Николай Новиков - Предвыборная страсть

— Сразу же… значит, в два часа он уехал домой?

— Да. Илья Олегович надеялся, что к этому времени Борис Васильевич встретится с вами и постарается убедить вас не отключать энергию, сделать исключение если не для «Импульса», то хотя бы для него лично.

— Пока не убедил!

Тревожная догадка холодной змеей обвила сердце. Борис освободился в два часа, но до сих пор не вернулся домой… Не гуляет же он по улицам в такую отвратительную погоду! Ну, и как это понимать?

Бывший депутат Государственной Думы Владимир Александрович Вашурин с тоской оглядел стены своего домашнего кабинета: все это прошлое. Неуклюжий письменный стол, громоздкие шкафы с книгами. С книгами, которые он уже никогда не прочитает. Любимые давно стоят на красивых, современных стеллажах в служебной квартире в Москве. Там кабинет украшает медвежья шкура, оленьи рога на стене, ружье, кинжалы; там современная мебель, аппаратура, компьютер… А за окнами — Москва! Там.

Здесь же — ничего близкого, дорогого сердцу. Ну, жил, ходил на службу, был не последним человеком в городе — третий секретарь горкома партии, — отвечал за промышленность и строительство. На большее не рассчитывал — наверху знали о его пристрастии к шикарным застольям с девочками за чужой счет. Когда КПСС запретили, особо не печалится, стал главным инженером на радиозаводе «Импульс», где первый секретарь, Илья Олегович Стригунов, стал директором. Но опять-таки ощущение, что это потолок его карьеры, не давало покоя. А когда в конце 92-го встал вопрос, кого выбрать мэром города, и Стригунов отдал предпочтение Валерии Агеевой, бывшей до запрета КПСС первым секретарем горкома комсомола, и поддержал ее на выборах, Вашурин не на шутку обиделся, Ладно бы народ выбрал какого-нибудь бородатого придурка из новоявленных демократов, так ведь нет! Сами решали этот вопрос — и решили!.. Главой двухсотпятидесятитысячного города стала самая младшая в партийной иерархии, самая молодая — тридцать лет. Да к тому ж и баба!

Политика Стригунова была понятна: хоть и молодая, а из наших; к тому же деятельная, энергичная, с людьми умеет работать. Конечно, руководить городом ей рановато, но это и хорошо. Пусть тащит этот воз в самое дрянное время, надорвется, наделает ошибок, народ озлобится и скоро сам позовет своих прежних начальников. Как ошибся многоопытный Илья Олегович! Агеева за четыре года самого дрянного времени не только вытащила «этот воз», но и так укрепила свой авторитет, что народ и думать забыл о бывшем хозяине города и его приближенных. Теперь Стригунову даже локти кусать поздно!

Так ему и надо, старому кретину! Он еще раз ошибся. Но то была уже приятная для Вашурина ошибка. Осенью 93-го, после разгона Верховного Совета, встал вопрос, кого из своих выставить кандидатом в Государственную Думу. Стригунов тогда еще был силен, старые связи — великое дело, еще и Агеева прислушивалась к его мнению, не говоря уже о прочих новых руководителях. Хотел Илья Олегович сам перебраться в Москву, но побаивался. Горящий Белый дом, арестованные депутаты, перепуганный, трясущийся председатель Центризбиркома на экране телевизора (лучше б ты сидел под кроватью, господин хороший!) — все это напоминало кипящий котел; и ему, умудренному опытом, не следовало бросаться туда. Стригунов решил подождать: пусть остынет, устоится; тогда и можно будет менять Прикубанск на Москву. И поддержал кандидатуру Вашурина. Но не просто так, а с условием: давай, Володя, пару годков позаседаешь там, а потом поменяемся. Ты — сюда директором, я туда — депутатом. На том и порешили.

Но теперь Вашурин и не думал уступать свое депутатство Стригунову. Быть директором завода, пусть и большого, и с рентабельным производством, в каком-то паршивом Прикубанске?! Поищите других придурков, Илья Олегович! Кто вкусил власти, никогда от нее не откажется по доброй воле.

Воистину магия! Специальные самолеты, вежливые консультанты: «Владимир Александрович, с этой страной у нас вот что хорошо, а вот здесь разногласия, в этой отрасли выгодно сотрудничать, а в этой и без них обойдемся…» Солидный государственный человек Вашурин задумчиво кивал, сосредоточенно щурился и наконец важно изрекал: «Да-а? Ну что ж, мы их, так сказать, постараемся убедить, что теперь ситуация изменилась, негоже нашим народам с подозрением смотреть друг на друга…» А какие отели, какой сервис, какие приемы! Какие женщины… На женщин, правда, только смотреть можно, но лучше смотреть в Буэнос-Айресе, чем трахать в задрипанном Прикубанске!

Глаза б не смотрели на этот убогий городишко.

…Две недели осталось до выборов. И с каждым днем все яснее становится: повторить свой успех 93-го года вряд ли удастся. Дело даже не в Стригунове, который нынче сам рвется в депутаты и не только не оказывает поддержки своему бывшему главному инженеру, но и вставляет палки в колеса, где только можно это сделать. Стригунов — тоже прошлое. Владимир Вашурин, член Политсовета Народно-Трудовой партии России (НТПР), сегодня является выдвиженцем крупной финансово-промышленной структуры, не скупящейся на деньги для своих кандидатов. Но и с такой поддержкой рассчитывать на успех не приходится.

А все потому, что время изменилось, и проклятая комсомолка, Лера Агеева, повсюду опережает и его, и Стригунова! И в городских избирательных участках, и в сельских. Везде ее знают, везде уважают, везде собираются голосовать за нее. Прямо чертовщина какая-то! Была тупой и исполнительной, как все комсомольские вожаки, испуганно кивала, глядя на Вашурина своими огромными зелеными глазищами (правда, так и не дала, ни разу! Упрямой оказалась, стерва!). На Стригунова смотрела с глубочайшей преданностью и готовностью служить верой и правдой. И вдруг выясняется: обскакала их обоих, да так далеко — не догонишь!

А что, собственно, случилось? Чем она так подкупила избирателей? Некоторые ее поступки кажутся просто бредом сумасшедшего. Но, может быть, именно это и нравится людям?

Вашурин нагнулся, достал из нижнего ящика стола кассету со штампом на коробке и размашистой надписью: «Мэр. Аутодафе. Ноябрь 1992-го», вставил кассету в видеомагнитофон, плюхнулся в пыльное кресло и стал смотреть.

На экране телевизора поплыли темно-серые осенние тучи. Раздался негромкий голос корреспондента:

«Вторую неделю серая бетонная стена без конца и края угрожающе низко проплывала над городом Прикубанском, ощетинившимся ненадежными крышами домов и домишек да сухими, острыми верхушками южных тополей. Вторую неделю жители города не видели неба, чувствовали себя оторванными от Бога, не ведая, что Бог за бетонной, медленно плывущей плитой не смотрел на этот город и всю эту страну уже сто лет. Тяжелый от сырости ноябрьский ветер буйствовал на улицах, гонял по их лабиринтам волны невидимой, лишь осязаемой влаги, раздавал пощечины прохожим, срывал шапки и шляпы, и мужчины глухо матерились, прикрывая лица ладонями; проникал под юбки, пальто и кофты, и женщины становились холодны и нервозны, валил с ног детей, и они громко плакали.