Мишель Ричмонд - Год тумана

— Хочу сделать брату подарок. Цена роли не играет. Не видел ничего подобного?

— Хотел бы я!..

— Если увидишь, напиши, — протягиваю самодельную визитку, на которой значится мой электронный адрес. Надпись гласит: «Ищу Билли Розботтома. Вознаграждение гарантируется».

В Хако Дуг жмет мне руку и желает удачи. Остаюсь в автобусе; в компании семейства из Пуэрто-Рико, двух немцев и мальчика с бумажным пакетом, полным жевательной резинки. Мне кажется, он слишком мал, чтобы путешествовать в одиночку.

Примерно в получасе езды к северу от Хако пересекаем мост через широкую коричневую реку. Водитель останавливается на противоположной стороне.

— Сделайте фото! — Он открывает двери. — Отсюда красивый вид!

Выбираюсь из автобуса вслед за пуэрториканцами. Мальчик с жевательной резинкой спит, не обращая внимания на шум. Стою на мосту и смотрю на мутную воду в пятидесяти футах внизу. Вверх по течению неторопливо плывут шесть громадных аллигаторов. Еще четыре греются на солнце, лежа на берегу.

Туристы фотографируют, и я следую их примеру. Щелкая затвором, отдаю себе отчет, что это первые фотографии со дня исчезновения Эммы, которые не имеют ничего общего с поисками или работой. Фотографирую интересную сцену без всякой сторонней подоплеки. Интересно, какими получатся снимки после проявки? Грязно-зеленые аллигаторы почти скрыты под водой, от их угловатых тел веером разбегаются волны. Солнце слишком яркое; было бы лучше сделать эту фотографию на закате, при мягком свете, озаряющем тинистые воды.

Еще через два часа въезжаем в Пунтаренас. По обеим сторонам дороги, прилепившись друг к другу, стоят хижины. Илистая река вливается в океан. Останавливаемся перед приземистым и как будто необитаемым мотелем. Без всяких проблем снимаю номер, всего девятнадцать долларов за ночь.

— Сейчас отлив, — говорит портье, из местных, но с очень хорошим английским. — Самое время отправиться на пляж. На вашем месте я бы обязательно пошел.

Номер грязный и темный, даже десять долларов за ночь кажутся мне перебором. Переодеваюсь в шорты и топик и спускаюсь по пыльной тропинке на пляж. По пути останавливаюсь купить сока в маленьком убогом баре. Сок страшно холодный; его приторная сладость слегка заглушена кисловатым вкусом тамаринда.

Полоска суши уходит прямо в мутную воду. Полуостров с одной стороны ограничен устьем реки, а с другой — заливом. Земля устлана острыми и скользкими ракушками, в воздухе неприятный запах. Пляж безлюден, не считая парня лет восемнадцати, который сидит в одиночестве, рядом со своей доской, и смотрит на воду. Несколько человек катаются, и все держатся вокруг одного и того же места.

Я подхожу к парню.

— Меня зовут Эбби, — говорю и на всякий случай показываю фотоаппарат. — Делаю снимки для путеводителя.

Он отводит с лица выгоревшую прядь волос.

— А я Джейсон. В общем, ничего не делаю. — Серфингист смеется собственной шутке.

— Можно присесть?

— Ради Бога.

— Что можешь рассказать мне об этих местах?

— Здесь едва ли не самые длинные волны в мире. — Джейсон ухмыляется. — Если, конечно, вы готовы рискнуть ради этого здоровьем.

— Почему?

— Видите, какая грязная вода? Сюда течет дерьмо. Я слышал, серфингисты здесь то и дело цепляют либо желтуху, либо менингит. А один парень налетел на дохлую лошадь. И о крокодилах тоже лучше не забывать.

— Серьезно?

— Факт. Долбаные морские крокодилы. Выплывают из устья полакомиться падалью. Зрелище не из приятных.

— Сам их видел?

— Нет. Видел фотографии.

Джейсон вытаскивает пачку сигарет, угощает меня.

— Нет, спасибо. Не курю.

— А я почти не курю. — Парень достает зажигалку и прикуривает, заслоняясь от ветра. — Это водонепроницаемая зажигалка. Лучшее изобретение на все времена.

— Когда-нибудь участвовал в здешних соревнованиях?

Джейсон смотрит на солнце и жмурится.

— Нет. Но каждый год приезжаю сюда из Майами посмотреть.

— В этом году тоже?

Он кивает.

— Случайно не заметил человека с доской работы Билли Розботтома?

Он, явно заинтересованный, оборачивается ко мне.

— Заметил, конечно. Шикарная доска. Два года назад видел похожую в Мауи.

— А помнишь ее владельца?

— Их было двое. Один австралиец, а второй, кажется, американец.

— Как выглядели?

Джейсон жмет плечами:

— Как все серфингисты.

— Американец был один?

— А почему спрашиваете?

— Хочу купить доску Розботтома. — Протягиваю визитку, но Джейсон не берет.

Парень в широкополой пятнистой шляпе идет по пляжу, направляясь к нам, и Джейсон приветственно машет рукой.

— Эй, сукин сын! А у тебя классно получалось!

— Там набилось слишком много народу, — отзывается «сукин сын». — Конан и Слайм вообще локтями терлись. Хотел между ними проскочить, поймал волну и рванул вперед, а они меня зажали.

— Ничего, — говорит Джейсон. — Познакомься, это Эбби.

Серфингист приподнимает шляпу и расшаркивается.

— Ну, пока. — Джейсон встает и отряхивает задницу от песка. Задница у него восхитительно плоская. Забирает свою доску и вместе с приятелем рысью направляется к воде. Через несколько секунд оба уже плывут.

Провожу полторы недели в Барранка и опрашиваю всех, кто только готов меня выслушать. Еще один человек — служащий гостиницы — вспоминает, что в прошлом году видел пару досок Розботтома, но, как и Джейсон, мало что может сказать об их владельцах. «С тех пор я их тут не видел. Приезжайте в июне на соревнования. Здесь почти весь год совсем тихо, зато в июне яблоку некуда упасть».

Благодарю за информацию и бронирую номер на неделю.

— Если увидите человека с такой доской, напишите мне, — протягиваю карточку.

— А я получу за это комиссионные?

— Разумеется.

— Ладно. — Он снова поворачивается к телевизору. Показывают испанский сериал. Насколько могу разобрать, двое братьев борются за любовь одной женщины.

Стараюсь не выказывать разочарования при мысли о том, что соревнования только через три месяца. Все это время ребенок может страдать от голода или подвергаться немыслимо жестокому обращению. За три месяца ребенок может умереть. За три месяца вообще может случиться что угодно.

Возвращаюсь на автобусе в Эрмосу. Наблюдая, как мимо катятся холмы, кофейные плантации, коттеджи и разбросанные хижины, я ощущаю тягостное чувство поражения. Вернувшись в Эрмосу, забираю свои вещи из домика на пляже и иду в бар к Сами.

— Не повезло?

— А ты как думаешь?

— И что теперь?

— Поживу здесь еще пару дней, а потом поеду в те места, которые назвал Дуайт. Если ничего не узнаю, в июне, к началу соревнований, вернусь в Бока-Барранка.

— Ты ее найдешь, — говорит Сами, но голос подруги звучит неубедительно. Она не смотрит мне в глаза, не может выдавить ни одной ободряющей фразы. Знаю, она из тех людей, которые говорят тебе то, что хочешь услышать. Представляю, как она болтает по телефону со своим женихом из Техаса и год за годом твердит ему, будто вот-вот вернется в Штаты. Говорит, что любит и скучает, а здесь без него совсем невесело.