Мэри Брэддон - Аврора Флойд

Бесцельная жизнь вдруг прекратилась. Путешествие беззаботного странника пришло к негаданному концу. Какое меланхолическое воспоминание! Какая ничтожная и неконченная страница! Природа, слепо милостивая к своим детям, одарила богатейшими дарами этого человека. Она создала великолепный образ, но из всех читавших о смерти этого человека в газетах, никто не пролил ни одной слезы, никто не сказал: «Этот человек оказал мне добро и да сжалится Господь над его душой!».

Неужели я стану сентиментальничать, потому что он умер и сожалеть, что он не остался жив, чтобы он мог раскаяться? Если бы он жил вечно, я не думаю, чтобы он мог сделаться тем, чем он не мог быть по своей натуре.

Печальная процессия медленно подвигалась при серебристом лунном сиянии; трепещущие листья производили тихую музыку в легком летнем воздухе. Носильщики трупа шли медленными, но твердыми шагами впереди остальных. Все шли молча. О чем они могли говорить? В присутствии ужасной тайны смерти жизнь остановилась. В трудном деле существования сделался краткий промежуток, торжественный перерыв в механике трудящейся жизни.

«Будет следствие, думал мистер Проддер, и я должен буду дать показание. Желал бы я знать, какие вопросы сделают мне?»

Он думал это не один раз, а беспрестанно думал с настойчивостью все об этом следствии, которое непременно должно было происходить по вопросам, которые могут быть сделаны. Простая душа честного моряка совсем расстроилась от таинственного ужаса этой ночи. История его жизни изменилась. Он приехал разыграть свою смиренную роль в домашней драме любви и доверия, и запутался в трагедию, в ужасную тайну ненависти и убийства.

В нижнем окне коттеджа мелькал огонек — слабый луч, просвечивавшийся сквозь жимолость и ломоносы.

Носильщики тела остановились, прежде чем вошли в сад, и констебль отвел мистера Меллиша в сторону.

— В коттедже кто-нибудь живет? — спросил он.

— Да, — отвечал Джон, — берейтор имел слугу, полоумного человека, которого звали Гэргрэвиз.

— Стало быть, это он зажег свечу. Я пойду и поговорю с ним. Подождите здесь, пока я выйду, — обратился он к тем, кто нес тело.

Дверь коттеджа была притворена. Констебль тихо отворил ее и вошел. На столе горела свеча; подсвечник стоял в тазу с водой. Бутылка, до половины наполненная водкою, и стакан стояли возле свечи, не комната была пуста. Констебль снял башмаки и пробрался наверх по маленькой лестнице. Верхний этаж коттеджа состоял из двух комнат: одна была достаточно широка, удобна и выходила на калитку, другая, поменьше и потемнее, выходила на огород и забор, отделявший владения мистера Меллиша от большой дороги. Комната побольше была пуста, но дверь той комнаты, которая поменьше, была полуоткрыта и констебль, остановившись послушать, услыхал регулярное дыхание спавшего человека.

Он громко постучал в дверь.

— Кто там? — вскричал человек, вскочив с постели. — Это вы, мистер Коньерс?

— Нет, — отвечал констебль, — это я, Уильям Дорк. Ступайте вниз, мне нужно говорить с вами.

— Разве что-нибудь случилось?

— Да.

— Браконьеры?

— Может быть, — отвечал мистер Дорк. — Ступайте же вниз!

Мистер Гэргрэвиз пробормотал что-то о том, что он тотчас явится, как только найдет разбросанные части своего туалета. Констебль заглянул в комнату и смотрел, как Стив отыскивал свою одежду при лунном сиянии. Через три минуты Стивен Гэргрэвиз медленно сошел вниз по угловатой деревянной лестнице.

— Вы должны отвечать мне на один вопрос, — сказал мистер Дорк, поставив Стива напротив себя, так, что слабый свет свечи освещал его болезненное лицо. — В котором часу господин ваш вышел из дома?

— В половине восьмого, — отвечал Стив своим шепотом. — Часы пробили полчаса, когда он вышел.

Он указал на небольшие часы в углу комнаты.

— О! Он вышел в половине восьмого? — сказал констебль, — и вы не видали его с тех пор?

— Нет. Он сказал мне, что он воротится поздно и чтобы я не дожидался его. Он разругал меня вчера, зачем я его дожидался. Но разве что-нибудь случилось? — опять спросил Стив.

Мистер Дорк не удостоил отвечать на этот вопрос; он прямо пошел к двери, отворил ее и сделал знак тем, кто стоял на лунном сиянии и терпеливо ждал его зова.

— Можете внести его, — сказал он.

Они внесли свою страшную ношу в приятную сельскую комнатку — в ту комнатку, в которой мистер Джэмс Коньерс сидел, курил и пил несколько часов тому назад.

Мистер Мортон, доктор из Меслингэма, деревни, ближайшей к парку, приехал, когда тело вносили, и приказал разложить тюфяки на два стола, поставленные вместе, в нижней комнате, и на них положить труп берейтора.

Джон Меллиш, Сэмюэль Проддер и мистер Лофтгауз не вошли в коттедж. Полковник Мэддисон, слуги, констебль, доктор — все собрались около тела.

— Он умер уже час с четвертью, — сказал доктор, осмотрев тело. — Он был застрелен в спину; пуля не прошла в сердце, потому что в таком случае не было бы пролития крови. Он дышал после выстрела, но смерть была почти скоропостижна.

Прежде чем доктор сказал это, он помогал констеблю снять сюртук и жилет с покойника. Грудь была вся покрыта кровью, вытекшей из губ покойника.

Мистер Дорк обязан был осмотреть одежду, в надежде найти какую-нибудь улику, которая могла бы послужить ключом к открытию таинственной смерти берейтора. Он вывернул карманы сюртука и жилета; в одном лежала пригоршня полупенсов, пара шиллингов, монета в четыре пенни и заржавленный ключ; в другом — сверток табаку, завернутый в старой газете, сломанная трубка. В одном из карманов жилета Дорк нашел серебряные часы покойника с лентой, запачканной кровью, и с дешевой позолоченной печатью. Между всеми этими вещами не было ничего такого, что могло бы набросить хоть какой-нибудь свет на эту тайну.

Полковник Мэддисон пожал плечами, когда констебль выкладывал эти вещи из карманов берейтора на столик, стоявший на конце комнаты.

— Здесь ничего нет такого, что могло бы разъяснить это дело, — сказал он. — Но для меня оно довольно ясно. Этот человек был здесь вновь, а браконьеры и бродяги привыкли поступать, как хотят, в Меллишском Парке и им не понравилось вмешательство этого бедняжки. Ему захотелось разыграть роль тирана и его возненавидели — вот все, что я могу сказать.

Полковник Мэддисон, вспомнив об индийцах, был такого мнения, что, если человека возненавидел кто-нибудь, то этот кто-нибудь и убивал его. Такова была простая теория воина. Высказав свое мнение о смерти берейтора, он вышел из коттеджа и хотел отправиться домой с Джоном Меллишем и выпить еще бутылку того знаменитого портвейна, который отец хозяина поставил в погреб двадцать лет тому назад.

Констебль стоял около свечи, все еще держа в руках жилет. Он выворачивал запачканный кровью жилет наизнанку, потому что почувствовал что-то толстое, походившее на сложенную бумагу, только не мог разобрать где. Вдруг у него вырвалось восклицание удивления, потому что он разрешил затруднение. Бумага была зашита между подкладкой и материей. Он увидал это, рассмотрев шов, который был зашит грубыми стежками и разными нитками. Он распорол и вынул бумагу, которая так была запачкана кровью, что мистер Дорк никак не мог ее разобрать.