Рози Томас - Скверные девчонки. Книга 2

— Ну что ж, очень жаль. Потому что я собираюсь в Штаты. — Она увидела, как в другом конце комнаты, сквозь легкую завесу накопившейся за зиму пыли, трепетавшей в ярких лучах солнца, Лили резким движением подняла голову. В какую-то долю секунды по ее детскому личику пробежала тень возмущения и беспокойства.

— Ведь я никогда не была там раньше, — сказала Джулия в трубку. — Я бы хотела поискать что-нибудь новенькое, каких-то идей, завязать кое-какие контакты. Намечаю на следующую декаду, как это следует делать владелице небольшого магазина.

— И повидать своего летчика.

Лили опять склонила голову над книгой. Джулия с облегчением перевела дух, ибо почувствовала, как горячая волна краски залила ее щеки. Веду себя как глупый подросток, со злостью подумала она. Глядя на темную, причесанную головку дочери, она решила, что странное выражение, промелькнувшее на ее лице, должно быть, всего лишь игра света.

— Говорю тебе честно, я даже не думала об этом. Это давно забытая история, Мэтт.

На другом конце провода послышалось хихиканье Мэтти.

— Знаешь ли ты, как часто все еще говоришь о нем? И сидишь там все эти годы, подобно этой проклятой статуе Терпения, в ожидании его возвращения. Так-то ты обрела свободу, а?

— Это дела твоего ведомства, а не моего, — резко оборвала ее Джулия, но Мэтти лишь рассмеялась в ответ.

— Подумай над этим. А знаешь, кажется, я смогу сейчас заснуть. Благодарение Богу! Но сперва можно мне сказать пару слов Лили?

— Отоспись хорошенько, дорогуша. Я подумаю над тем, что ты сказала, хотя лучше бы ты никогда не упоминала об этом. — Она протянула трубку Лили. — На. Поговори с этой дикой женщиной.

Джулия вышла из комнаты, а когда вернулась, Лили уже закончила разговор. Она спокойно сидела на диване, скрестив ноги, и ждала. Джулия открыла принесенную сверху адресную книгу.

— Кого же мы хотели бы сегодня видеть?

— Мне все равно, — сдержанно ответила Лили. — Если хочешь, выбери сама.

К ланчу пришли две женщины, мужчина и трое детей. Джулия приготовила одно из традиционных блюд, и все сели вокруг соснового стола поболтать, а взрослые выпить вина, после того как дети убежали наверх в комнату Лили. В полдень все отправились в Риджент-парк погулять на солнышке. День был светлый, праздничный, подобный многим другим, которые проводили Джулия и Лили. Джулия любила приглашать гостей, угощать их и делать так, чтобы они чувствовали себя в доме уютно. Вечеринки теперь были уже совсем другие, отметила про себя Джулия, но все же это были вечеринки.

Лили была тише чем обычно, но если даже кто-то, кроме Джулии, и заметил это, то все равно ничего не сказал.

Опускались сумерки, когда Джулия вышла из дому, чтобы проводить последнюю пару гостей к их машине. Когда они отъехали, она несколько минут стояла под платаном, росшим около дома, глядя на освещенные окна противоположного дома и фигуры соседей, двигавшихся взад-вперед по комнатам с незанавешенными стеклами окон. Эта маленькая живая картина, казалось, оживляла улицу. Джулия удовлетворенно вдохнула полной грудью влажный свежий воздух, напоенный запахом листвы, а затем поднялась по парадному крыльцу и вошла в дом.

В большой гостиной было сумрачно после яркого уличного света. Джулия щурилась, приглядываясь, пока не заметила Лили, сидевшую на ковре возле дивана. Она подтянула коленки к подбородку и прижалась к ним щекой. Плечики были сгорблены, как будто она что-то хотела спрятать или защитить. Угол ковра был загнут, и она подвернула его под себя. Джулия очень любила этот ковер в духе старинных турецких ковров, в мягких, приглушенных темно-красных и кобальтово-серых тонах. По краям шла длинная, ручной работы, бахрома, и эксперт сказал ей, что рисунок изображает дерево жизни. Джулия гордилась этим ковром. Она купила его на рынке в маленьком горном городке во время одной из первых поездок, когда еще побаивалась ездить одна. Она приценивалась и долго торговалась со стариком продавцом, а затем пошла прочь, так как его цена была слишком высока для нее. Но потом она вернулась, потому что ей ужасно хотелось заполучить этот ковер. Это обезоружило старика, и он согласился на предложенную цену, свернул его и сунул ей в руки, как будто заранее знал, что отдает его в хороший дом. Не могло быть и речи о том, чтобы поместить его в магазин. Он идеально укладывался в пространство на полу перед диваном.

Джулия подошла к Лили и положила руку ей на плечо, намереваясь сказать что-нибудь насчет ужина и завтрашних занятий. И тут она увидела, что Лили методично, одну за другой срезает кисти бахромы кухонными ножницами. Кучка уже обрезанных концов лежала на полу возле нее.

Джулия вырвала у девочки ножницы. Они упали и скользнули под диван. Она сильно ударила Лили по руке. Девочка не вздрогнула, но пристально посмотрела на мать, и на ее лице застыла маска непокорности и печали. Джулия видела эту печать, но ее гнев был гораздо сильнее. Спустя минуту она пожалела об этом, но было поздно.

Она взяла Лили за руку и встряхнула ее.

— Ты, глупая девчонка! Почему ты это сделала? Ведь это такой прекрасный ковер! А ты изуродовала его! Ты глупый безрассудный варвар! Сидишь тут и обрезаешь бахрому. Тебе наплевать, что эта вещь кому-то дорога! Ведь это не твой, а мой ковер… Я…

Холодным тоном Лили оборвала ее:

— Все твое. Твой дом, твой магазин, твои друзья. Но я — не твоя. Я папина! Я хочу, чтобы он был здесь. Я тебя ненавижу!

Девочка рывком сбросила ее руки и вскочила на ноги. Она наклонилась, сгребла обрезанную бахрому и расшвыряла ее по комнате.

— Это всего лишь половик! — закричала она. — Это не человек! — Ее сдержанность испарилась, теперь она кричала, ее личико сморщилось, и она стала похожа на ту маленькую Лили, какой была прежде. Джулия беспомощно протянула к ней руку, но Лили оттолкнула ее и выбежала из комнаты.

«Я папина!» — с грустью вспомнила Джулия. Были, конечно, и другие времена, другие споры, когда Джулия что-то прощала, что-то нет, пытаясь утвердить хоть какую-то дисциплину, а Лили хотела жить с отцом. Связующее звено между ними всегда было крепким, и оно становилось еще крепче по мере взросления девочки и ее привязанности к Леди-Хиллу, саду и ко всему, что окружало поместье. Гордость Лили в связи с возрождением былого великолепия Леди-Хилла, искусно восстановленного в старинных традициях с помощью Джорджа и Феликса, была не менее неистовой, чем у Александра.

После каждого визита в Леди-Хилл она подробно рассказывала об очередной отремонтированной комнате или семейных портретах девятнадцатого столетия, которые теперь Александр смог выкупить обратно. Джулия внимательно выслушивала все это. Она даже поощряла Лили говорить об отце и считать Леди-Хилл своим домом, ее вторым домом.