Рози Томас - Женщина нашего времени

Небольшая группа панков и помогающих рыночным торговцам парней расположилась возле парапета. Они внимательно осмотрели ее, когда она проходила мимо. Харриет считала, что она уже слишком стара и так давно замужем, что не может представлять интереса для уличных бездельников, однако сегодня она напомнила сама себе, что ей еще нет и тридцати и что она уже больше не замужем.

Она поймала взгляд одного из рыночных парней. Он выпятил нижнюю челюсть и просвистел сквозь зубы:

— О, дорогая! Могу я жениться на тебе?

Это было не слишком большой победой, однако приободрило ее. Она улыбнулась более ласково, чем это требовалось, и кивнула.

— Отлично, я буду ждать тебя, — крикнул он ей вслед.

Харриет прошла через узкий вход в кассовый зал, и плотный, душный воздух метро окутал ее. Она опустила монету в автомат, прошла через турникет и спустилась в толпе людей, отправляющихся за покупками в это субботнее утро. Эскалатор понес ее вниз, превратив в одну из частиц бесконечной ленты спускающихся голов, похожих на необычные кегли.

Поезд был переполнен. Харриет втиснулась в вагон, заполненный спрессованными телами, и схватилась за свисающую ручку. В сумке у нее была сложенная газета, но она не могла даже вынуть ее, а не то чтобы развернуть и почитать. Вместо этого Харриет стала рассматривать окружающих ее пассажиров.

Прямо под ее локтем сидела молодая негритянская пара с маленькой девочкой, оседлавшей колени отца. Волосы ребенка были заплетены в упругие косички, и она была одета в белоснежное платье с рюшками. Девочка с сияющей улыбкой посмотрела на Харриет, и она тоже ответила ей улыбкой. Молодые родители с гордостью понимающе кивнули.

Улыбка осталась на лице Харриет и тогда, когда она продолжила осмотр пассажиров. Рядом с ней стояли три молоденьких девушки, направляющиеся в западную часть города, чтобы потратить свою недельную зарплату на одежду. За ними стоял толстый мужчина в рабочей спецодежде, а за ним — два сутулящихся мальчика с наушниками на голове. Здесь были также старушки, туристы в плащах, иностранные студенты, мужчины средних лет с восковыми лицами — все притиснутые друг к другу и терпеливо потевшие.

Харриет не возражала быть частью этой разнородной массы, она даже испытывала к ней определенное расположение. Она подумала, что это — как бы срез всего города, загнанный под землю, и она сама является частицей его.

Когда она сделала пересадку, толпа поредела. Сейчас она ехала против течения субботних покупателей, и в вагоне было много свободных мест, однако Харриет все еще не развернула газеты. Она смотрела через противоположное окно на бесконечный бег трубопроводов и думала. В конце линии метро она была почти единственным пассажиром в поезде. Она поднялась по замусоренным ступенькам через все слои станционных запахов, вышла из метро и села в автобус. Харриет забралась на верхний этаж автобуса. Когда Лиза была еще ребенком, они вместе с Кэт всегда забирались наверх, любуясь окружающими ландшафтами и мельканием жизни за окнами первых этажей.

До Сандерленд-авеню было недалеко. Много лет назад Харриет решила, что где-то здесь, по дороге, проходит линия, разделяющая Лондон, настоящий Лондон, и его тусклые, благопристойные пригороды. Торговые улицы переходили в ряды домов, расходящихся от основной дороги. Крутые холмы создавали впечатление, что леса и зеленые поля как бы мелькают на некотором расстоянии от верха автобуса. Харриет хорошо знала, что даже в самый ясный день здесь ничего не увидишь, кроме множества разбегающихся улиц, вьющихся вверх и вниз по холмам.

Автобус остановился в конце Сандерленд-авеню. К дому матери предстояло еще преодолеть крутой подъем. Харриет быстро шла под деревьями, растущими вдоль улицы, мимо садов, полных астр, георгинов и поздних роз. Сады эти были большими, они отделяли друг от друга построенные в тридцатые годы дома, и живущие в них хозяева очень гордились ими.

Это был район с пристроенными к домам оранжереями, новыми черепичными крышами и названиями домов, написанными на плитах из камня, кусках грубо обработанной древесины или изогнутых металлических пластинах.

Появившийся перед Харриет на изломе холма дом, принадлежащий Кэт и ее мужу, казался еще более ухоженным, чем окружающие. Старые окна были заменены большими со стальными рамами.

В доме была застекленная комната, окружающая парадную дверь, которую Кен называл «штормовым тамбуром», в саду, за дорогой, ведущей к парадному подъезду, были декоративные каменные горки, а новая изгородь сада была из желтоватого камня. Большие кованые ворота поперек короткой проезжей части дороги были выкрашены в светло-голубой цвет.

У Кена была небольшая машиностроительная фирма с подразделением, специализирующимся в области местного центрального отопления. «Я всегда говорю, что мой дом является такой же рекламой моего бизнеса, как и мой офис», — любил отмечать Кен.

«Конечно, ты всегда так говоришь», — соглашалась Харриет, получая при этом сердитый взгляд со стороны Кэт и хихиканье со стороны Лизы. Кен всегда только удовлетворенно кивал, как будто бы она просто соглашалась с ним. Он был добрым человеком, и ему нравилась его падчерица.

Еще до того, как Харриет подошла к стеклянной двери подъезда, она увидела Кэт среди ее бегоний, спрятанных от любых ветров, которые могли бы обрушиться на южный Лондон.

— Харриет! Ты не сообщила, что собираешься приехать.

— Я предполагала, что ты будешь дома.

Кроме того, она также надеялась, что ее сводной сестры не будет дома, а Кен будет на работе.

— Если бы ты позвонила. Лиза у Карен, а Кен на работе.

— Ничего. — Харриет поцеловала мать, потом взяла ее за руку. — В нашем распоряжении есть час. — И, думая о том, что она должна сказать за этот час, она чересчур бодро добавила: — Сад выглядит восхитительно.

Кэт заглянула ей через плечо.

— А где твоя машина, дорогая?

— Я оставила ее… дома. Приехала на метро.

Кэт испугалась:

— Она не разбита? Нет?

Харриет знала, что ее мать гордится ее красивым автомобилем, гордится ее магазином и гордится Лео, имя которого появляется рядом с его фотографиями в блестящих журналах.

— Я просто хотела прокатиться по своему старому маршруту.

— Но это же так неудобно для тебя, — посочувствовала Кэт, как будто понимая, что такое решение может причинить только неудобства.

Они вместе вошли в дом и прошли в кухню, расположенную в его задней части. Она была больших размеров, из нее через раздвигающиеся двери просматривались терраса и находящийся за ней сад. Кухня была отделана керамической плиткой и сосновыми панелями, выстроились рядами раскрашенные цветами банки для круп и печенья, радио играло утреннюю музыку. Кэт насыпала в расписанные цветами кружки растворимый кофе, щелкнула выключателем на чайнике и начала рассказывать новости, связанные с последним приятелем Лизы.