Наталья Калинина - Останься со мной навсегда

Она выпрямилась и улыбнулась, подняв лицо к нему.

— Ты знаешь, что глаз насекомого, например, способен видеть инфракрасные и ультрафиолетовые излучения в атмосфере, различать преломления света, невидимые для человеческого глаза? То есть именно то, что ты сказал о собаках — насекомые видят цвета, которых не видим мы.

— Слышу впервые, — признался он. — Но верю на слово ученой.

Она рассмеялась.

— Без пяти минут ученой, Габриэле. Не забывай, что я еще не получила диплома.

— И рада, что уже никогда его не получишь, — подхватил он. — Ведь рада — признайся.

— Конечно, — согласилась она. — И еще больше рада, что я теперь актриса… Слышишь?

Где-то совсем близко оглушительно громко застрекотала цикада. Вероника улыбнулась, вслушиваясь, — казалось, она уже давно ждала этой песни.

— Она знает что-то, чего не знаем мы. Знает все то, что знаем мы, и еще многое, чего мы не знаем. — Вероника говорила шепотом, как будто боялась, что ее голос заглушит стрекотание цикады. — Она не только видит цвета, которых мы не видим. У нее есть антенны, и она умеет улавливать сигналы, которых нам ни за что не уловить…

Цикада умолкла так же внезапно, как и запела, как будто поняла, что речь идет о ней, и решила послушать. Вероника продолжала чуть громче:

— Люди изобрели радио по принципу их антенн, но радио улавливает только звуковой сигнал — так же, как человеческое ухо, с разницей лишь в расстоянии. Людям никогда не удастся построить в точности такую антенну, как у них, — людям не дозволено постичь то, что знают они… И Джимми тоже знает что-то, чего мы не знаем. — Она потрепала по шее волкодава, сидящего у ее ног и не сводящего с нее преданно-обожающих глаз. Казалось, он тоже с увлечением слушает ее. — Хоть у Джимми и не антенны, а обычные уши. Но уши Джимми работают намного лучше, чем наши, а его сознание не засорено всякими глупостями, как сознание большинства людей, и воспринимает внешнюю информацию намного яснее, чем человеческое сознание, и быстрее реагирует на нее. Не зря у животных реакция лучше, чем у людей… Правда, Джимми?

Как будто желая выразить свое одобрение, белый волкодав вскочил с места и, встав на задние лапы, уперся передними в плечи Вероники. Габриэле улыбнулся, заметив, что она даже не попыталась отвести лица, когда язык собаки прошелся по ее щекам. Все женщины без исключения старались уклониться от поцелуя Джимми. Впрочем, Джимми редко кого удостаивал этой чести. Джимми вообще был недоверчив по натуре, а зачастую и агрессивен, не признавал даже многих из регулярных гостей — случалось, что его приходилось закрывать, чтобы он не покусал человека. Веронику же он моментально признал и с той самой минуты, как был допущен к ней, не отходил от нее ни на шаг…

— Чему ты улыбаешься? — спросила Вероника, оборачиваясь.

Но как она могла знать, что он улыбается, если стояла к нему спиной?

— У тебя что, глаза на затылке?

— Я спросила, чему ты улыбаешься. Сейчас вопросы задаю я.

Он рассмеялся. Это получилось у нее в точности, как у него на сегодняшней пробе. Сегодняшняя проба… Так трудно поверить, что это было только сегодня. Казалось, с тех пор прошло так много времени! Но это время не прошло, а пролетело, промелькнуло, как вспышка. Он даже не успел опомниться, как сумерки сменили день, а ночь сменила сумерки. Те несколько часов, что прошли с тех пор, как он усадил ее в свою машину (даже забыв предупредить на студии, чтобы прекратили пробу, но это они, наверное, уже и так поняли) и привез к себе домой, эти часы, что он провел с ней, были, наверное, не временем, а его квинтэссенцией. Они были так полны, что переливались через край, что казалось, могли взорваться…

Полны чем? Ею?..

— Джимми без ума от тебя, — сказал он, осторожно снимая лапы волкодава с ее плеч — он боялся, что когти собаки поцарапают ее кожу, защищенную только тонким батистом блузки.

— Я тоже без ума от Джимми, — сказала она. — Знаешь, что я подумала? Если из меня не выйдет актрисы, ты, может, возьмешь меня на место Марии? — Мария была женщиной, приставленной к Джимми, чьей единственной обязанностью было ухаживать за волкодавом. — Я буду по несколько раз в день расчесывать ему шерсть, купать его, кормить, чистить ему зубы… Я, честное слово, буду выполнять свою работу не хуже Марии. А Мария может заниматься чем-нибудь другим — кошками, например, или цветами…

Он выслушал до конца ее монолог, наслаждаясь мелодией ее голоса, потом возразил:

— Но ты будешьактрисой, Вероника. Если не по собственной воле, то… Я воспользуюсь своей неограниченной королевской кинематографической властью, чтобы сделать тебя актрисой, поняла? Что же касается Джимми, я, может, позволю тебе заниматься им во время уик-эндов — если, конечно, они у нас будут. И если ты будешь вести себя хорошо… на съемочной площадке.

Он протянул руку и взлохматил ее волосы, пышные от фена — после бассейна она приняла душ и вымыла голову; последнее было, как он подозревал, просто предлогом, чтобы провести как можно больше времени в его «королевской» ванной.

Она встряхнула головой и пригладила обеими руками растрепавшиеся шелковистые пряди.

— Ты всегда обращаешься с актерами как с детьми? — спросила она.

— Они и есть мои дети, — ответил он. — Без них мои сюжеты бесплодны.

— Ты, мне кажется, не слишком высокого мнения о своих сюжетах, — заметила она.

— Хотел бы я видеть, какого мнения была бы о них ты, если бы написала их такое количество… Но что мы решили насчет ужина? Поедем в город — или будем ужинать дома?

Дома? Он сказал «дома»? Габриэле был очень точен в выражениях в силу своей литературной специальности. Он бы никогда не сказал «дома» вместо того, чтобы сказать «у меня» или «здесь». И в данной ситуации он должен был бы сказать «здесь» или «у меня»… Но он сказал «дома» — и это вовсе не резало слух.

— По-моему, было бы интереснее поехать в город, но Луиза может обидеться…

Луиза была его поваром.

— Луиза сама тебе сказала, что не обидится, с тем условием, конечно, что ты еще вернешься и оценишь ее кухню. О чем, впрочем, позабочусь я. Но… — Он посмотрел на Джимми, сидящего с понурой головой у ног Вероники, — наверное, он уже понял, что гостья собралась уходить, а вместе с ней и хозяин. Придется взять его с собой, — решил Габриэле. — Он будет страдать, если мы оба уйдем и бросим его на чужих людей.

Вероника подпрыгнула и захлопала в ладоши, восторгаясь, как ребенок, перспективой ужина в обществе собаки.

— Но ты уверен, что его пустят в ресторан? Или мы поедем в такой ресторан, куда пускают с собаками?

— Его пустят в любой ресторан, Вероника. Какой же владелец ресторана осмелится не впустить моюсобаку?.. Пошли. — Он дотронулся до ее руки, направляя в сторону гаража. — А то мое лохматое чудовище умрет с голоду. Мы еще должны решить, на какой машине поедем. Ты любишь ездить быстро?