Любовь Рябикина - Женька

— Почему к нам не пришли? Ведь у нас целых две свободных комнаты. И что вам далось это общежитие? На вашей свадьбе я был твоим посаженным отцом. Я ведь теперь не чужой тебе. И Неля обижается, что редко бываешь. Прости старика, но привязались мы с женой к тебе!

Женька, чувствуя себя виноватой, слабо оправдывалась:

— Да не хочется вас тревожить. У вас и своих забот хватает.

Сергей приехал к ней весь белый и в поту. С трудом выбрался из машины. Женька подбежала к нему:

— Сережа, что случилось?

— Что–то мне плохо. В правом боку болит со вчерашнего вечера. Всю ночь рвало. По дороге тоже часто останавливался. Еле доехал…

Слабо улыбнулся:

— Ты ведь доктор у меня. Вылечишь…

И рухнул без сознания прямо к ней на руки. Женька с трудом удерживая тяжелое тело мужа, дико закричала:

— На помощь!

Мгновенно из дверей общежития выскочило несколько человек. Зотова внесли внутрь, а Женька вызвала Ольховского по телефону. Тот сразу же примчался в общежитие. Взглянув на белое лицо Жени и узнав, что Сергей успел ей сообщить, скомандовал:

— Немедленно в операционную при институте. По всем признакам у него острый аппендицит.

Обернулся к Женьке:

— Ты проведешь операцию.

Студенты прямо на руках внесли Сергея в приемный покой. Профессор уже шумел в ординаторской. Зотова готовили к операции, а его жена трясущимися руками натягивала перчатки. Ее марлевая повязка была мокрой от слез.

Муж лежал на операционном столе, а она все никак не могла решиться сделать надрез. Ольховский торопил:

— Давай! Каждая секунда на счету!

Женька поднесла прыгающий скальпель к коже мужа и уронила его:

— Не могу! Его не могу!

Профессор заорал:

— Вон отсюда, девчонка! Отчислю с курса! Вон!

Женька, рыдая, выскочила из операционной. Упала на кушетку без сил и задохнулась в плаче. Выбежавший следом по приказу профессора, Андрей Камаев, быстро открыл шкаф. Накапал в мензурку валерьянки, разбавил водой и заставил ее выпить. Когда она немного успокоилась, принялся утешать:

— Степаныч отойдет. Ты же его знаешь! Не принимай его слова к сердцу. Знаешь, сколько раз он меня выгонял из операционной? Не счесть! Пойду, взгляну, что там и тебе скажу. Да не трясись ты! Выживет твой Сергей, вот увидишь!

Заглянул в операционную через стекло и присвистнул:

— Ольховский сам оперирует!

Женька подняла голову:

— Как сам? Он же аппендицит всегда студентам поручает.

— Он, когда ты убежала, сказал, что случай сложный. Может из–за этого сам оперирует?

Андрей долго молчал, наблюдая, потом снова обернулся:

— Профессор отвалил. Твоего мужа наши девчонки зашивают, а он командует.

В дверях появился Ольховский. Ворчливо сказал:

— Камаев, ты никак бездельничаешь? А ну–ка, марш в операционную, поможешь там убраться!

Подошел к Жене и устало опустился рядом на кушетку. Стащил перчатки и бросил на стол:

— Стар я стал… Прости меня, девочка! Зря на тебя накричал. Родства вашего не учел. Уверен, что будь ты одна, все бы сделала как надо. Я все понял, только задним числом…

Женька уткнулась профессору в плечо. Глотая слезы, спросила:

— Как Сергей?

— Успели вовремя. Еще бы две–три минуты и лопнуло, а там и сама знаешь… Исход непредсказуем.

— Я могу побыть возле него?

— Да сколько хочешь. Только не плачь больше. Не выношу женских слез!

Женька рассмеялась и, чмокнув декана в щеку, исчезла за дверью. Николай Степанович покачал головой:

— Стрекоза! Что значит любовь!

Но вначале Женька позвонила в автомастерскую, рассказала об операции и попросила Власыча присмотреть за домом. Объяснила, где лежат запасные ключи. Старик пообещал ей «все исполнить в точности».

Когда Сергей открыл глаза, рядом сидела Женька в белом халатике и шапочке. Она держала его за руку. Лицо жены было опухшим от слез, но она радостно улыбнулась, едва он открыл глаза:

— Сережа! Все хорошо. Тебя прооперировали.

Он тихо спросил:

— Ты?

— Сам Ольховский. Я бы и занозу в тот момент не смогла вытащить.

— Что со мной было?

— Гнойный аппендицит. Еще бы немного и…

Женька еле сдержалась, чтобы снова не разреветься. Он попросил:

— Надо бы в мастерскую позвонить.

— Я уже позвонила. И Власыча попросила за домом приглядеть. Ты не беспокойся. Машину я перегнала на профессорскую стоянку. Мне Ольховский разрешил. До нее всего сто метров от общаги и никакого разрешения не потребовалось.

— Ты же вроде не умеешь водить?

— Кто сказал? Я еще на первом курсе права получила. Знаешь, как меня инструктор звал? «Дьяволенком».

— Долго мне здесь лежать придется?

— Не раньше чем через две недели выпишут. И то, если осложнений не будет.

Зотов хотел повернуться и не смог:

— Что это я привязанный?

— Чтоб не повернулся случайно. Швы могут разойтись. До утра полежишь так.

— А сейчас сколько времени?

Женька выглянула в коридор:

— Два ночи.

— Тогда почему ты не спишь? Иди отдыхай.

— Я и здесь могу прилечь. Ребята кушетку сюда притащили… Меня сегодня Ольховский чуть с курса не вышиб. Понимаешь, когда оперировала незнакомых людей, руки не дрожали. Но тут был ты! Я скальпель выронила и сказала, что не могу. Профессор так кричал! А потом выгнал из операционной. Неужели я не смогу быть хирургом?

Он уверенно произнес:

— Сможешь! С тобой рядом были люди и ты могла рассчитывать на их помощь. А помнишь, как всего полгода назад ты осматривала мне ребро? За спиной у тебя никого не было. Ты могла надеяться только на себя. В экстремальной ситуации ты сделаешь все, как надо. Я уверен в этом!

Женька задумчиво сказала:

— Знаешь, почти тоже самое мне сказал Ольховский после операции. В боку болит?

— Немного. Есть очень хочется.

— Твердую пищу тебе пока нельзя. Я сварила кисель на молоке и клюквенный. Будешь? Только совсем чуть–чуть.

— Давай, а то ведь умру с голоду!

Через десять дней практика у студентов закончилась. Все начали разъезжаться на каникулы. Женька упросила Ольховского выписать мужа, пообещав, что будет заботиться о нем сама. Ей очень хотелось домой. Профессор немного поартачился, а потом все же выписал Сергея.

Женька собрала все свои вещи в общежитии, покидала их в багажник «Москвича» и подъехала к самому корпусу больницы. Помогла мужу спуститься вниз и усадила на переднее сиденье. Она вела машину осторожно, старательно объезжая выбоины на дороге. Сергей долго молча наблюдал за ней, а потом спросил:

— Ты всегда так водишь?

— Нет. Только сегодня. Нельзя, чтобы тебя растрясло. Швы еще слишком слабы и бандаж может не помочь. Как–нибудь потом я покажу тебе свою езду.

Каково же было удивление Зотовых, когда на своем доме они снова увидели свежую краску, а в доме встретили Власыча с топором в руке. Когда они вошли, старик стоял у стола, сжимая топорище. Сергей спросил: