Генри Вуд - Замок Ист-Линн

— Я не уверен, что правильно понял Вас, мисс Карлайл. Разумеется, она умерла.

— Когда Вам сообщили о катастрофе. Вы, я полагаю, послали запрос, чтобы удостовериться в точности этой информации и узнать подробности?

— Это был мой долг. Больше это сделать было некому.

— Так Вы абсолютно уверены в том, что она умерла?

— Ну разумеется. В ту же самую ночь. У нее были чудовищные раны.

Мисс Карлайл задумалась. Однако же, вскоре она снова заговорила об этом, словно ее не окончательно убедили слова графа.

— Вы уверены, что тут нет никакой ошибки? Вы уверены, что она мертва?

— Так же, как в том, что мы с Вами живы, — решительно и со всей искренностью ответил граф. — А почему Вы спрашиваете об этом?

— Мне внезапно пришло в голову… сегодня… узнать, в самом ли деле она умерла?

— Если бы даже тогда произошла ошибка, я скоро узнал бы об этом по состоянию счета, на который я положил определенную сумму для нее. С него больше никогда не снимали денег. Кроме того, она бы мне написала, как мы условились. Увы, она мертва, бедняжка, вне всяких сомнений, и все ее грехи исчезли вместе с ней.

Это звучало убедительно, и мисс Карлайл поверила веским доводам графа.

На следующее утро лорд Вейн, Люси и Уильям бегали наперегонки по лужайке, причем виконт до этого присоединился к мадам Вин за завтраком, даже не спросив ее разрешения.

Уильям скорее притворялся, что бегает, нежели в самом деле носился по траве; вскоре у него совершенно сбилось дыхание. Лорд Вейн дал Люси «фору» и обогнал ее на финише. Перед забегом он сказал, что она поцелует его пять раз, если проиграет. Она возразила, что и одного раза будет вполне достаточно, но он сумел настоять на пяти. Леди Изабель завладела маленьким Арчибальдом и сидела в серой гостиной, держа его на коленях и прижимая к себе с такой нежностью, на которую способна не всякая мать, когда вошел м-р Карлайл.

— Можно войти незваному гостю, мадам Вин? — воскликнул он с обаятельной и добродушной улыбкой.

Она опустила мальчика на пол и встала; лицо ее горело, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Арчи немедленно умчался к старшему брату и сестре, резвившимся на травке.

— Садитесь же, Бога ради, — сказал м-р Карлайл, присаживаясь напротив нее и, без сомнения, любуясь ее очками в черепаховой оправе. — Как Вам Уильям? Я, собственно, пришел для того, чтобы поинтересоваться Вашим мнением о его здоровье.

Она прижала руку к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца и хоть немного успокоиться, прежде чем заговорить. Еще бы: она впервые оказалась с ним наедине.

— Все по-прежнему, — прошептала она, но потом, набравшись смелости, заговорила более открыто:

— Насколько я поняла, Вы как-то говорили, сэр, что покажете его другим врачам?

— Именно так. Я собирался свозить его в Линборо, к д-ру Мартину — кстати, он и развеялся бы немного — но на меня свалилось такое множество дел, что об этом просто некогда было подумать. Теперь я и сам не знаю, когда освобожусь.

— Позвольте мне свозить его, сэр, — просяще воскликнула мадам Вин. — Право же: мне кажется, нам нельзя терять время. Какие у Вас могут быть возражения? — быстро добавила она. — Вы можете смело доверить его мне.

М-р Карлайл улыбнулся.

— Я доверяю и ему, и Вам, — воскликнул он, — и полагаю, что это хорошая идея, при условии, что для Вас это не будет слишком хлопотно.

Слишком хлопотно! Когда на карту поставлена жизнь ее сына!

— Разрешите нам съездить сегодня, — попросила она, дрожа от нетерпения.

— Я спрошу, не нужна ли миссис Карлайл коляска с пони, — ответил он. — В ней будет гораздо удобнее, чем в переполненном железнодорожном вагоне.

Сердце ее зашлось от боли, когда он выходил из комнаты. Что же: капризы миссис Карлайл дороже, чем жизнь ее ребенка? После непродолжительной, но яростной внутренней борьбы она покорно сложила руки на коленях: разве так она собиралась нести свой крест? В последнее время она частенько задавала себе этот вопрос.

М-р Карлайл вскоре вернулся.

— Коляска с пони в Вашем распоряжении, мадам Вин. Джон отвезет вас в «Ройал», отель, в котором я всегда останавливаюсь во время поездок в Линборо; доктор Мартин живет неподалеку от него. В отеле можете заказать, что пожелаете: все это запишут на мой счет. Может быть, стоит там же и пообедать, чтобы Уильяму не пришлось слишком долго ждать обеда в пути.

— Хорошо, сэр. Благодарю Вас. Во сколько мы можем выехать?

— Как только пожелаете. Скажем, в десять часов? Вас устроит это время?

— Вполне, сэр. Большое Вам спасибо.

— За что? — рассмеялся м-р Карлайл. — За то, что Вы отправляетесь в весьма хлопотную для Вас поездку? Кстати, врачу причитается одна гинея, — сказал он, доставая кошелек.

— Право же, не стоит, — торопливо перебила она его. — Я хотела бы заплатить сама.

М-р Карлайл немало подивился такому предложению. Он молча положил на стол монеты достоинством в соверен и шиллинг. Мадам Вин густо покраснела: как она, гувернантка, могла забыться подобным образом?

Бедная, несчастная леди Изабель! Она вспомнила в это утро, как когда-то, много лет назад, ей были выделены три золотых соверена лордом Маунт-Северном, а другой человек щедро оставил бедняжке банкноту в сто фунтов. Тогда он любил только ее, любил, хотя об этом еще не было сказано ни слова. А теперь… и сердце ее пронзила острая боль.

— Вы можете напомнить доктору Мартину, что мальчик сложением пошел в мать, — продолжал м-р Карлайл, и лицо его осветилось на мгновение. — Возможно, это поможет ему при лечении. Он, кстати, сам говорил об этом, когда приезжал лечить его, год или два назад.

— Да, сэр.

Он ушел завтракать, а она бросилась в свою комнату и залилась слезами горя и отчаяния. Как она любила его теперь, как она жаждала его любви! Но теперь им уже никогда не воссоединиться: она для него — хуже, чем пустое место!

Тише, тише, миледи! Разве так несут свой крест смиренные страдальцы?

М-р Карлайл говорил речь перед избирателями с балкона «Оленьей Головы», старинного, внушительного вида здания, в котором не было отбоя от постояльцев в славные, хотя и давно минувшие, времена почтовых лошадей. На старинном просторном балконе, выкрашенном зеленой краской, было вдоволь места для всех его друзей. М-р Карлайл был прекрасным оратором, слова которого ласкали слух и проникали в самое сердце слушателей. Впрочем, даже если бы он говорил с набитым ртом, заикался и запинался на каждом слове, приветственные крики и овации раздавались бы с такой же силой. М-р Карлайл был чрезвычайно популярен в Вест-Линне, даже без речей и возможного членства в парламенте. С таким же редким единодушием сплотился Вест-Линн против сэра Фрэнсиса Ливайсона.