Кэрол Мэтьюс - В радости и в горе

— Мне нужно в… в… — Куда же ему было нужно? — В мексиканский ресторан.

— Ме-си-каски? — сказал водитель.

— Ты мексиканец?

— Que? [25] Что? ( исп. )

— Мексиканец?

— Si [26] Да ( исп. ) .

— Мне нужно в мексиканский ресторан!

— Que?

— Si, si.

— Que?

— Где ты обычно ешь?

— Есть? «Бит Мак»?

— Нет. Нет. — Кричать. Медленно. — Где — ты — обычно — ешь — мексиканскую — еду?

— Ме-си-каски?

Мэтт, думай. Думай. Кроме паров «Джек Дэниэлз» у тебя в голове еще есть мозги. Это связано с какой-то битвой… Литл Биг Хорн [27] В битве на реке Литл Биг Хорн объединенные силы шаеннов и сиу разгромили седьмой кавалерийский полк регулярной армии США под командованием генерала Кастера. , Последний бастион Кастера. Нет, Кастера одолели индейцы! Бойня с бензопилой в Техасе…

— Quien? [28] Кто? ( исп .)

— Нет, Кастера одолели индейцы! — Мэтт бессильно откинулся на спинку сиденья. — О, ради всего святого, ты же долбаный мексиканец, ты должен знать, где хорошие мексиканские рестораны!

— Литл Биг Мак?

Мэтт взял себя за голову и сильно сдавил. Думай. Думай. Но в голову не приходила ни одна светлая мысль.

Водитель выжидающе смотрел на него.

— Donde? [29] Куда? ( исп. ) — спросил он.

Мэтт сник.

— Да, поехали обратно в отель, — со вздохом сказал он.

— Que?

— Ой, ну только не начинай! — Мэтт назвал адрес отеля.

Успокоившийся водитель вклинился в поток движения, и Мэтт откинул голову на спинку сиденья. Дурак. Дурак. Дурак. Где-то в этом безликом городе красивая женщина сидела и терпеливо ждала его (может, к этому моменту уже и не так терпеливо), а он был слишком пьян, чтобы вспомнить — где. Сравнить его память с решетом было бы оскорбительно для решета. Он не знал ни ее телефона, ни гостиницы, в которой она остановилась, — это было все равно, что искать иголку в стоге сена. В городе, который никогда не спит, он собрался стать печальным исключением. А завтра, надо надеяться, он покончит с Headstrong, сядет на самолет и полетит домой, в старую добрую Англию, позволив возможному счастью, которое было так близко, ускользнуть сквозь пальцы. Молодец, Мэттью, нечего сказать.

Такси остановилось на светофоре, и Мэтт закрыл глаза, чтобы не видеть мигающие неоновые огни на темных улицах, и постарался отрешиться от завывания вездесущих полицейских сирен. Внезапно он открыл глаза и подпрыгнул на сиденье.

— «Аламо»! — закричал он. — Гребаный «Аламо»!

— А, си, сеньор, «Аламо»!

— Я вспомнил, я вспомнил! — от пережитого волнения Мэтт почувствовал усталость. — «Аламо».

Он сложил руки, как для молитвы.

— Есть Бог на свете!

— Си, сеньор.

— Быстро, быстро. Поворачивай. Вези меня туда. Пронто. Пронто. Арриба! Арриба!

Розовый кашемир был ошибкой. Большой ошибкой. Подмышки стали влажными, все тело чесалось. Как она могла так ошибиться в Мэтте? Она могла поклясться, что слово «порядочность» было выведено несмываемой татуировкой на всем его теле. Что ж, все как всегда: едва она оказалась на пять минут одна, как тут же поверила Не Тому Мужчине. Опять. Да и как ей отыскать мужчину, если у нее в голове все шарики и ролики перепутались и она не может отличить приличного от коварного? Она и мысли не допускала, что Мэтт может не прийти, и теперь не могла решить: то ли злиться на него, то ли волноваться.

Принимая во внимание предысторию ее появления в ресторане, злиться ей нравилось больше.

Ни при каких обстоятельствах нельзя было менять свой, пусть и воображаемый, но гарантированный ужин с Дональдом Трампом на счастье сомнительной встречи с Мэттом Джарвисом. Надо было послушать маму и позвонить Биллу Гейтсу. Тот, небось, сидел сейчас где-нибудь в заштатной манхэттенской забегаловке за углом, весь такой одинокий и печальный, с непритязательной пиццей и банкой пива, и, уставившись в дешевый телик, мечтал о том, что вот сейчас произойдет чудо — кто-нибудь ему позвонит. Быть миллионером наверняка было не так здорово, как это казалось тем, кто им не был. С этими мыслями она пробиралась через жизнерадостную, беззаботную толпу, пока не выплыла по гладкому паркету на шершавый тротуар, одна-одинешенька, как тот же Билл Гейтс.

Воздух на улице был очень холодный, но вовсе не такой искусственно холодный, как от кондиционеров в ресторанах, где их обожали «врубать» на полную мощность, несмотря на то что за окном стояла зима. Попробовать поймать такси или, будь что будет, пройти несколько кварталов до отеля пешком, рискуя быть выслеженной, ограбленной и застреленной? Она выбрала второе. Несмотря на все страшные истории о преступности в Нью-Йорке, зимой здесь казалось безопаснее, чем в Лондоне. Немного повеселев от этой мысли, она пошла, ругая на чем свет стоит Мэтта Джарвиса с его притворством и одновременно восхищаясь, как ловко этот мерзавец ее «кинул».

С визгом и скрежетом такси остановилось у входа в «Аламо» в паре футах от нее. Джози обернулась. Может, и не стоит умирать так рано?

Мэтт взглянул в запотевшее окно такси. Ошибки быть не могло. Мексиканского вида вход в ресторан заметно выделялся на фоне остальных, ничем не примечательных зданий на этой улице.

— Да, да, да, — закивал головой Мэтт.

Джози заколебалась. Может, ей подождать и перехватить такси у выходящего клиента? Нерешительность. Нерешительность. Нет, она уже решила — она идет пешком. Ей пойдет на пользу сжечь все те калории, которые она здесь не успела съесть. Она отвернулась и быстро пошла по улице.

Мэтт выпрыгнул из такси, заплатил водителю и в порыве чувств расцеловал того в обе щеки.

— Я тебя обожаю, — сказал он ошеломленному мачо-водителю и стремглав ринулся в ресторан.

— Лавиния? Как дела?

— Замечательно. Кто это?

Дэмиен согнул вдвое скрепку для бумаг.

— Это Дэмиен.

— Я воздержусь от вопроса, какой такой Дэмиен.

Дэмиен откинулся в кресле и положил ноги на стол. Господи, он ненавидел мать Джози. Но она начала первая: с той самой минуты, как она его увидела, она тут же взялась его ненавидеть. Это означало, что и он, и Джози вынуждены были пережить нелегкие времена еще на стадии ухаживания, свадьба тоже не была переполнена весельем. С первого же дня она ясно дала понять, что он не стоит и ноготка ее драгоценной дочери, но, скорее всего, это касалось не его лично, а любого потенциального поклонника Джози. Даже самые подходящие холостяки мира не соответствовали бы всем требованиям Лавинии. Даже у самого Распрекрасного Принца чего-нибудь да не хватало.

Дэмиен всегда пользовался успехом — и в школе, и на работе, а потому ощущать флюиды ненависти было ему в диковинку. Но, как и все, это впечатление вскоре утратило остроту новизны, и они с Лавинией держались друг от друга на максимально отдаленной дистанции, встречаясь, только когда семейный долг или сама Джози этого требовали. Свадьбы, похороны, крестины, Рождество и День матери. День всех святых у него почему-то тоже однозначно ассоциировался с Лавинией. Впрочем, даже когда долг и звал его своим согнутым, как рыболовный крючок, гадким пальцем, он в большинстве случаев старался «отмазаться», ухитряясь задерживаться на работе. Исключение составляло Рождество, когда, как он ни пытался отвертеться, отведать индюшку а-ля Лавиния все-таки приходилось. В этот день на него напяливали дурацкий колпак рождественского зятя подобно тому, как на иных, для пущего веселья, напяливают шапочку Санта Клауса, без которой и Рождество — не Рождество, так же как без хлопушек, шампанского и пошлой пантомимы. А он — он всегда хотел провести Рождество на Мальдивах. Но Джози и слышать об этом не хотела. Для нее Рождество означало конфетти, индюшку, бекон, сосиски и страдания.