Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. В ладонях судьбы

— Было бы странно, если бы он не был доволен. Жаль, что Октав это пропустил. Уверяю вас, это ненормально.

Жанина встряхнула своими темными волосами, завитыми и уложенными по моде: заколотыми двумя гребнями у висков с одним большим локоном надо лбом. Парижанки не отступали перед невзгодами и удваивали усилия, чтобы оставаться элегантными, всегда подкрашенными — верными своей репутации красивых женщин. В прямой юбке и обтягивающем пуловере, с красным платком, повязанным вокруг шеи, гримерша не была исключением.

— Не переживайте вы так, — сочувственно произнесла Эрмина. — Мы живем в странное время, когда наши любимые мужчины подвергают себя огромному риску. Нам тоже следует набраться мужества.

— Да, вы правы! Скажите, я могу называть вас по имени? «Мадам» звучит как-то фальшиво: ведь мы одного возраста, даже если вы великая артистка, а я мелкая служащая.

— Разумеется! Я нуждаюсь в дружбе, мне так одиноко во Франции! Я безумно скучаю по детям и мужу.

В дверь тихо постучали, и в комнату ворвался Октав Дюплесси, в костюме-тройке и фетровой шляпе. Он выглядел взволнованным. Жанина бросилась к нему, но он жестом остановил ее.

— Нет времени на нежности: Ксавье только что арестовали. Мы должны уехать отсюда сразу после окончания оперы, и то сильно рискуем. Эрмина, сохраняйте спокойствие, пойте восхитительно, как вы умеете это делать, но, лишь только опустится занавес, быстро переодевайтесь и незаметно выбирайтесь отсюда. Ты с нами, Жанина. Мы едем в провинцию, тем более что я получил важную информацию. Дельбо локализован, он пытается добраться до Бордо, чтобы посадить на корабль еврейскую женщину и ее сына.

— Боже мой! — прошептала Эрмина. — Он жив?!

— Господи, если бы он умер, я не говорил бы о нем в настоящем времени! — вышел из себя импресарио. — Эрмина, ради бога, не дрожите как осиновый лист! Вы должны быть спокойной, естественной, чтобы не вызвать подозрений. Все просто: если Дюбуа назовет мое имя, вы тоже будете в опасности. Вы хотите подвергнуться пыткам? Нет? Тогда делайте то, что я вам говорю, и без истерик. Я все предусмотрел на этот случай с момента вашего приезда во Францию. У нас троих есть фальшивые документы, я взял с собой деньги. По пути заскочил в ваш отель и забрал ваш чемодан. Извините, если забыл какие-нибудь безделушки. За несколько банкнот парень с ресепшена дал мне ваш ключ и телеграмму, которую родители отправили вам в районе обеда.

Эрмина выхватила у него из рук прямоугольный голубой листок и распечатала его. Поначалу текст показался ей непонятным. Она тихо прочла: «Мина, если поедешь в турне, то заезжай к кузену в Монпон».

Жанина закурила сигарету, тогда как Дюплесси раздраженно поморщился.

— Могли бы рассказать мне об этом кузене!

— У нас нет никакого кузена во Франции, насколько мне известно, — возразила Эрмина. — Где находится Монпон?

— В Дордони, возле Кутра. Это не очень далеко от Бордо.

Она опустила свои голубые глаза на сообщение, затем с решительным видом посмотрела на импресарио.

— Значит, мой муж там, — сказала она. — Мы знаем, где его искать. Господи, я бы хотела поехать прямо сейчас!

— Эрмина, вы бредите, — вполголоса бросил Октав. — Откуда ваша семья в Валь-Жальбере может располагать такими сведениями?

— Благодаря Кионе, — ответила она. — Не задавайте мне вопросов, у меня нет времени на них отвечать. Антракт заканчивается. Мне пора возвращаться на сцену.

Она вышла из комнаты, возбужденная до предела, и тут же наткнулась на немецкого полковника. Должно быть, он выпил спиртного в фойе, где мужчины курили и общались, поскольку сейчас он изъяснялся по-французски гораздо хуже. К тому же он стал более настойчивым.

— Дорогая мадам, вы великая артистка и очень красивая женщина! Вы должны разделить со мной столик сегодня вечером в «Максиме». У вас будут подарки, драгоценности!

— Извините, месье, но я должна быть на сцене через пять минут. Прошу, пропустите меня! Да, я поужинаю с вами, поужинаю, — сказала она со странной улыбкой, в котором ему почудилось нечто большее.

Он поспешил вернуться в свою ложу, уверенный, что уже покорил сердце Эрмины, которая в это время боролась с подступившей к горлу тошнотой. Ее сердце билось в безумном ритме, во рту пересохло. «Я не смогу петь! Октав сошел с ума! Нас арестуют до конца последнего акта! Господи, помоги мне увидеть Тошана, моего любимого мужа! Наверное, это было глупостью и безумием — приехать во Францию, но теперь я знаю, что должна была сделать это ради Тошана».

Пытаясь успокоиться, она подошла к занавесу и выглянула в зал. Гигантская люстра сверкала всеми огнями, придавая роскошной обстановке еще больше яркости. Живопись на потолке, скульптуры в ложах — все было красиво освещено и словно пронизано магией сюжета.

«Недолго же я здесь пробыла, — подумала Эрмина. — Однажды я, возможно, сюда вернусь, если война закончится».

Ей потребовалась вся ее воля, чтобы снова перевоплотиться в Маргариту, ставшей жертвой дьявола Мефистофеля и обесчещенной Фаустом. Однако она испытывала нечто вроде страстного нетерпения, исполняя последнюю часть арии героини, взывающей к небесным ангелам. Стоя на коленях и протянув руки к небу, Эрмина пела с душераздирающей искренностью:

Несравненный голос Снежного соловья отзывался в сердцах всех зрителей — и немцев, и французов. Ее хрупкий силуэт в белой накидке и взволнованное лицо вызвали слезы у чувствительных зрительниц. Казалось, ее собственная жизнь зависела от этих ангелов, которых она умоляла прийти и спасти ее от зла. Кто бы мог подумать, что это необыкновенное сопрано, дрожащее от отчаяния, ничуть не умаляющего ее таланта, взывало сейчас к маленькой девочке с рыжими волосами и янтарными глазами, находившейся за тысячу километров от Парижа, в канадском городке-призраке? Маленький ангел, пугливый и хрупкий… ее Киона.

Это был настоящий триумф. Аплодисменты не стихали, и каждый зритель поклялся себе не пропускать ни одной оперы с участием Эрмины Дельбо.

— Скорее! — шепнула ей Жанина, как только она вошла в свою уборную. — Октав ждет нас в машине. Не удивляйтесь, если нас будут проверять в дороге. По нашим документам у нас с вами одна фамилия. Нужно всем говорить, что вы моя сестра.

— Да, конечно. Жанина, я боюсь, я ужасно боюсь! Мы не можем ни с кем попрощаться?

— Ни в коем случае! Иди за мной! Переходим на «ты», сестренка.

Чуть позже Эрмине будет вспоминаться этот побег как какой-то странный кошмар. Ее движения казались ей замедленными, хотя она переоделась в рекордно короткое время. Быстрые и тихие шаги по ступенькам служебной лестницы останутся в ее памяти тяжелыми и неуклюжими.