Франсуаза Саган - В ловушке любви

— Как здесь тихо, — сказала я обернувшись.

Луи пересек комнату, встал рядом и положил руку мне на плечо.

— Тебе нравится?

Я подняла на него глаза. До сих пор я не смела взглянуть ему в лицо. Я была смущена и робела перед ним, перед самой собой, перед тем, что окружало нас, с тех пор как мы были вместе. К тому же его рука была почти невесомой. Он положил ее как бы нерешительно, как бы сомневаясь. Его лицо слегка исказилось, и я слышала, как он прерывисто дышал. Мы смотрели и не видели друг друга. Я чувствовала, что мое лицо так же обнажено, как и его. Застыв, оно словно кричало: «Это ты, это ты!» Лица, истерзанные любовью, планеты, испепеленные страстью с немыми морями устремленных друг на друга глаз и темной бездной сжатых губ. Лишь слабое биение, голубых вен на наших висках, этот непристойный анахронизм, был напоминанием о тех временах, когда нам только чудилось, что мы живем, любим, спим, ведь мы еще не знали друг друга. И мне лишь казалось, что я понимала, будто солнце горячее, шелк мягкий, а море соленое. Я спала, и мне снилось, будто я живу, а я еще даже не родилась.

«Я голоден и хочу есть», — сказал Дидье и голос его долетел до нас, словно из невыносимой дали. Но он долетел до нас, и мы проснулись. Неожиданно я заметила, что лицо Луи загорело, лишь тонкая белая линия полукругом пересекала этот загар у самых глаз.

— Наверное, ты читал на солнце, — догадалась я.

И он наконец улыбнулся, кивнул головой, отступил немного и сжал мое плечо рукой. До этого наши тела находились в той неподвижности, которая кричит о непреодолимом желании. Они стояли и ждали, как две хорошо выдрессированные охотничьи собаки. Но вот Луи сделал шаг, и они сорвались с места навстречу друг другу. Тесно прижавшись, мы обернулись к Дидье. Он улыбался.

— Я, конечно, не хочу вас обидеть, но у вас такой неуклюжий вид… — сказал он. — И совсем невеселый. Может, нам выпить чего-нибудь… А то у меня такое впечатление, будто я дуэнья в компании испанских жениха и невесты.

А я, которая хорошо знала, что дневная неловкость не что иное как отражение ночной гармонии, что напускная дистанция это всего лишь обратная сторона тайного бесстыдства, я почувствовала гордость и благодарность к этим телам, моему и Луи, столь умело подчинявшимся обстоятельствам под взглядом третьего. Да, наша любовь была подобна прекрасным лошадям, двум скакунам, чистокровным, пугливым, верным, любящим ветер и тьму. Я вытянулась на диване, а Луи достал бутылку виски. Дидье включил проигрыватель и поставил пластинку с музыкой Шуберта. Первый стакан мы выпили очень быстро. Я умирала от жажды и неожиданно почувствовала смертельную усталость. Опустился вечер, и у меня возникло такое ощущение, будто я уже десять лет сижу перед этим камином и слушаю пластинку. Казалось, я уже могла бы наизусть спеть этот незнакомый квинтет. За такие минуты в жизни я была готова сто раз умереть, сто раз обречь себя на вечные муки.

Деревенский ресторан был в трехстах метрах от дома Луи, и мы направились туда пешком. Когда мы возвращались, было уже очень темно, но дорога слабо светилась в бледном свете луны. Спальня Луи была большой и пустой. Он оставил оба окна открытыми, и ночной ветер, пролетая между занавесками, иногда задерживался на нас, освежая и осушая наши тела. Он был легок и внимателен, словно послушный раб, стороживший двух своих собратьев, тоже рабов, но состоявших на службе у более безжалостного хозяина.

Послезавтра было воскресенье, и именно это воскресенье местная корова выбрала, чтобы отелиться. Луи предложил нам с Дидье составить ему компанию. Мы с Дидье колебались.

— Пошли, пошли, — звал нас Луи. — Вот уже два дня, как вы наперебой восхищаетесь прелестями деревни. Но это была флора, а теперь настала очередь фауны. Итак, в дорогу.

На предельной скорости мы проделали пятнадцать километров по проселочной дороге. По пути я все время пыталась вспомнить один отрывок из очень красивого романа Вайана, героиня которого, женщина сильная и вместе с тем очень хрупкая, помогала теленку явиться на свет. Но в конце концов, если мне предписано судьбой всю жизнь вести утонченные разговоры об импрессионизме и барокко, а также более реальных капризах природы, то мне следовало ближе познакомиться с этим объектом.

В стойле был полумрак. Одна женщина, двое мужчин и ребенок стояли перед загородкой, за которой раздавалось душераздирающее мычание. К запаху навоза примешивался еще один, непонятный, пресный и терпкий. И вдруг, совершенно неожиданно, я сообразила, что это запах крови. Луи снял куртку, закатал рукава и приблизился к двум мужчинам, которые тут же расступились перед ним, и я увидела за загородкой что-то серо-розовое и липкое, казавшееся продолжением коровы. Корова замычала сильнее, и это продолжение стало больше. Я поняла, что это теленок, и бросилась к выходу, охваченная приступом тошноты. Под предлогом, что мне нужна помощь, Дидье выскочил за мной. Но на самом деле он тоже был охвачен дрожью. Мы посмотрели друг на друга с жалостью, а затем рассмеялись. И действительно переход от салона мадам Дебу к этому стойлу был слишком резким. Корова издала крик, от которого наши сердца, казалось, готовы были разорваться. Дидье протянул мне сигарету.

— Какой ужас, — сказал он. — Если мой бедный брат именно таким образом хочет примирить меня с мыслью об отцовстве… Лично я туда больше не войду.

А чуть позже мы пошли поглазеть на теленка. Луи вымыл испачканные кровью руки, фермер предложил нам по стаканчику, и мы сели в машину. Луи смеялся.

— Кажется, опыт оказался не слишком убедительным, — сказал он.

— Для меня — убедителен, заявил Дидье. — Никогда не испытывал желания увидеть это. Я все думаю, как ты можешь.

Луи пожал плечами.

— На самом деле, эта несчастная корова не так уж нуждалась во мне. Я был бы необходим лишь в том случае, если б что-нибудь пошло не так. Ну, иногда приходится штопать и…

— О! Замолчи! — воскликнул Дидье. — Пощади нас.

Из чистого садизма Луи бросился описывать подробности одну ужаснее другой Мы вынуждены были заткнуть уши. В лесу мы остановились у самого пруда. Мужчины стали кидать мешки, которые долго прыгали по воде, прежде чем утонуть.

— Жозе не рассказала тебе еще о последнем чудачестве Юлиуса А. Крама? — поинтересовался Дидье.

— Нет, — ответила я. — Напрочь забыла.

В этом момент Луи как раз собирался бросить камень и стоял чуть пригнувшись. Не меняя позы, он обернулся и спросил:

— И что же это за чудачество?

— Юлиус решил финансировать журнал, в котором работает Жозе, — объявил Дидье. — И эта молодая женщина, которая только что смотрела, как телится корова, скоро будет решать судьбы современной живописи и скульптуры.