне друзей и знакомых. Ему очень хотелось, чтобы они понравились мне, а я — им. Он представлял нас друг другу и бежал искать новую жертву, оставив меня с новым знакомым молча глазеть друг на друга.

— Как поживаете? — спросила я приветливую на вид женщину с копной пышных каштановых волос — Айрину школьную учительницу.

— Хорошо.

— Приятный вечер сегодня.

— Да, неплохой.

— Мне определенно нравится Старкс-Бог.

— Надеюсь, вы не похожи на ту… покойницу?

Подскочил Айра со своей тетушкой — полной пожилой дамой в кружевном костюме.

— Это — Джинни, тетя Беренис. Она жила на бывшей ферме Стоквелла, — объяснил он и умчался.

— Значит, вот вы какая! — сказала она.

— Здравствуйте. По-моему, мы уже встречались.

— Неужели?

— Я, кажется, видела вас в каком-то магазине.

— Может быть. Может быть. — Она смерила меня ледяным взглядом.

— По-моему, — с отчаянием предложила я, — пора попробовать этот свадебный пирог.

Я проделывала этот трюк уже четыре раза, и уже слышать не могла о свадебном пироге. Я жевала его в полном одиночестве. Не то чтобы общественная церковь была настроена против меня, просто самым общительным в зале был Айра. В отличие от южан, которые могли часами непринужденно болтать с совершенно чужими людьми, вермонтцы были воспитаны иначе. Не подводи ко мне Айра одного гостя за другим, я за весь вечер ни с кем не обменялась бы ни словом. «Лучше думать об этой черте их характера снисходительно, — решила я, — а то еще испорчу себе настроение».

— Ну что, миссис Блисс, торжествуешь? — дьявольски улыбаясь, спросил меня Рони. В костюме и галстуке он выглядел почти прилично.

— Конечно. Почему бы и нет?

— Ну-ну, радуйся, пока можешь. — Я недоуменно смотрела на него. — Давай поговорим откровенно. Айра — мой лучший друг, и он уже совершил одну ошибку. Или обходись с ним как следует, или будешь иметь дело со мной. Он уже натерпелся от женщин.

— Почему бы тебе не заняться своими делами? — крикнула я ему вслед.

Подскочил Айра.

— Тебе весело?

— Конечно! Здесь замечательно! — ответила я и улыбнулась.

— Я понимаю, тебе трудно — одной среди чужих…

— Да, но они очень милы, — слишком поспешно заверила я. (Можно ли будет спасти этот брак?)

— Нужно время. Я уверен, они полюбят тебя, когда узнают поближе. Как я. — Он наклонился, чмокнул меня в щеку и отправился искать не представленного мне гостя.

— Какую, вы сказали, церковь вы посещаете? — снова подошел дядя Луи.

— Я не посещаю церкви, — вздохнула я.

— Тогда, — деловито начал он, — смотрите мне прямо в глаза, пусть все думают, что мы просто разговариваем.

— А разве это не так? — изумилась я.

— Милостивый Боже, помоги твоему слуге, заблудившемуся в своей гордыне, обрести истинную церковь. Благослови ее брак с Айрой Блисс и, если будет на то воля Твоя, подари им детей. Образумь ее, Отец, чтобы она стала хорошей христианкой, содержащей дом в мире, чистоте и здоровье. Научи ее уважать общество и любить мужа и детей. Аминь.

— Аминь! — искренне повторила я. Он говорил о том, чего я очень хотела: расположить к себе горожан, завоевать уважение общества, доставлять как можно больше радости Айре, который будет меня содержать. — Но разве все это невозможно без посещения церкви?

— Возможно, — он печально покачал головой. — Но сомнительно. Очень сомнительно.

Но более важной проблемой, чем посещение церкви, оказалось то, что следующие попытки наших сношений были, с точки зрения Айры, неудачны. Мы занимались любовью по вечерам в понедельник, среду и пятницу. Айра вычитал в «Справочнике читателя», что средняя американская пара занимается сексом два раза в неделю. Мы стали заниматься им три раза. Вечерами по вторникам он был занят в своем Добровольном пожарном обществе, где пил пиво и играл до утра в покер. По четвергам мы танцевали в дансинге, по субботам ездили на его снегоходе на бобровый пруд, по воскресеньям он посещал заседания похоронной комиссии. Так что для секса оставались понедельник, среда и пятница. Каждую неделю он обводил эти дни красными кружочками в висящем на кухне календаре, чтобы не забыть. Я хотела упорядочить свою жизнь. Упорядочила.

Каждое утро мы вставали в семь часов. Пока Айра делал свои приседания, отжимания и бег на месте, а потом принимал душ и брился, я готовила ему завтрак: два яйца всмятку, два кусочка ветчины, два ломтика хлеба с маслом, джем, апельсиновый сок и кофе. Он горделиво заметил как-то, что этот завтрак не меняется уже пятнадцать лет. В семь пятьдесят он выходил за дверь, садился в свой красный пожарный автомобиль и ехал на Мейн-стрит. Там, в своем офисе, он продавал «Сноу Кэт» или велосипеды «Хонда» — в зависимости от сезона. Еще изучал страховые претензии и возможность оплаты полисов. Подобно хирургу, владеющему табачной плантацией, Айра сначала продавал клиентам свои снегоходы, а потом страховал их жизнь.