Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Нежная душа

«Тошан, любовь моя, наконец-то я тебя увижу!» — думала она, сияя от счастья.

Грацианна помогла ей сесть на переднее сиденье и передала ее вещи.

Мотор гудел так громко, что им было трудно слышать друг друга.

— Счастливого Рождества, Эрмин! — сказала молодая официантка. — Позаботься о ней, Рюдель! Ты слышал, как она поет, — как ангел, спустившийся с неба. И она пообещала вернуться!

— Не беспокойся, я позабочусь о молодой даме, — отозвался ее брат.

— Еще раз спасибо, Грацианна! — крикнула Эрмин.

Мотосани продвигались с умеренной, но постоянной скоростью. Они быстро выехали из Перибонки и направились по тропинке в лес. Фары освещали стволы елей, заставляли сверкать миллионы белых снежинок.

Первые километры Эрмин разговаривала со своим водителем. Но Рюдель, человек вежливый, тем не менее был, похоже, всецело сосредоточен на своем средстве передвижения. Она решила помолчать, думая исключительно о Тошане. Вот он удивится, когда увидит ее на пороге хижины…

«Нет, я не стану стучать, я буду петь, — решила она, теряясь в самых прекрасных мечтах. — Он выйдет на улицу, не помня себя от удивления. Я сначала спрячусь, а потом выбегу и брошусь ему в объятия!»

Что до Рюделя, опечаленного недавней смертью супруги, то у него в голове были совсем невеселые мысли. Он омрачил ее радость, сказав:

— Надеюсь, мадам, что он дома, Тошан Дельбо! Мне не жалко съездить, но будет плохо, если вы его не найдете…

Они ехали уже два часа. Эрмин вздрогнула.

— Я уверена, что Тошан дома, иначе я встретила бы его в гостинице, — сказала она. — Ваша сестра вчера подавала ему еду. Он как раз возвращался из Роберваля.

— Да услышит вас Господь! — вздохнул Рюдель. — Я забыл вас предупредить: мне придется высадить вас за две мили до хижины. Там дорога кончается, и мне не останется ничего другого, кроме как повернуть обратно.

— Ничего страшного, — согласилась она. — У меня есть фонарь на батарейке. Без вас и Грацианны мне бы пришлось ночевать в Перибонке.

Дальше они ехали молча. В свете фар Эрмин заметила рысь. Животное скрылось, испуганное ревом мотора. Чуть позже на тропу выскочил лось. Рюдель притормозил, чтобы избежать столкновения.

Чем дальше они забирались в лес, тем яснее обнаруживал себя страх, древний как мир. Несмотря на решимость и горячее желание оказаться рядом с Тошаном, две мили в одиночестве в лесу стали казаться Эрмин бесконечно длинными.

— Дальше я проехать не смогу, — час спустя заявил Рюдель. — Мне жаль, мадам, но я высажу вас здесь.

Он с тревогой смотрел на черные пятна теней, окруживших его мотосани.

— Постарайтесь не заблудиться! Иначе я буду мучиться угрызениями совести.

Эрмин, не раздумывая больше, спрыгнула на снег.

— Спасибо! Не волнуйтесь, я хорошо знаю эти места. Поскорее возвращайтесь, я не пропаду!

— Мне надо бы вас проводить, — сказал он. — Если с вами случится несчастье, я буду злиться на себя.

— Не надо, — возразила Эрмин, включая фонарик. — Снег не очень глубокий, и ваша сестра одолжила мне пару снегоступов. Я ничем не рискую.

Молодая женщина вовсе не была в этом уверена, но ей хотелось закончить путь в одиночестве. Это было испытание, которое она решила преодолеть, чтобы доказать Тошану всю силу своей любви. Когда она надевала снегоступы, то почувствовала в холодном воздухе легкий запах дыма. Ветер дул с северо-востока, со стороны хижины. Еще она различила на снегу следы полозьев.

— Видите, — крикнула она своему водителю, — мой муж здесь проехал! И отпечатки собачьих лап здесь тоже есть! Я просто не смогу заблудиться!

Рюдель кивнул. Эрмин отдала ему условленную сумму и пожала руку.

— Еще раз спасибо, и не волнуйтесь обо мне, — сказала она. — Вы можете оказать мне одну услугу напоследок?

— Конечно! Говорите!

— Попросите Грацианну позвонить Лоре Шарден, в Валь-Жальбер. Это моя мать. Она будет рада узнать, что вы довезли меня до хижины.

— Договорились, мадам! Удачи вам, и до встречи!

Эрмин помахала ему рукой и пошла дальше. В одной руке она несла корзину, в другой — сумку. Пока Эрмин еще слышала шум мотора и видела отблески фар, она чувствовала себя в безопасности. Но скоро ее окружила темнота и ей стало ужасно одиноко.

«Нельзя думать о лесных зверях, — сказала она себе. — Звук машины их, скорее всего, напугал, и они убежали, как та рысь. Волков я не боюсь. Мы с Симоном слушали, как они воют в снежные вечера. Волки совсем не жестокие, совсем…»

Молодая женщина упорно не сводила глаз с отпечатков полозьев на снегу. Каждый метр становился победой над ночью. Она повторяла себе, что Тошан будет горд ее храбростью, что поймет наконец, как она его любит.

«Все произошло тут, на берегу Перибонки, теперь я это понимаю, — думала она. — Наверное, хижина Талы — магическое место. Мои родители попали сюда, когда убегали. Папа дрожал от страха за преступление, которого не совершал, мама умирала от тоски, думая, что потеряла меня. Тошан был тогда ребенком. Он не знал, что позже женится на дочери людей, которых Тала и Анри, искатель золота, приютили. А потом папа прошел по пути, по которому сейчас иду я, потому что считал себя обреченным на смерть от болезни. Но он уходил отсюда уже исцеленным. И, наконец, Киона пришла в этот мир…»

Эрмин обрадовалась, придя к такому заключению. Она подумала о совершенной форме круга. Тошан объяснил ей закон круга во время их первых свиданий. Она изо всех сил сконцентрировалась на мечтах о муже, стала вспоминать все хорошее, чтобы только занять свой ум, чтобы не думать о бескрайней темноте, ее окружившей. Но как она себя ни утешала, каждый звук наводил на мысль о появлении голодного волка.

— Киона! — крикнула вдруг Эрмин. — Защити меня, маленькая сестра, мне страшно!

Голос ее резко прозвучал в тишине. И глухой ужас, с которым она боролась, пропал.

— Я должна петь! — решила она вслух. — Воздух, конечно, холодный, но если я запою, то уже ничего не буду бояться!

И вот в лабиринтах северного леса зазвучала «Ария с колокольчиками» из «Лакме». Бродивший неподалеку лис замер от удивления. Взлетела недовольная сова. Эрмин позабыла об осторожности. Она подвергала опасности свой драгоценный голос, но состоится ли вторая постановка «Фауста» или нет, ей было уже безразлично. Как безразличен стал и цветистый, фантастический мир театра.

Молодая женщина упивалась своим пением, равнодушная к темноте. Она только чувствовала, как ласково касаются ее щек падающие снежинки. Она не сразу заметила, что деревья стали реже и в просвете появились опушка и хижина Талы, в которой светилось только одно окошко, похожее на золотой глаз в зимней ночи.

Сильный запах дыма вернул ее к реальности. Она замолчала, еще не веря в происшедшее, бесконечно обрадованная.