Майкл Корда - Роковая женщина

— Вы уверены, что этот человек стрелял в вас?

— Абсолютно уверена. Я видела его лицо.

Миссис Баннермэн вздохнула. Выражение ее лица было непроницаемым, словно она готовилась услышать еще худшее известие, как, без сомнения, делала всю жизнь.

— Вы его знаете? — спросила она.

— Нет. Но я знаю, кто он.

Раздался стук в дверь, и возникла медсестра с подносом. Миссис Баннермэн поблагодарила ее, хотя на поднос взглянула так, будто никогда не видела чая в пакетиках. Как только медсестра вышла — а она, похоже, спешила удалиться от миссис Баннермэн как можно быстрее, — Элинор налила две чашки чая и протянула одну Алексе. Из своей она отпила с выражением аристократического отвращения. — Это не то, к чему следует привыкать, не правда ли? — спросила она. — Впрочем, неважно, Что вы собираетесь делать?

— Я должна сначала подумать.

— Я тоже так считаю. Вы уже сообщили в полицию?

— Пока нет.

Дверь отворилась, и, нервно улыбаясь, заглянул доктор.

— Думаю, пациентке сейчас нужно немного отдохнуть, — извиняющимся тоном сказал он.

Миссис Баннермэн бросила на него ледяной взгляд.

— Лучше займитесь своим делом, — фыркнула она. — И конечно, простой факт, что вы доктор, не освобождает вас от обязанности стучать в дверь, перед тем, как войти в комнату к дамам.

— Ну… нет. Я хотел сказать — да. Конечно, я могу зайти позже.

— Вот именно.

Дверь захлопнулась.

— Экий нахальный человечишко, — сказала миссис Баннермэн. — Но он, вероятно, прав. Вам нужно отдохнуть.

— Со мной все в порядке.

— Мне кажется, у вас лихорадка, — заявила миссис Баннермэн с властностью, делавшей ее мнение непререкаемым. — Вы не считаете возможным, что это была выходка анархиста или сумасшедшего?

— Нет, я так не думаю.

Миссис Баннермэн словно бы смотрела вдаль.

— Я тоже. В таком случае, ваш долг — заявить в полицию.

— Знаю.

— Я в этом уверена.

— Но я не хочу обращаться к ним с тем, чего не могу доказать.

Миссис Баннермэн уставилась на нее не мигая.

Алекса помолчала.

— Правда в том, что я не уверена, хотела бы я пойти к ним, даже если б у меня были доказательства. Нет, если это повредит семье.

Миссис Баннермэн кивнула.

— Такое решение нелегко принять. И нелегко исполнить.

— Я уже принимала его раньше. Или его приняли за меня, когда умер мой отец.

Миссис Баннермэн не выражала удивления. Она просто ждала, подняв брови.

— Я не перестаю спрашивать себя, что бы сделал Артур, — продолжала Алекса. — Или чего бы он ждал от меня.

— Я не верю, что он захотел, чтобы семья переживала новый позор огласки. Нет, если этого можно избежать.

— А этого можно избежать?

— Я так думаю, — прошептала миссис Баннермэн. — В семье, подобной нашей, многие вещи лучше сохранять в тайне. Это огромная ответственность, которую мне пришлось нести долгие годы. — На миг она умолкла, словно думая о прошлом. — Конечно, справедливость должна восторжествовать. И зло должно быть наказано, даже если нам придется сделать это самим, без помощи полиции и суда.

— Не уверена, что знаю, как это сделать.

— В данном случае, по-моему, вам нужно просто следовать намерениям Артура, — отрывисто сказала миссис Баннермэн.

Она накинула на плечи переливчатое пальто. В тусклой и тесной больничной палате оно выглядело неким великолепным средневековым костюмом из музейной экспозиции, напоминавшем о давно забытой эпохе роскоши к блеска.

— Это нелегкая задача. Вам было бы лучше, если бы вы отказались.

— Знаю. Но я не могу.

— Почему?

— Потому что я обещала Артуру.

— Он умер, — резко сказала миссис Баннермэн, так, словно смерть была проявлением слабости. — Вы же не думаете, что он будет ждать вас на том свете, дабы спросить вас, построили ли вы его дурацкий музей, или в каком состоянии бюджет Фонда?

— Нет, в это я не верю. Но обещание есть обещание.

Миссис Баннермэн открыла дверь.

— Что ж, тогда вам лучше немного отдохнуть. Надеюсь, завтра вы будете в состоянии покинуть больницу. Я пришлю за вами свою машину.

— Не уверена, что я хочу возвращаться в Кайаву. Не так скоро.

— Чепуха, — парировала миссис Баннермэн, стоя в дверном проеме. — Куда же вам еще возвращаться?

Роберт весь взмок, пока мысленно прокручивал ситуацию. Дела обернулись к худшему. Полный раздрай. Нужно проглотить пилюлю и смириться. Еще не все потеряно, убеждал он себя, хотя чувствовал в желудке странную пустоту — не столько от страха, сколько от дикой ярости на Рамиреса, преступившего его инструкции. Он что, с ума сошел? По какой извращенной логике он пришел к выводу, что его наниматель хочет, чтоб он совершил убийство?

Не оставалось ничего, кроме как сохранять хорошую мину при плохой игре, решил Роберт. Перевари это и живи, чтобы завтра дать ответный бой — ничто не учит этому лучше политики. В конце концов, что может сделать проклятая баба? Обратиться в полицию? Свидетелей не было. В нее стрелял неизвестный, возможно, браконьер, застигнутый врасплох, или беглый каторжник — в графстве Датчесс, которое славится бесчисленным количеством тюрем и лечебниц для опасных психопатов, всегда есть беглые каторжники. Он уходил поискать для нее машину, когда ей стало дурно, а когда вернулся, она исчезла. Слышал ли он выстрелы? Конечно, слышал. По ту сторону леса десять человек стреляли по фазанам. Нет причин, чтобы кто-нибудь связал с ним преступление Рамиреса, твердо сказал он себе.

Роберт припарковался возле больницы, вышел из машины и придал лицу выражение сочувствия. Он не остановился у конторки для посетителей — в конце концов, он был все равно что владелец больницы. На втором этаже, в коридоре, он обнаружил Букера и Саймона, расхаживавших взад-вперед словно пара будущих отцов. Оба они, казалось, не были рады его видеть, но иного он и не ожидал. От Букера, решил он, придется избавиться. Он умен, но просто не понимает, что такое верность , сказал себе Роберт, да и где ему понять? Нужно быть верным своему классу, а Букер к нему не принадлежит, не принадлежал с самого начала.

— Как она? — спросил он.

Букер глянул на него с неловкостью, Саймон — враждебно. На миг ему казалось, что они преградят ему путь к дверям, затем Букер кашлянул и сказал:

— Ей лучше. — Он сделал паузу. — Я не уверен, что она хочет тебя видеть.

— Почему, черт побери? — произнес Роберт с выражением изумления, даже обиды.

— Есть причины считать, что это не был несчастный случай.

— Ну, конечно же, был! Совершенно ясно, что мы имеем дело с психопатом или беглым каторжником. Он мог так же выстрелить в любого из нас. Если бы я не отошел от места, где он прятался, чтобы поискать машину для Алексы, он бы, вероятно, выстрелил в меня. Все это грубейшее беззаконие. Кто бы мог поверить, что на территории Кайавы скрывается вооруженный маньяк? В дни моего деда такого случая не могло быть.